|
|
От
|
Сергей Зыков
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
15.04.2007 14:43:38
|
|
|
Рубрики
|
Прочее; WWII;
|
|
ах, какой был мужчина, ну настоящий эсквайр!
стори с АИФа
Интересно почему 20 уехало, а 15 осталось. Что там у них по анкетным данным
ну каменты читателей к статье, заодно
http://www.aif.ru/online/aif/1380/67_01?comment
Опубликовано на сайте Издательского Дома «Аргументы и факты» ( http://www.aif.ru)
Аргументы и факты, выпуск 15 (1380) от 11 апреля 2007 г.
Адрес статьи: http://www.aif.ru/online/aif/1380/67_01?print
-----------------------------------------------------------
Срок за любовь получили русские жёны офицеров-союзников
«На Лубянке две недели не давали спать и требовали оформить развод. Я сказала, что слишком люблю этого человека…» ОТ ЛЮБВИ несбывшейся остаётся лишь эхо. Дрожащее эхо — до тех пор, пока бьётся сердце.
ПУСТО на дорожках парка старого питерского Дома ветеранов сцены. На дверях комнат — таблички с именами и званиями. И пока идёшь по этому склепу одиночества до таблички с английской фамилией, слышишь эхо замершей любви.
Их было 15. «Русские невесты» — называли их в заголовках английских газет в середине ХХ века. А они одна за другой тихо исчезали из столицы СССР, и снежная метель заметала их следы в лагерях за Уралом, пока их мужья пикетировали на улицах Лондона перед советским посольством.
«Людмила Михайловна Сквайр» — значится на картонной табличке в конце коридора.
Капитанская дочка
«КАК жаль, что я так поздно получил это письмо», — почерк у Питера Сквайра мелкий и чёткий, буквы — как бисеринки. Он отвечает на письмо из СССР, которое задержалось на… 20 лет. И в этой строке — и горечь, и мудрость. И пустота. В которой так свободно поместится эхо прежней любви.
— Вьющиеся волосы, напомаженные усики — он казался даже слишком красивым мне, архангельской девочке за стойкой регистрации гостиницы «Интурист». Тогда в городе было много офицеров армии союзников. Питер целый день ходил по отелю в халате. Я удивлялась, а он, извиняясь, объяснил, что корабль разбомбили немцы, сам он едва остался жив, багаж утонул. До войны он успел закончить 2 курса славистики в Кембридже, а в английскую миссию в Архангельске его прислали переводчиком. Питер был из аристократической семьи, а я — капитанская дочка, простая поморка Хохлина… Почтовый адрес фамильного имения Сквайров на юго-западе Англии помнила наизусть все годы в лагерях.
Две пачки писем с британским штемпелем. Одна — от жениха к невесте, из роз и стихов, времён Второй мировой. Вторая — от поседевшего Сквайра, «твоего чопорного англичанина, который плакал лишь один раз в жизни — когда потерял тебя», — написанная уже в мирное время, которое разлучило их навсегда.
— Питер назвал меня своей невестой, но неожиданно ему пришёл приказ вернуться в Англию. Мы едва успели попрощаться — наутро конвой уходил в Мурманск, оттуда — в английский порт. Полгода после его отъезда не было весточки, и я решила, что он просто забыл обо мне. И вдруг меня вызывает начальник военной миссии Джэк Хадж и протягивает стопку писем: почта на полгода застряла в Мурманске…
Питер Сквайр получил новое назначение в Москву, куда к нему приехала и Люся. Сразу после войны они получили разрешение советского правительства на брак, и весной 1945-го их расписали.
Той весной 35 советских женщин вышли замуж за англичан.
Шура Гринхолдж, Клара Холл, Надя Болтон, Лёля Берк, Роза Хендерсон… Русские девочки с английскими фамилиями. Им по 20 лет, конец войне, в Москве цветёт сирень…
У Гринхолджей не было даже брачной ночи. Мужа срочно отозвали домой после свадьбы. Офицеры прощались с молодыми жёнами на пороге английского посольства, не подозревая, что этот кусочек земли, владение Соединённого Королевства, — отныне единственное безопасное место для их русских жён.
