|
|
От
|
ПН
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
07.10.2008 11:36:22
|
|
|
Рубрики
|
Современность;
|
|
Эволюция доктрины НАТО.
ВИЖ № 8 - 2008, с.9-13
Г.А. САФОНОВ
Эволюция военно-политической доктрины
НАТО в 1990-х годах и её последствия
для безопасности России.
После роспуска Организации
Варшавского договора и распада СССР
НАТО активно занялась оправданием
своего существования. Ставшее
классическим высказывание первого
Генерального секретаря НАТО
английского лорда X. Исмэя о том,
что целью Организации Северо-
атлантического договора является
удержать американцев в Европе,
немцев прижатыми в ней, а русских за её
пределами, вновь стало актуальным —
по крайней мере по отношению
к Германии и России.
Соответствует ли это реальной
политике НАТО и насколько изменился
характер Североатлантического альянса
в период после «холодной войны»? В
каком направлении он эволюционирует?
Что нового эта эволюция несёт для
безопасности России? Поиск ответов
на поставленные вопросы, как никогда,
актуален сегодня.
С окончанием «холодной войны» во-
енно-политическое руководство НАТО
пересмотрело свою стратегическую
концепцию и выработало новые подходы к
ее разработке. Изменённая стратегическая
концепция НАТО была принята на сессии Се-
вероатлантического совета в Риме 7—8 но-
ября 1991 года[1]. Она представляла собой
качественно новый документ. Если все пре-
дыдущие нацеливались на подготовку госу-
дарств-членов НАТО и их вооружённых сил
к военным действиям против СССР и стран
Варшавского договора и были секретными,
то переработанная стратегическая концеп-
ция блока была нацелена на необходимость
сотрудничества с бывшими противниками.
В 1991 году вопрос расширения состава
НАТО за счёт приёма в эту организацию но-
вых членов ещё не стоял, однако уже тогда
делался акцент на необходимость развивать
всесторонние отношения сотрудничества в
интересах безопасности со всеми заинтере-
сованными странами Европы. В уточнённом
натовском документе официально появился
термин «партнёрство» с целью создания, как
было сказано, «более широких и действен-
ных систем двустороннего и многостороннего
сотрудничества во всех имеющих отношение
к делу областях европейской безопасности,
помимо всего прочего, с целью предотвраще-
ния кризисов или — в случае возникновения
таковых — их эффективного преодоления»[2].
Однако самая большая проблема
Североатлантического союза сразу пос-
ле окончания «холодной войны» состояла
в том, что в США отсутствовало чёткое ви-
дение дальнейшей стратегии в отношении
Европы. Процессы, происходившие там в
начале 1990-х годов, ставили НАТО перед
жёстким выбором: или сохраниться и рас-
ширяться, найдя какие-либо основания для
своего существования, или обречь себя на
постепенную деградацию. Предупреждение
американского сенатора Р. Лугара о том, что
альянс рискует «вылететь из дела», если не
выйдет за пределы своей зоны ответствен-
ности[3], грозило стать пророческим.
Но сначала надо было убедить европей-
цев относительно принципиальной линии
на сохранение и укрепление ведущей роли
США в НАТО. На фоне деструктивных про-
цессов, происходивших в России и в целом
в СНГ, американскому руководству удалось
это сделать. Как было записано в документе
«Американская стратегия по безопасности
для Европы и НАТО», который был принят в
середине 1990-х годов, цель США заклю-
чалась «в сохранении и укреплении эффек-
тивности европейских организаций по безо-
пасности, в особенности НАТО как главного
инструмента сохраняющегося лидерства
и влияния Соединенных Штатов на евро-
пейские вопросы безопасности»[4]. Таким
образом, именно НАТО, а не ОБСЕ или ка-
кая-либо иная организация сразу же после
объявленного окончания «холодной войны»
рассматривалась приоритетной для США.
Проблема расширения НАТО, как таковая,
с самого начала представляла собой комп-
лексное явление, включающее три элемента:
расширение «миссии», (т.е. целей альянса,
зафиксированных в Североатлантическом
договоре в качестве чисто оборонитель-
ных); расширение «зоны ответственности»;
расширение состава.
Вопрос о расширении миссии НАТО, от-
части вопреки формальной логике, пред-
шествовал вопросу о расширении состава.
