|
|
От
|
И. Кошкин
|
|
|
К
|
Siberiаn
|
|
|
Дата
|
10.05.2001 01:57:44
|
|
|
Рубрики
|
WWII; Армия; 1941;
|
|
Уже пришел. Пиндец Юровицкому, хотя он один из моих любимых мышов
Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!
После недолгой возни с сайтом Вовы Юровицкого я таки залез конкретно на ту страничку, где он приглашает всех помянуть павших в Ленинграде, почитав его повестушку "Пулковский меридиан": http://www.yur.ru:8101/art/story/pul_meridian.htm
В самом верху странички идет следующая надпись про девушку, вбегающую в кабинет гинеколога. Я вспоминаю, кто именно приглашает меня помянуть и удерживаю себя от попытки разбить дорогостоящий монитор. Это же Вова. Первый контролер спермовыброса в России. Я уже готов к тому, чтобы услышать о проблемах мужского гомосекса в условиях блокады...
Начало не разочаровывает:
"Пальцы плотно сжимают ее и передвигаются по обложке, как у слепого, пытающегося вылепить в своем пустом взоре незнакомый, но важный для его существования предмет."
Речь идет о книжке, но для Вовы это неважно он стареет и готов даже книге заглянуть между страниц и плотно ее сжать пальцами.
Идем далее. Это так Вова описывает воспоминания блокадного мальчика: "А может быть пред ним стоит плотно засевшая в окончаниях памяти картина прохладного предбанника, и он сидит уже чистенький и влажно-прохладный, и перед ним стоит мама, маленькая и молодая и тоже звонко-чистая, с длинным потоком неуложенных волос и наливает ему лимонад, и лимонад щиплет небо и дает такую приятную отрыжку, и этот запах лимонада, его вкус, память об этой бутылке будут всплывать всегда при воспоминании о прошлой, такой хорошей и такой светлой довоенной жизни… А мама придерживает стакан и щекочет его, и ему самому так и хочется обхватить и обнять свою молодую мамочку, которой никто не верил, что он ее сын – такой она была маленькой и молодой, и ей говорили – какой у нее хорошенький братик…"
Дальше идут размышления на тему, что сделало из обезьяны человека. Если бы это написал не Юровицкий, может быть и сошло бы за обычный треп, но когда это пишет он - хочется оттереть сало с пальцев. Идет всяческий поток сознания, долженствующий убедить читателя, что эта тема близка автору не менее, чем тюремный гомосекс или моносекс космический...
"А затем был долгий путь на восток через всю Россию, Урал и Сибирь. От хорошего питания дети совершенно лишались сил, и лежали на полках, и почти не поднимались, и он запомнил, как его лучший друг Ленька, с которым он проведет много лет вместе в одном детдоме, какал в ладошку и плакал, показывая руку нянечке, потому что он не мог даже дойти до туалета."
Вовочка Юровицкий не знает, что в теплушке нет туалета, есть ведро. Что когда больные не в силах встать с места, они ходят под себя. Вовочке надо оттенить свою гениальность показом натуралистически шокирующих сцен. Далее идут речи о ненависти, окружившей город бронзой...
Но финал добивает. От финала хочется плакать. В. Юровицкий переплевывает самого себя:
"Последняя строчка: “октябрь 1941 г. - декабрь 1942 г.”. Я захлопываю этот кусок блокадного Ленинграда, кусок его борьбы и страданий. Ставлю ее на полку. На Пискаревском кладбище на братской могиле стоит женщина, как памятник людям, погибшим во время блокады. А у меня на полке стоит тоже маленький монумент - тем, кто создал, и тем, кто хранил и читал эту книгу в те страшные годы - книга
ВЕРА ИНБЕР
ПУЛКОВСКИЙ МЕРИДИАН
1942
Ленинград
И внезапно я начинаю ощущать и себя самого памятником тем, кто спас тебя, когда маленький мальчик шел по мертвому блокадному Ленинграду, и несколько шагов отделяло его от тех, кто покоится ныне в братских могилах его родного города."
Вова ощущает себя памятником... Ну что же, в дурку его теперь не посадят. Он даже имеет выход в Интернет. Он даже осмеливается выдавать свою пачкотню на ТАКИЕ темы. Но мы то помним, кто он такой. И о чем писал раньше. Так что пусть ниспровергатель Эйнштейнов, определитель неправильности работы компьютеров, автор проекта сексиндустриализации России катится подальше. И не трогает сальными лапами одну из величайших трагедий нашего народа.
И. Кошкин