Re: Не хуже "Штрафбата".
22.VI.1941 года. 13 часов
>В городе паника. Не успел Молотов кончить речь, как уже образовались очереди в сберегательные кассы и за продуктами, как будто бы враг уже на подступах к Крыму. «Патриоты» колхозники уже в 2 часа дня подняли цены на продукты на 100%. Везде лихорадочный обмен мнениями.
Не успел Молотов выступить, как началась паника…..
>Жалко смотреть на моих соотечественников, настолько у них растерянный вид и пришибленные фигуры. Неужели и я так же выгляжу? — это было бы позором.
>Ту же растерянность наблюдаю и сегодня: говорят о непобедимости немцев, о глубокой продуманности их планов, о приукрашивании положения нашим правительством, об измене руководителей армии, о движении немцев на Москву и на Симферополь.
>Невежество обывателей, непонимание географических расстояний и этнографии — возмутительно до отвращения, до гадливости. Прошло почти два года поднятой немцами войны, а меня спрашивают: чей город Лондон? И — за нас ли Англия и Италия? (!!!) Честное слово — правда!
Особенно если принять во внимание, что полтора года все газеты и радиопередачи были заполнены сообщениями о войне в Европе.
>Вот евреи — другое дело. Я дружу с многими евреями. Евреи прекрасно разбираются в политике и не спрашивают, где Америка, но тотчас ставят вопрос: пойдут ли их дети на войну? Страх перед немцами у них велик.
Да это не бестолковый и безграмотный ванька.
>Говорят чаще всего на тему: Германия договаривается с Англией, чтобы покончить войну за наш счет. Заявлению Черчилля о совместных с нами действиях просто не верят: англичане якобы обманывают нас. Полное невежество в политике
>24.VI.41
>Колхозники «патриотически» поднимают цены на продукты. Все знают гнусную антипатриотическую жадность колхозников, и потому появившиеся слухи о введении нормирования продуктов подхватываются с радостью.
>Говорят так: «Если колхозников не осадить, то они заморят нас, горожан, голодом. Правительство должно и обязано взять в свои руки полный контроль над производством, хранением и распределением продуктов и установить незыблемые цены».
А если учесть, что большая часть армии состоит из колхозников, так ненавидящих Советскую Власть, становится понятно, почему так плохо на фронте.
>Везде роют щели и окопы на случай воздушных бомбардировок. Имел разговор с Н. (не знаю фамилии). Эта выжившая из ума кляча сохранила про себя дикие представления: «Если бы правительство возвратило частную собственность, тогда появился бы настоящий патриотизм»...
Прямо, как в наше время.
>Уже давно мне бросилось в глаза, что из всего населения Симферополя татары держат себя наиболее спокойно при разговорах о войне.
Не то, что эти трусливые русские
>2.XI.41
>«Немцы непобедимы» — вот всеобщее убеждение.
>Все думают только о том, что будут делать немцы с нами: обратят ли нас в рабство или дадут «свободную жизнь». В том, что немцы обратят нас в своих работников и даже в рабов, убеждены многие, но все надеются, что при немецком рабстве можно будет хоть как-нибудь «жить».
>По пути на службу я встречаю немецких мотоциклистов, автомобили. Валяются трупы убитых подростков, вышедших с ружьями стрелять в немецкие танки. Бедные мальчики! Они так же, как и я, верили в победу родины, иначе они не подумали бы о том, что надо выступать с оружием в руках.
>Так возле трупов и лежат их ружья и рассыпанные патроны. Поразительна меткость немцев: у убитых только по одной ране — на лбу или в сердце. Населения не видно: все в панике бегут с главных улиц.
>3.XI.41
>У меня из памяти не выходят мальчики, убитые немцами на улице Карла Маркса. Один из них имел рану во лбу. Рана была разворочена, очевидно, немцы применяют разрывные пули. Разрывные пули легкую рану делают тяжелой. Не убитый, а только раненный разрывной пулей не только выбывает как боец, но на всю оставшуюся жизнь делается калекой, выбывает из числа трудоспособных людей и обрекается на жалкое несчастное существование.
>У нас во дворе объявилось два «героя», это Петя Д. и Ваня Ш. Обоим лет под сорок, оба избавились от приказа в армию, Петя не знаю каким путем, а Ваня симуляцией сумасшествия, оба пьяницы. Разница между ними та, что Петя — отъявленный пьяница, а Ваня — горький пьяница.