Нейтрализации возражений отдельных участ-
ников альянса против расширения миссии
способствовали решения СБСЕ (1992г.) и
СБ ООН (1994 г.) по Югославии, принятые в
том числе и при поддержке России и санкци-
онировавшие применение сил блока за пре-
делами его зоны ответственности, причём в
осуществлении не свойственных НАТО пре-
жде задач. Эти события укрепили позиции
сторонников экспансии в руководстве веду-
щих натовских держав что, в свою очередь,
в перспективе дало им возможность дей-
ствовать за пределами официальной миссии
и зоны ответственности альянса явочным
порядком, не ожидая решений соответству-
ющих международных организаций.
После распада биполярной системы Совет
Безопасности ООН теоретически мог бы иг-
рать большую роль в решении проблем ев-
ропейской безопасности. В течение неко-
торого времени лидеры стран НАТО склоня-
лись к тому, чтобы рассматривать альянс как
инструмент, действующий под эгидой ООН и
ОБСЕ. Однако неэффективность этих органи-
заций при разрешении конфликта в Боснии
и Герцеговине позволила блоку в инициатив-
ном порядке взять на себя более активную
роль. Постепенно тенденция превращения
НАТО в центральный институт европейской
безопасности, а Североатлантического со-
вета — в своего рода «Совет Безопасности
Европы» стала проявляться всё отчётливей.
Легитимизация новой роли НАТО проис-
ходила на фоне усиления натоцентричности
системы европейской безопасности. Было
заявлено, что именно Североатлантический
союз остаётся единственной организаци-
ей, способной обеспечить стабильность и
безопасность в Европе. Поддержание нато-
центричности этой системы настоятельно
требовало от альянса расширения членства,
понимаемого как процесс.
Важным фактором здесь явилось привле-
чение стран, не являвшихся членами НАТО,
для операций за пределами зоны ответ-
ственности альянса. Основная роль в этом
возлагалась на руководимую НАТО про-
грамму «Партнёрство ради мира» (ПРМ)[5].
По мнению постоянного представителя
США в Североатлантическом совете пос-
ла А. Вершбоу, «эта военно-политическая
структура будет играть ключевую роль по
более тесному привлечению партнёров в
будущие миссии, не подпадающие под ста-
тью 5 Устава НАТО[6]. Она будет включать их
участие на ранней стадии в планировании, а
также в командовании и политическом руко-
водстве конкретной операции»[7].
Очень скоро оправдались прогнозы специ-
алистов относительно того, что НАТО будет
шире вовлекать в подобные миссии страны,
не входящие в альянс. Такого рода участие,
с одной стороны, ставит целью расширить
круг государств, выполняющих установки
НАТО, с возможным последующим приня-
тием их в альянс как прошедших своеобраз-
ный кандидатский стаж. Например, решение
руководства Грузии об увеличении числен-
ности грузинского воинского контингента в
Ираке до 2000 человек к августу 2007 года
как раз подтверждает эту тенденцию[8]. С
другой стороны, участие в миссиях стран,
не входящих в НАТО, должно придавать еще
большую видимость легитимности военным
операциям, не получившим санкции ООН
или ОБСЕ.
В России принятие программы ПРМ вы-
звало прилив эйфории, поскольку она вос-
принималась как альтернатива расширению
НАТО, а не как один из этапов процесса, ход
которого отчасти зависел от действий самой
России, в том числе и действий упреждающе-
го характера[9]. Как позднее вспоминал быв-
ший в рассматриваемый период государ-
ственным секретарём США У.Кристофер,
Б.Н. Ельцин в частном порядке восторгался
«Партнёрством...» как «гениальной идеей
Билла», которая развеет всякие опасения
в России по поводу стремления восточно-
европейцев в НАТО. Кристофер уже тогда
пытался разъяснить ему, что ПРМ не означа-
ет принципиального отказа от расширения
НАТО в долгосрочной перспективе[10].
Однако в Брюсселе понимали, что не
подкреплённая обещаниями возможного
членства в НАТО, программа «Партнёрство
ради мира» не решала проблемы. Для вос-
точноевропейских государств, стремящих-
ся к «вхождению в цивилизованную Европу»,
она стала бы не более чем формой вежли-
вого отказа со стороны Запада. По мнению
натовских аналитиков, это могло бы подвиг-
нуть их руководителей к поиску геополити-
ческих альтернатив, причём не исключено,
что и подтолкнуть некоторых из них к более
тесному сотрудничеству с Россией.
Была сделана ставка на открытость процес-
са и отказ от установления принципиальных
пределов расширения НАТО. Перенесение
проблемы расширения альянса в сферу
пропаганды позволяло «заболтать» её, снять
остроту общественного мнения как внут-
ри стран — членов блока, так и в России и
в странах — кандидатах на возможное вхож -
дение в Организацию Североатлантического
договора.