— В Москву приезжал настоятель Кентерберийский, у которого должна была состояться встреча со Сталиным. Девочки ходили к нему, чтобы он попросил отпустить нас.
На следующий день после встречи в Кремле английские газеты вышли с заголовками: «Stalin said yes and 35 happy!» («Сталин сказал «да», и 35 счастливы!») 20 жён улетели в Лондон спецрейсом. 15 остались ждать своей очереди. Они больше никогда не увидели своих мужей…
Джон Берк слал Лёле каталоги мебели, и она отмечала галочкой, что купить. Клара Холл носила под сердцем ребёнка. Месяц за месяцем 15 жён ждали разрешения на выезд, не зная, что давно перестали быть живыми людьми, превратившись в разменную монету холодной войны.
— Нас арестовывали по одной. Первой была Шурочка. Надю и Розу арестовали, когда они в вечерних платьях выехали из посольства на party (вечеринку. — Ред.), — пересадили из машины в «воронок» прямо на Тверской. Пока я жила в посольстве и работала там, я была в безопасности. Но долго так продолжаться не могло, и меня вынудили покинуть единственное место, куда НКВД не было доступа. Когда за мной пришли и велели взять только самое необходимое, я схватила зубную щётку. Какой-то человек в чёрном зашептал на ухо: «Бери тёплые вещи, тёплые!» На Лубянке две недели не давали спать. Требовали оформить развод и признаться в шпионаже на британскую разведку. Я сказала, что слишком люблю этого человека… Тогда пригрозили арестовать отца и мать. Я подписала документы не глядя.
«Мне 25 лет, и жизнь моя кончена. Но я ни о чём не жалею» — так думала Лёля Берк, лёжа на верхних нарах, пока в висках сутки за сутками стучали колёса теплушки. Шуре Гринхолдж дали 10 лет лагерей. Людмиле Сквайр — 15.
— Я попала в один вагон с Лидией Руслановой. Она одна могла раскочегарить буржуйку так, что печка раскалялась докрасна. В лагере я работала на слюдяной фабрике. Роговица глаз иссеклась мельчайшими осколками слюды, и сейчас я вас вижу в тумане.
Посылки на Пасху
В ТУМАНЕ и портрет молодого, военной поры, Питера с трубкой в зубах. И цветные снимки седого Сквайра на яхте, которые она получила в ответ на своё письмо 60-х годов, отправленное по заученному наизусть английскому адресу. Сталин умер. «Русские невесты» вышли на свободу. Жизнь была кончена, а любовь отзывалась эхом в пустоте души.
«Как жаль, что я так поздно получил это письмо».
— Он писал о том, где проводит отпуск, о том, что стал профессором и преподаёт в Кембридже… «Ты — это ты. Наташа — это другое. С ней мне доживать жизнь, так уж получилось» — о своей второй русской жене, с которой он познакомился во Франции.
Отец мой был исключён из партии за «непатриотичное воспитание дочери», я работала на рынке, потом администратором в театре. Питер присылал мне посылки с едой. Попросил прислать мерки и передавал модные платья. Почти всё приходилось продавать. Осталось одно — чёрное, в мелкий горошек…
На ночном столике больше никогда не женившегося Билла Гринхолджа полвека простояло чёрно-белое фото смеющейся Шурочки. Одной из 15 «русских невест».
Людмила Сквайр никогда не присылала мужу своих фотографий после лагерей — и он помнил её такой, как в последний свой день в Москве весной 45-го. Она больше не вышла замуж. Последние годы посылки с чаем, шоколадом и сухофруктами приходили к Пасхе и Рождеству на петербургский адрес Дома ветеранов сцены. Пока и этим отголоскам время не положило конец.
— Недавно в соседнем корпусе умерла актриса. Я видела, как люди ходили прямо по разбросанным по полу фотографиям и бумагам… Не хочу, чтобы после моей смерти было так. Поэтому я сожгла обе пачки писем — ту, что передал капитан Хадж, и ту, что получила потом.
Развеялся дым от огня. И осталось лишь эхо. Дрожащее эхо любви, что живёт, пока бьётся сердце.
Полина ИВАНУШКИНА, Санкт-Петербург — Москва
Фото Сергея АНДРЕЕВА
'Но мы еще дойдем до Ганга, Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии Cияла Родина моя.'