>31-го октября и первого ноября Петя и Ваня, как орлы, набросились на соседний винный склад. Тащили они водку и плохое вино. Но, очевидно, они не обладают пороком стяжания, так как, перенесши четыре ведра выпивки, не пожелали больше трудиться, а начали наслаждаться добытым «сколько душа принимает». Но, имея в виду, что «душа их принимает много», Петя и Ваня заставили своих жен продолжать хищение вина, так как им самим было некогда: они пробовали вино.
>К ночи с 1 на 2 ноября Петя ощутил прилив необычайного мужества. Он захватил >красноармейскую винтовку с несколькими сотнями патронов, расположился у ворот нашего двора и, окруженный подростками и восхищенными детьми, начал стрелять в звездное небо. Стрелял он долго, всю ночь, с вдохновением, с боевым кличем. Из милости он позволял и подросткам пострелять из своей винтовки в то время, когда приходилось подогревать мужество глотком вина.
Если проявляется героизм, то только спьяну.
>Убегавшим с великой растерянностью красноармейцам Петя кричал: «Эх вы, трусы! Не умеете вы сражаться! Вот я покажу вам, как я сражаюсь: один выйду против немцев и буду расстреливать их до последнего патрона!» Бедный Ваня за эту ночь несколько раз засыпал, отуманенный винными парами, но просыпаясь, шел к другу пострелять и вместе выпить.
Но есть и разумные люди:
>Не следующий день сосед шофер, еврей, спрашивал: «Что это за сумасшедший стрелял всю ночь? Наша семья из-за него не спала всю ночь и мы лежали на полу, боясь, что пули залетят к нам». Вчера и сегодня Петя и Ваня продолжали пить. Петя самодовольно говорит: «И настрелялся же я — от пуза!» Винтовка брошена в уборную. У Пети осталось еще настолько благоразумия, что он не отдал ее просившим у него подросткам.
>Появился первый немецкий приказ о казни 50-ти человек населения, если будет убит один немец. Этот приказ увеличивает ужас. Но уже громко со всех сторон раздаются злобно-торжествующие голоса обывателей: ругают советскую власть, прославляя немцев как наших «спасителей». А в некоторых домах устраиваются пение и пляски под патефон; какой-то сосед обнимает немца; сосед М., очень глупый человек, ораторствует на тему о том, что немцы дадут нам сытую жизнь. И его слушают, и ему поддакивают.
Вообще большинство окружающих кажутся мне очень глупыми людьми. Не спятил ли я с ума? Ведь еще так недавно я не считал этих людей глупцами. Но вот и нечто грозящее бедной моей семье. Соседки, сестры П., просто захлебываются от радости и громко-злобно-торжествующе угрожают жителям двора «выдать всех» немцам за советские симпатии. Сестер П., бывших раньше большевичками и активистками, ненавидел весь двор, все их сторонились, не разговаривали с ними.
Теперь же, когда они перекрасились в немецкий цвет, их стали просто бояться, и многие соседи (у нас во дворе до ста жильцов) стараются подружиться с ними. Моя сватья тоже боится их, но настолько презирает, что по-прежнему не пускает их на порог квартиры.
>Все они как сговорились, твердят одно: «За что воевать? У нас не было родины, у нас была нищенская жизнь, у нас было рабство».
>С кем бы я ни говорил — все без исключения убеждены в том, что все советские войска разбиты, что страна осталась без сил, что сопротивление жалких остатков армий бессмысленно. «Надо подчиниться немцам» — вот всеобщий вопль. «Подчиниться скорее, сразу, подчиниться безусловно — тогда, может быть (!), немцы окажут хоть какую-нибудь милость».
>Мало того, уничтожаются документы о службе, трудовые книжки, похвальные отзывы о работе. Все это делается из страха перед доносчиками, которые могут обвинить своих >знакомых в советских симпатиях, а за советские симпатии немцы, по слухам, будут наказывать вплоть до казни. И действительно, в желающих доносить — предавать нет недостатка.
>С отвращением, с гадливостью смотрел я на заискивание моих сограждан перед немцами, на их стремление брататься со своими завоевателями. Особенную гадливость во мне возбуждают женщины: уже 4 ноября наиболее красивые и выхоленные женщины гуляли с немецкими офицерами, подчеркивая свою интимную близость с ними.
>Женщины — жены советских бойцов — зазывают к себе на квартиры немцев и предоставляют себя в их распоряжение.
Не хуже "Штрафбата", правда не раскрыта тема зверств особистов.
С уважением,