Для пропагандистского обеспечения рас-
ширения НАТО активно использовались
политические, военные, научные и иные
связи и контакты с Россией. СМИ придава-
ли Североатлантическому блоку «человече-
ское лицо», пропагандировалась важность
политических структур альянса, а о роли и
значении его военных структур умалчива-
лось. В средствах массовой информации
и научных публикациях появлялись частые
«утечки» различных сведений о намерени-
ях НАТО продвигаться на восток, которые
периодически доводились до российской
общественности, приучая её к мысли об от-
сутствии угрозы России со стороны этого
блока и о неизбежности процесса его рас-
ширения.
Решение о принятии в НАТО объединён-
ной Германии стало первым и принци-
пиально важным шагом на пути террито-
риального расширения альянса, причём
именно Советский Союз в лице его полити-
ческого руководства сыграл в этот период
ключевую роль. Ещё накануне воссоеди-
нения Германии, в январе 1990 года ми-
нистр иностранных дел ФРГ Г. Геншер от-
мечал: «НАТО непременно должна недвус-
мысленно заявить: что бы ни происходило
внутри Варшавского пакта, территория
НАТО не будет расширяться на восток, то
есть в направлении границ Советского
Союза»[11]. Однако и США, и ряд европей-
ских держав, и, по всей видимости, совет-
ское руководство опасались непредска-
зуемости и неподконтрольности действий
объединенной Германии. После непродол-
жительных попыток сформулировать для
нее особый статус в рамках альянса в июле
1990 года М.С. Горбачёв и Г. Коль достигли
в Кисловодске сепаратной договорённости
о полномасштабном членстве Германии в
НАТО без каких-либо ограничений.
В Договоре о воссоединении Германии
(статья 5, параграф 3) устанавливалось, что
после ухода советских войск «иностранные
вооруженные силы и ядерное оружие либо
его носители не подлежат размещению в
(восточной) части Германии или развёрты-
ванию там». Однако это обязательство было
девальвировано следующим пояснением:
«Все вопросы, касающиеся трактовки поня-
тия "развертывание"... будут решаться пра-
вительством единой Германии разумным и
ответственным образом, принимая во вни-
мание интересы безопасности всех догова-
ривающихся сторон»[12]. По сообщению аме-
риканских источников, главный переговор-
щик со стороны госдепартамента Р. Зеллик
впоследствии утверждал, что он добился
этого пояснения для того чтобы оставить
двери открытыми для будущей переброски
натовских войск из Германии в Польшу на
случай, если эта страна когда-нибудь всту-
пит в НАТО.
К рубежу 1994— 1995 гг. в целом были созда-
ны условия для выработки путей практиче-
ского приема в состав Североатлантического
альянса новых членов на основе отбора кан-
дидатов из числа участников ПРМ. К этому
времени активно включившиеся в работу
ПРМ восточноевропейские страны помогли
западным сторонникам экспансии транс-
формировать эту программу из альтернати-
вы расширению альянса в «предбанник» для
будущих членов[14].
Окончательная дифференциация между
простыми участниками ПРМ и кандидатами
в альянс произошла в октябре 1994 года,
когда американский конгресс назвал
Польшу, Венгрию, Чехию и Словакию полу-
чателями целевой финансовой помощи для
подготовки к вступлению в НАТО. Россия
подписала документ о присоединении к
«Партнёрству...» только в июне 1994 года,
а индивидуальный план участия в нём был
представлен Москвой лишь через год, когда
программа уже выполнила задачу фильтра-
ции будущих кандидатов в альянс, и тем са-
мым её характер и функции коренным обра-
зом изменились[15].
Решения о членстве того или иного
кандидата фактически принимались в
Вашингтоне в одностороннем порядке, что
вызывало заметное недовольство пред-
ставителей ряда союзников. В частности,
по словам Германского представителя в
НАТО Г. фон Рихтхофена, «политика "спер-
ва — Россия" (Russia First) была отброше-
на без какой-либо подготовки и предва-
рительного обсуждения (с союзниками)».
