Французская историография Бородинского сражения
>
>официальная точка зрения французской исторической школы - сражени было выиграно, но победа не была решительной: Москву в результате победы заняли, но русскую армию не разгромили
После Первой мировой войны интерес со стороны французских исследователей и общественности к тематике 1812 г. заметно иссяк. Только после Второй мировой войны, с возникновением темы "атлантической солидарности", вновь стала обсуждаться история "русской кампании" 1812 г. В 1949 г. был опубликован 12-й том "Истории Консульства и Империи" Л. Мадлена, освещавший русский поход [49]. На основе традиционной еще для середины XIX в. документальной базы автор решительно оценил Бородинское сражение как полную победу французской армии. Главной же причиной неудачи кампании в целом он считал пожар в Москве. В еще более классическом бонапартистском духе представил события 1812 г. А. Фюжье, объяснив провал похода пространством, климатом, неистощимыми человеческими ресурсами России и "варварскими" обычаями русских. Бородино, как и другие сражения 1812 г., сыграли, по его мнению, незначительную роль. При этом борьба Наполеона с Россией рассматривалась им через призму враждебности интересов России и Западной Европы, наводя читателей на мысль о явных параллелях с ситуацией 40-50-х гг. XX в. [50].
К началу 1960-х гг. отношение французских историков к войне 1812 г. заметно изменилось. Президент Ш. де Голль говорил о Наполеоне как о "сверхчеловеческом гении", объединившем французскую нацию [51]. Именно национальный, а не общемировой контекст его политики стал теперь главной сферой интересов французской общественности. При этом образ России постепенно терял зловещие черты, характерные для традиционной наполеоновской легенды. В этой связи особенно интересной выглядела книга известного специалиста по русской истории Константина де Грюнвальда "Русская кампания. 1812" [52]. Он создал калейдоскопическую картину Бородинского сражения, основанную на отрывках из воспоминаний и работ участников событий, сопроводив их собственными комментариями. При этом привлечение ряда новых материалов, а именно воспоминаний некоторых русских и немецких участников сражения (генерал-квартирмейстера 1-й Западной армии К.Ф. Толя, старшего адъютанта М.Б. Барклая де Толли В.Г. Левенштерна, обер-квартирмейстера 1-го кавалерийского корпуса К. Клаузевица, младшего лейтенанта саксонского драгунского полка фон Ляйсниха и др.), было совершенно необычным для французской историографии, которая основывалась почти исключительно на французских источниках. Несмотря на это, картина сражения оказалась мозаичной, а работа слишком поверхностной.
Своего рода вершиной (впрочем, тоже относительной) стала книга барона Ж. Тири - корреспондента Института Наполеона [53]. Тири попытался опереться в своей работе на наиболее достоверные документы: переписку Наполеона, книги Фэна, Коленкура, Денье, Кастелана и др. В поисках ранее неизвестных материалов он обратился к неопубликованным бумагам генералов Теста, Тири, лейтенанта Лиоте, А. Коленкура, которые, однако, только подтверждали то, что было известно и ранее из уже опубликованных документов тех же самых участников сражения. Уделив значительное внимание различным деталям периода подготовки Бородинской битвы и ее хода, автор тем не менее подошел к ним поверхностно, не прибегая к перекрестной проверке данных источников. Сделанное им описание Бородинского сражения оказалось полно неточностей и сомнительных, с точки зрения достоверности, красивых легенд. Хотя автор и старался выдержать сдержанный и беспристрастный тон, не делая каких-либо категорических выводов, он по существу лишь пересказал уже известный ход событий.
Не пошел дальше Тири в исследовании сражения и другой автор - Ж. Блонд, издавший в 1979 г. книгу "Великая армия. 1804-1815" [54]. Он вновь привлек внимание к состоянию здоровья Наполеона накануне и в ходе сражения, пересказав уже опубликованные сведения. В его работе заслуживал внимания только один момент. Приводя ставшие давно известными данные Денье о французских потерях, Блонд усомнился в их точности. По его мнению, в эти цифры не было включено значительное количество пропавших без вести, число которых не поддается учету. Реальные французские потери автор оценивал в 35 тыс., русские - в 45, а то и более тысяч человек.
В 1981 г. вышла в свет научно-популярная книга Т. Транье и Ж. Карминьяни [55]. Авторы, демонстрируя уважительное отношение к стойкости русских в Бородинском сражении, вместе с тем некритически воспроизвели все известные наполеоновские легенды, прежде всего о головной боли у императора, как чуть ли не единственной причине нерешительных результатов "москворецкой битвы". Французские потери они оценивали в 30 тыс., русские - в 50 тыс. человек.
