>Стрелять и попадать -- сильно разные понятия. Сколько я ни читал воспоминаний снайперов ВМВ,
>не припомню случаев сильно дальней стрельбы. Все называют предельной практической дальностью 400 м.
>Всё, что больше, считается уже не рядовым случаем. Да и патронов снайперских не было.
Кодочигов П. Е. Второй вариант:
"Два фашиста вышли из развалин деревни Котовицы и направились в тыл по дороге в Чечулино. В бинокль было видно, что они не торопились: один рассказывал что-то веселое, фрицы останавливались и хохотали.
Безбоязненно шли, соображали, что из винтовки стрелять по ним бесполезно, а снаряды русские тратить не станут.
Шарапов сделал пометку в журнале наблюдений, снова поднес бинокль к глазам, и у него зачесались руки: «По нашей земле и вразвалочку! Ползать должны, ползать, гады!»
— Юрчков,— попросил солдата,— дай винтовку! Поискал в прорези прицела крошечные фигурки и вернул оружие — не попасть, слишком далеко.
— Далеко,— согласился Юрчков.— А вон старшина Климанский идет со снайперской. Вы у него попросите.
На счету помощника командира взвода Климанского было полтора десятка уничтоженных фашистов.
— Старшина, дай стрельнуть,— устремился к нему Шарапов.— И следи — двое по дороге в Чечулино.
Старшина присвистнул — эк куда выцелить вздумал! Но возражать не стал — пусть потешится.
Полуэкт прильнул к прицелу. Те двое приблизились и легко насаживались на перекрестие, снять их казалось проще простого. Нажал на спусковой крючок. Фрицы и ухом не повели. Сделал еще выстрел — результат тот же.
Волосатая до самых пальцев рука Климанского легла на СВТ, закрыв прицел.
— Куда целишь?
— По корпусу,— ответил запальчиво, еле удерживаясь, чтобы не сбросить с винтовки руку старшины.
— Надо выше брать и поправку на ветер делать — прицел у винтовки на тысячу двести метров, а здесь все полторы,— буднично, словно сидел за столом, вразумил Климанский.— Дыхание успокой.
Успокоишь его, когда фрицы все дальше уходят. Снова винтовку к плечу. Выстрелил.
— Вот это уж «горячо»,— похвалил Климанский. — Не торопись — пусть полежат. И еще чуть выше возьми. Фрицы поднялись, стали отряхиваться.
— Вот теперь стреляй, пока на месте стоят,— подбодрил старшина.
Пулеметчик немецкий забеспокоился — куда это Иван стреляет? — дал длинную очередь. Под ее грохот Полуэкт выстрелил снова, скосил глаза на Климанского.
— Оба лежат, а попал, по-моему, в левого,— не отрываясь от бинокля, подтвердил старшина.
В перекрестии прицела — один пытается взвалить другого на себя. В душе словно чертики пляшут: попал, попал, по-па-ал! Палец так и просится на новый спуск, а правый глаз застилает, режет от напряжения.
— Добивай! — командует Климанский.
Еще один выстрел разорвал сухой, перегретый за день воздух. По дороге в Чечулине оставшийся живым фашист, петляя, убегал, бросив убитого."