В ноябре 1994 года в телеграмме в МИД
ФРГ Рихтхофен жаловался на то, что аме-
риканцы «договариваются напрямую с вос-
точноевропейцами об условиях членства и
ставят НАТО перед свершившимся фактом,
вместо того чтобы консультироваться с со-
юзниками»[16]
В то же время в Вашингтоне четко просчи-
тывали возможные реакции и со стороны
России. Сроки приема новых членов в НАТО
преднамеренно оставались туманными,
с тем чтобы дать возможность завершить
в июле 1996 года перевыборы президен-
та Б.Н. Ельцина. Но после того как Ельцин
был переизбран на второй срок, президент
Б. Клинтон рекомендовал официально при-
нять новых членов в Североатлантический
союз весной 1999 года, приурочив это со-
бытие к празднованию пятидесятой годов-
щины основания НАТО[17].
Одновременно была выработана линия
на установление «особых отношений» меж-
ду НАТО и Российской Федерацией. Эта
линия в конечном итоге реализовалась
в подписании в мае 1997 года в Париже
Основополагающего акта и создании
совместного постоянного совета «Россия —
НАТО», деятельность которого ограничива-
лась информационно-совещательными фун-
кциями и исключала какую-либо роль России
в принятии решений, находящихся в компе-
тенции альянса. Тем не менее российское
руководство приняло не только саму идею,
но и предложенную Вашингтоном структу-
ру Основополагающего акта как межправи-
тельственного соглашения, не подлежаще-
го ратификации (в отличие от протоколов о
расширении НАТО), а, следовательно, воп-
реки последующим утверждениям Москвы,
не имевшего силы международно-право-
вого обязательства. Ведущие американ-
ские и российские газеты писали о том, что
Б.Н. Ельцин согласился подписать париж-
ский акт в обмен на обещание Б. Клинтона
помочь Москве в получении нового кредита
МВФ и переименовать «Большую семёрку» в
«Большую восьмёрку»[18].
Как показал опыт последующих лет, фор-
мат двустороннего взаимодействия России с
НАТО как единого целого существенно ухуд-
шил позиции России при переговорах с аль-
янсом по сравнению, например, с Советом
Североатлантического сотрудничества.
В рамках нового форума российские пред-
ставители имели дело не с представителями
индивидуальных членов и кандидатов в чле-
ны альянса, а с заранее консолидированной
позицией натовской верхушки, которая до-
водилась до сведения России в готовом и не
подлежащем модификации виде.
Подписание парижского акта «Россия —
НАТО» сняло последние препятствия для
приглашения новых кандидатов в альянс,
что и было сделано в июле 1997 года в
ходе Мадридского саммита. Окрылённая
успехом, американская администрация
навязала участникам саммита своё ре-
шение о составе кандидатов. Словения и
Румыния, чьи кандидатуры ещё в мае под-
держивали десять европейских союзников
США во главе с Францией и Италией, были
исключены из списка. Основной причиной,
по-видимому, послужило то, что принятие
этих стран укрепило бы «романскую груп-
пу» в альянсе, которая отличалась нелоя-
льностью по отношению к США и добива-
лась назначения собственного командую-
щего южным флангом[19].
Принятие в НАТО трёх новых членов — быв-
ших государств — участников Варшавского
договора — имело принципиально важное
значение. Несмотря на первоначальную бур-
ную негативную реакцию в Москве, этот шаг
альянса не вызвал никаких ответных практи-
ческих шагов России. Более того, в Москве
даже попытались оправдать натовское ре-
шение, прежде всего перед собственным
общественным мнением.
Последние препятствия на пути вступле-
ния в НАТО Чехии, Венгрии и Польши были
сняты, и в марте 1999 года три новых члена
довели численность стран — участниц блока
НАТО до 19.
С этого момента в Брюсселе поняли, что
любые другие шаги НАТО по расширению
альянса (как в географическом отношении,
так и в плане расширения состава членов)
не приведут ни к каким серьезным ответным
акциям со стороны России. «Понимание»
Москвой натовской политики было расцене-
но как слабость России, и в определённом
смысле это было правдой.
Через десять дней после окончания проце-
дуры приема трех новых членов НАТО нача-
ла военную операцию в Югославии. Этими
двумя событиями накануне Вашингтонского
саммита организации завершились первая
волна расширения блока и разработка но-
вой стратегической концепции альянса.
Таким образом, в 90-е годы XX столетия во-
енно-политическая доктрина НАТО прошла
эволюционный путь от концепции, нацелен-
ной на оборону территории государств —
членов альянса, до концепции применения
военной силы за пределами своей зоны от-
ветственности с целью защиты широко по-
нимаемых «интересов». Последняя заложи-
ла основу аргументации в пользу силового
вмешательства блока в Югославии и леги-
тимации этого акта в новой стратегической
концепции НАТО, принятой в Вашингтоне в
апреле 1999 года.
