К слову сказать, уши ЦРУ на этом этапе истории торчат из-за каждого куста. В 1957 году, как раз тогда, когда профессор Фейнсод обрабатывал хранившийся у ВВС «Смоленский архив», об этом «уникальном комплексе документов» была опубликована небольшая статья. Автором ее был Дж. Армстронг. Человек это довольно известный; в начале 60-х годов он, опять-таки, по заказу ВВС США, напишет монографию о советских партизанах и о том, как с ними следует бороться – в ближайшей перспективе. Хранился «Смоленский архив» на базе ВВС в городе Анн-Арборе, где впоследствии по нему вышла еще одна монография. А еще там вышла не менее специфическая книга советского разведчика-перебежчика генерала Александра Орлова «Руководство по ведению разведки и партизанской войны».
Файнсод, в соответствии с заказом обрабатывал коллекцию достаточно своеобразно. Так, например, дело 178 описано как содержащее письмо Сталина и Молотова, с инструкциями «всем учреждениям по поводу арестов и депортации владельцев мелкой частной собственности». В течение двадцати лет американские советологи приводили этот документ (как и прочие из «Смоленского архива») исключительно со ссылкой на монографию Файнсода и опись; в 70-х годах, однако, молодые исследователи, начавшие работать с коллекцией, обнаружили, что в деле 178 действительно хранится письмо Сталина и Молотова – вот только на самом деле оно содержит указания об освобождении незаконно арестованных. Случай, характерный не только для «Смоленского архива», но и для американской советологии в целом.
В 1955 году «Нью-Йорк Таймс» поведала своим читателям, что американские власти, оказывается, располагают уникальным комплексом документов русских. Немцы, оккупировавшие Смоленск, перед своим отступлением вывезли из города архив местного комитета коммунистической партии; впоследствии, этот архив попал в руки американцев. Уникальный «Смоленский архив», писала газета, дает возможность получить честные и правдивые данные о жизни в Советском Союзе; эта жизнь чрезвычайно напоминает ту, что описана в знаменитом романе Оруэлла «1984». Мы знаем, что в тоталитарном СССР ученым запрещен доступ к архивам собственной страны, с издевкой продолжала «Нью-Йорк Таймс»; что ж, теперь, мы можем пригласить их к нам и предоставить материалы, «бесценные для обучения советских людей их собственной истории».
Вряд ли на проходную статью «Нью-Йорк Таймс» в Москве обратили внимание; меж тем, через некоторое время вокруг «Смоленского архива» поднялся большой шум. В 1958 году в Нью-Йорке вышла монография Фейнсода «Смоленск под властью Советов», основанная, как указывалось автором, на документах «Смоленского архива». При прочтении работа, производила весьма гнетущее впечатление. Тенденциозность прессы была очевидна; подчеркивавшаяся «научность» монографии внушала в широкой аудитории доверие. К слову сказать, в «смоленском архиве» имелись черновики антисоветской книги о коллективизации, готовившиеся еще специалистами Розенберга. А потом эти черновики исчезли – судя по всему, их использовал Фейнсод для своей монографии. Что, в общем-то, неудивительно.
Пропустив удар, Москва попыталась спасти ситуацию, объявив, что документы, на которых основывалась монография Файнсода, являются результатом деятельности американских спецслужб; для периода «холодной войны», впрочем, это была типовая реакция и потому особого внимания она не вызвала. Напротив, советские обвинения прибавили интереса к «Смоленску под властью Советов»; ссылаться на нее стало среди советологов признаком хорошего тона; с самим «Смоленским архивом», впрочем, западные исследователи предпочитали не работать. В 1963 году Государственный департамент США даже изъявил согласие возвратить «Смоленский архив» его законному владельцу – Советском Союзу. В Москве оценили ситуацию совершенно правильно и от «архива» отказались.
Постепенно «Смоленский архив» как-то позабылся. Американские советологи, конечно, ссылались на него, однако не использовали; лишь в конце 70-х годов молодые исследователи обратились к этому комплексу документов. На его основе было написано несколько статей и исследований; впрочем, скрывать тот факт, что значение «Смоленского архива» было несколько преувеличено, уже было невозможно.
«Смоленский архив» начитывает всего 538 дел; сравнение с тем, что осталось в СССР, в корне убивает всякие утверждения об «уникальности» и «репрезентативности» «Смоленского архива». Более того, некоторые дела имеют весьма нетривиальное для партийного архива содержание. Дело 264, например, содержит журнал «Плодово-ягодное хозяйство» за 1933 год. Казалось бы, причем здесь партком? В других делах хранятся имевшиеся в любой советской библиотеке опубликованные стенограммы и резолюции партсъездов, центральные и местные газеты, бюллетени Всесоюзной Ассоциации пролетарских писателей за 1926 год и Комитета транспортников за 1929. Это, впрочем, еще не конец; дело 505 содержит записи белорусских частушек, а дела 484, 486 и 490 и вовсе – историко-географическую характеристику Биробиджана. Добавим, что ряд документов вообще не относится к Смоленской области; в фонде можно встретить документы из Брянска, Калужской, Псковской и Тверской губерний.
Наличествуют в «Смоленском архиве» и документы, которые в принципе не могли появиться в партархиве. Дело 480 содержит антифашистские плакаты периода Великой Отечественной войны, которые в архив, захваченный немцами в июле 1941 года, появиться не могли. Дело 478 хотя и содержит документы 1934 – 1937 годов, подшито в немецкую папку времен войны и украшено немецкой надписью с датой – 2 июля 1943 года. Наконец, дело 496 представляет собой антисоветскую брошюру, датируемую по содержанию не ранее 1943 года.
При всем этом коллекция систематизирована плохо. «“Смоленский архив” организован плохо, - без особых экивоков пишет Дж. Гетти. – Ученые, привыкшие к работе с хорошо и качественно составленными архивными каталогами, будут разочарованы». Положение тем более странное, что значение «Смоленского архива» для американских советологов, как утверждалось, было огромным; казалось бы, что коллекция должна быть идеально систематизирована, чтобы с ней можно было работать. С другой стороны, если с документами коллекции собираются не работать, а лишь использовать их в качестве «научного» обоснования пропаганды, то слабая систематизированность не просто объяснима – она оказывается необходимой; в конце концов, рыбу лучше ловить в мутной воде.
Краткий вывод таков – информационная ценность «Смоленского архива» весьма мала, однако американцам удалось сделать вид, что она огромна и построить на этом мифе целую науку советологию. В 2003 г. «архив» передали в Россию, и у меня есть нехорошее подозрение, что вместо того, чтобы хранить как есть и исследовать как памятник одной из операций спецслужб периода «холодной войны», «архив» сейчас уничтожают (разделяют дела).