Значительно большая глубина анализа была продемонстрирована Жаком Гарнье в маленьком очерке "Бородино" в знаменитом "Словаре Наполеона" Ж. Тюлара [56]. По мнению Гарнье, перед сражением Наполеон оценивал русскую позицию как сильную, но все же приемлемую для атаки французов. План его заключался в том, чтобы, сбросив русских с "флешей", а затем оттеснив их к "большому редуту", перейти в решительное фронтальное наступление и нанести им полное поражение. В самом сражении автор выделил два периода: 1) с 6 до 10 часов утра, когда центр сражения был сосредоточен у Семеновских укреплений; 2) с 10 часов утра до 6 часов вечера, когда Наполеон предпринимал энергичные усилия с целью вытеснить русских с оставшихся у них позиций, чего полностью сделать не удалось, так как император напрасно не решился ввести в бой гвардейский резерв. Потери сторон Гарнье определял традиционно для французской историографии: 30 тыс. солдат Великой армии (из которых 9-10 тыс. убитыми) и 50 тыс. русских (из них 15 тыс. убитыми).
В отличие от англо-американской историографии 1812 г., где в 1970-1990-е гг. нашел отражение количественный метод в исторических исследованиях и стало ощущаться влияние некоторых направлений "новой научной истории" и даже "микроистории" с ее интересом к роли субъективного начала, во французской историографии войны 1812 г. все это оказалось слабо заметным. Пожалуй, единственным исключением явилась статья генералов Бернар-Жакла Ле Сеньера и Эмиля Лакомба, в которой они на основе материалов Бородинской битвы предложили математический метод выявления воздействия главнокомандующего на результативность боя [57]. Генералы делали вывод, что Наполеон, будучи болен, не проявил под Москвой своей обычной решительности и это непосредственным образом отразилось на ходе сражения.
В 1990-е гг. французские исследователи не издали ни одной заметной работы, посвященной 1812 г. и Бородинскому сражению. Эта тема, видимо, представляется им в целом исчерпанной. Только в 2000 г. французский военный историк Ф. Уртуль издал книгу "Москва-река - Бородино: битва редутов" [58]. Хотя автор ввел в научный оборот несколько новых документов из французских архивов, однако он не поставил под сомнение ставшую традиционной для французской историографии картину Бородинского сражения. Работа Уртуля стала еще одной иллюстрацией к образу "французского" Бородина.
Подведем итоги. История французской памяти о Бородинском сражении тесно связана с теми чувствами и настроениями, которые испытали французские солдаты накануне, во время и сразу после этой исторической битвы. Будучи уверенными в предстоящей победе перед боем и проявив в его ходе редкий героизм и воодушевление, они, хоть и не без сомнений, были убеждены в достигнутой победе. Несмотря на то, что победа была неполной и досталась небывало высокой ценой, наполеоновская пропаганда и факт вступления Великой армии в Москву вытеснили из сознания многих солдат сомнения в отношении результатов Бородинской битвы. Последовавшие затем пожар в русской столице и страшное отступление еще больше оттенили в памяти славу битвы при Москве-реке.
Несмотря на объективистско-критический тон многих работ, начиная с книг Лабома и Шамбрэ, более сильной оказалась та интерпретация Бородина, которая была предложена самим Наполеоном. Она была сильна прежде всего тем, что апеллировала к естественному стремлению французов чтить примеры воинской доблести своих предков и черпать в памяти о них жизненные силы в годину драматических поворотов национальной истории (как, скажем, это произошло после франко-прусской войны 1870-1871 гг.). К тому же наполеоновская интерпретация Бородинского сражения оказалась достаточно простой и легкой для массового восприятия, сохранения и передачи ее из поколения в поколение. Несмотря на известную деформацию первичного мифа (что происходило во многом под влиянием внутриполитических и внешнеполитических обстоятельств), он на протяжении почти двухсот лет оставался в своей основе прежним. Именно этим во многом и определяется двойственность тех результатов, которые демонстрирует французская историческая наука в изучении Бородина.
С одной стороны, французские историки обозначили ряд ключевых проблем (место сражения в стратегических планах Наполеона; численность французских войск и их состояние; французский план предстоящего сражения; роль, которую сыграл отказ императора от полномасштабного использования гвардии; степень и характер воздействия главнокомандующего на ход сражения; потери сторон и результаты "москворецкой битвы"), а также проделали значительную работу по выявлению и публикации большого массива разнообразных источников.
С другой стороны, французской историографии присущи и многочисленные недостатки. Она за редким исключением игнорировала и игнорирует зарубежную литературу и зарубежные источники. Оставлены вне поля зрения многочисленные немецкие, польские, англо-американские и особенно русские материалы и работы. Это обстоятельство имеет следствием не только обеднение источниковой базы, но и постоянное топтание французских исследователей последних десятилетий на месте, невозможность для них выйти за пределы уже давно обозначенной тематики и укоренившихся мифов.
Обращает на себя внимание и отсутствие попыток комплексного использования источников, в том числе и французских. Большая часть опубликованных во Франции документов, дневников и мемуаров почти не введена в научный оборот самими французскими исследователями. В настоящее время практически прекратилось выявление новых материалов по истории Бородинского сражения и войне 1812 г. в целом. Попытка Тири привлечь ряд документов из частных коллекций и Национального архива оказалась не только единственной за последние десятилетия, но и очень слабой.
http://vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/RUHIST/BOROD.HTM
Земцов, В.Н. "Французское" Бородино: Французская историография Бородинского сражения
--------
http://situation.ru/