В целом увеличение численного соста-
ва блока (или, собственно, расширение —
«enlargement» — в узком смысле этого сло-
ва), служившее вплоть до марта 1999 года
главным камнем преткновения в отношениях
между Россией и Западом, сегодня видится
лишь одним из элементов экспансионист-
ской «триады» Расширение состава аль-
янса было и остается сугубо регионально
проблемой, создающей трудности прежде
всего для России и не имеющей непосред-
ственного значения для третьих стран, в то
время как расширение миссии и зоны от-
ветственности альянса уже сегодня являет-
ся проблемой не только общеевропейской,
но и глобальной безопасности.
Таким образом, акцентирование внимания
как широкой публики, так и специалистов на
расширении состава участников блока НАТО
позволило США «незаметно» трансформи-
ровать роль и предназначение организации,
придав ей активные функции, в частнос-
ти, право вмешиваться в дела других госу-
дарств. Россия, озабоченная проблемами
своей безопасности, видела в расширении
НАТО сугубо формальную сторону, опасаясь
окружения своей территории странами —
участницами блока. Более опасная — функ-
циональная — сторона расширения альянса
оставалась как бы в тени.
Следует также отметить, что расши-
рение НАТО дало новое дыхание кон-
цепции «санитарного кордона»[20], но уже
под флагом максимального включения в
Североатлантический союз бывших со-
юзников и даже бывших республик СССР
с целью изолирования России и недопу-
щения её к общеевропейским процес-
сам. «Расширение НАТО по своей сути
писала "Нью-Йорк таймс" в редакционной
статье 28 мая 1997 года, — является по-
пыткой создать зону безопасности Запада
в Восточной Европе, пока Россия слишком
слаба, чтобы воспрепятствовать этому».
Всё это привело к тому, что сложившаяся
под воздействием расширения НАТО во-
енно-политическая обстановка для России
стала неустойчивой и опасной, а её разви-
тие характеризуется несколькими перечис-
ленными ниже опасными тенденциями.
Во-первых, военно-политические отно-
шения стран СНГ развиваются крайне мед-
ленно и не всегда эффективно. При этом
Североатлантический альянс неуклонно
продолжает укреплять свои позиции в
Украине, Грузии, Азербайджане, некоторых
центральноазиатских республиках.
Во-вторых, расширяются географические
и функциональные рамки «ответственности»
НАТО. Характерным является её переход к
практике силовых (военных) действий вне
зоны ответственности блока и без санкции
Совета Безопасности ООН.
В-третьих, на фоне роста военного потен-
циала Североатлантического альянса воз-
росла непосредственная военная угроза и
собственно для России.
В-четвертых, с учётом того, что прямое во-
енное столкновение с Россией приведёт к
неприемлемому ущербу для стран—членов
НАТО, блок осуществляет стратегию непря-
мых действий, направленных на ослабление
России. Это — создание прямых и потенци-
альных военных угроз; подрыв российской
экономики; политическое вмешательство;
информационно-пропагандистское воз-
действие; активизация разведывательного
проникновения; навязывание мировому об-
щественному мнению негативного образа
России («отход от демократии», «террорис-
тическое государство» и т.д.) и позитивного
образа Запада как последовательного за-
щитника «демократических ценностей».
Вместе с тем расширение НАТО несёт в
себе ряд серьёзных негативных последствий
для самого блока: новые члены неизбежно
приносят с собой багаж своих проблем, ко-
торые в будущем могут поставить под воп-
рос единство стран — членов НАТО, особен-
но по некоторым принципиально важным
вопросам: возможно нарастание разногла-
сий между «старыми» и «молодыми» члена-
ми блока, а также между его европейскими
членами и США; масштабное расширение
НАТО несёт с собой возможность превраще-
ния альянса в более рыхлое, менее сплочён-
ное, не столь сцементированное в военном
плане образование, что ведёт к снижению
его военного значения.
России необходимо извлечь уроки из во-
енно-политической доктрины и стратегии
Североатлантического альянса в 1990-е
годы и умело использовать те возможности,
которые имеются как в плане поиска союз-
ников, так и в плане адекватного противо-
действия расширению состава, миссии и
зоны ответственности НАТО.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.Стратегическая концепция Североатлантического сою-
за. Согласовано главами государств и правительств на сес-
сии Североатлантического совета в Риме 7—8 ноября 1991 г.
Официальный текст. Office of Information and Press. Brussels
(Belgium).
2. Там же. С. 64.
3. NATO: The Case for Enlargement. Institute for European
Defence & Strategic Studies, 1993. P. 12.
4. United States Security Strategy for Europe and NATO.
Department of Defense. Office of International Security Affairs.
http://www.defenselink.mil/pubs/europe/
5. Программа «Партнёрство ради мира» была разработана
осенью 1993 г. сотрудниками Пентагона и Комитета началь-
ников штабов США во взаимодействии с государственным
секретарём У. Кристофером и его заместителем С. Тэлбот-
том. Это был политический ответ американских военных
ведомств, в целом не заинтересованных в форсированном
расширении НАТО на фоне сокращения оборонных расхо-
дов, на ситуацию, создавшуюся после варшавского заявления
Б.П. Ельцина о допустимости вступления Польши в НАТО и
начала массовой публичной кампании Польско-американ-
ского конгресса совместно с 3. Бжезинским и Г. Киссиндже-
ром за скорейшее расширение альянса.
6. Согласно этой статье в случае вооружённого нападения на
одного или нескольких участников Североатлантического до-
говора другие члены НАТО немедленно окажут помощь стра-
не или странам, подвергшимся нападению, путём осущест-
вления такого действия, какое они «сочтут необходимым,
включая применение вооружённой силы».
7. Vershbow A. Center for European Integration Studies, Bonn,
Germany, May 7, 1999. Web Edition.
8. Boeнно-промышленный курьер. N° 22. 13—19 июня
2007 г.
9. Горностаев Д. Россия экзаменов сдавать не будет. // Heзa-
висимая газета. 1993. 8 Мая.
10. Christopher W. In the Stream of History: Shaping Foreign
Policy for a New Era. Stanford (Calif.), 1998. P. 93, 94.
11. Szabo S. The Diplomacy of German Unification. New York,
1992. P. 57,58.
12. Osmond J. German Reunification: A Reference Guide and
Commentary. Harlow (Essex, UK), Detroit, 1992. P. 289, 290.
13. Goldgeier J.M. Not Whether But When: The US Decision to
Enlarge NATO. Washington, 1999. P. 16.
14. Wallander C. Institutional Assets and Adaptability: NATO after
the Cold War. Manuscript, 1999. P. 31.
15. Глинский-Васильев Дм. Расширение НАТО на восток как
проблема российской и европейской безопасности // Россия
и основные институты безопасности в Европе. М.: Фонд Кар-
неги, 2000. С. 101-131.
16. Whitney C.R. Why Europe Is Careful Not to Scold the Bear//
New York Times. 1995. January 2.
17. Гольдгейер Дж. Вопрос не в том, «когда», а «кто» // NАТО
Review. Spring 2002.
18. Hoffman D. For Yeltsin, Business Prospects Outweighted
NATO Threat / Washington Post. 1997. May 27; Паклин Н. Рос-
сия — НАТО: баланс интересов (Президент РФ подпишет на
берегах Сены Основополагающий Акт о взаимоотношениях
России и НАТО) // Российская газета. 1997. 27 мая.
19. Глинский-Васильев Дм. Указ. соч. С. 101—131.
20. Концепция «санитарного кордона» была разработана
британским военным министерством еще до Первой миро-
вой войны. Она предполагала наличие пограничных госу-
дарств между Российской империей и Германией, которые
находились бы под прямым контролем Великобритании и
были враждебны одновременно и России, и Германии. Само
существование «санитарного кордона», ядром которого явля-
лись народы, затаившие историческую обиду за уничтожение
своей независимости, по представлениям британских страте-
гов, должно было предотвратить вероятный континентальный
русско-германский союз и служить постоянным источником
нестабильности, разногласий и трений в Восточной Европе.
В межвоенный период концепция «санитарного кордона»
получила новое развитие. Вокруг СССР был создан «санитар-
ный кордон» из числа новых государств (Венгрия, Чехосло-
вакия, Польша, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия). При
этом Великобритания, Франция и США прилагали максимум
усилий к тому, чтобы подчинить эти страны своему курсу, не
допустить уже советско-германского сближения и изолиро-
вать СССР от стран Европы. Более того, поскольку на тер-
ритории этих стран размещались остатки белогвардейских
войск, они одновременно вновь стали служить источником
нестабильности.
Образовавшийся фашистский блок привлёк часть стран
«санитарного кордона» (Венгрия, Румыния, в определённой
степени Болгария и Прибалтийские государства) на свою
сторону, лишив западные демократии возможности играть
на противоречиях малых восточноевропейских государств с
СССР.