Современность; Спецслужбы; Искусство и творчество;
Некоторая информация о проекте "Луна"
Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!
28 июля 1968 года. Опрос свидетеля - сотрудника лаборатории "Т". Опрашиваемый восемь месяцев находился на интенсивном лечении в психиатрической клинике. Опрашиваемому неизвестно, что из сотрудников лаборатории и добровольцев в живых остался он один. Текст представляет собой воспроизведение магнитофонной записи с некоторыми уточнениями, сделанными полковником Гладилиным.
- Фамилия, имя, отчество?
- Ревякин Максим Федотович.
- Дата рождения?
- 27 октября 1939 года.
- Место работы?
- Послушайте, вы же сами все знаете, я не понимаю...
- Отвечайте на вопрос, пожалуйста.
- Тобольское Бюро Института Экспериментальной Биологии, Лаборатория Интенсивных Воздействий.
- Ваша должность?
- Простите, это допрос? В чем меня обвиняют?
- Это опрос. Опрос свидетеля, пока, во всяком случае. Ваша должность?
- Младший научный сотрудник.
- Когда была образована ваша лаборатория?
- В марте или апреле шестьдесят четвертого. Точно не помню, кажется в марте.
- Кто был заведующим лабораторией?
- Алексеев. Алексеев Виктор Юрьевич.
- А до него?
- В каком смысле?
- Кто был завлабом до Алексеева?
- Тут какая-то ошибка, Алексеев, фактически, был основателем лаборатории, она под него и создавалась. Он все время был нашим руководителем, вплоть... Вплоть до... простите, можно воды?
- Пожалуйста.
- Спасибо.
пьет большими глотками, кашляет
- Поймите, я не знаю, не имею малейшего понятия о том, как это все тогда произошло. Меня взали потому, что я хороший приборист...
- Вот о приборах я бы и хотел поговорить. Вам знакома эта установка?
- Нет. Я с ней не работал.
- Но вы же сказали, что вас взяли в лабораторию прибористом?
- Да, но я отвечал за стандартное оборудование: микроскопы, анализаторы, спектрометр и прочее, вы понимаете? С "троником" работали только Алексеев и Либерман.
- "Троник"? Так они его называли?
- Да. Дурацкое какое-то название.
- И вы абсолютно ничего не знаете об этом устройстве? Ничего не можете рассказать?
- Нет. Я знаю только, что его привезли из Новосибирска в ноябре шестьдесят третьего. Вскоре после этого Алексееву выделили крыло в третьем корпусе, а потом образовали лабораторию.
- Кто выделил?
- Н-не знаю. Полагаю - директор Бюро.
- Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся. Вы говорите, что с установкой работали только Алексеев и Либерман. Неужели больше никто из сотрудников лаборатории не хотел научиться обращаться с нею? Вам не было любопытно?
- У меня было своих дел по горло, знаете ли, мы работали по дваенадцать-четырнадцать часов в сутки - и ученые, и добровольцы. К тому же, уходя, Алексеев всегда запирал дверь. Я умею понимать такие вещи - если установка стоит в комнате без окон с бронированной дверью и кирпичными стенами - значит, нечего сюда совать нос.
- И никто не совал?
- Я не совал. Вам лучше спросить Данеляна - он был кем-то вроде ученика Алексеева, должен знать.
- Почему вы сказали "был"?
- Черт, вы что, издеваетесь? Вы смеетесь что ли? Я был в лаборатории тогда, был, понимаете? Я был там седьмого апреля!
- Успокойтесь.
- Успокоиться? Да вы нарочно, что ли?
свидетель вскакивает, сотрудникам приходится применить силу, чтобы усадить его обратно, свидетель начинает рыдать, опрос приходится прекратить
30 июля 1968 года.
- Здравствуйте, я бы хотел извиниться за вчерашнее. Я сорвался. Понимаете, у меня неустойчивая психика, доктор говорит, что это пройдет и я снова стану... Нормальным, но на это нужно время. Извините.
- Ничего страшного, скорее, это я должен извиниться. Вам столько пришлось пережить, а я, кажется, был чересчур формален. Понимаете - это расследование... Признаюсь честно - оно для меня в новинку, ничем подобным раньше заниматься не приходилось.
- Простите... А вы... вы из КГБ?
- Да, из КГБ. Подполковник Гладилин, Виктор Иванович.
- Вы считаете, что это была диверсия?
- Я не исключаю такую возможность. Но видите ли, я не ученый - я офицер, контрразведчик. Мне самым банальным образом не хватает знаний. Я, конечно, ознакомился, в общем, с направлением ваших исследований, но вы же понимаете... Это все равно, что прочитав брошюры общества "Знание" пытаться рассуждать о теории относительности. Мне нужна ваша помощь, Максим. Очень нужна. То что произошло - это из ряда вон. Погибли люди. Черт, я такого с войны не видел.
- Вы воевали? Извините, просто я думал - вам лет тридцать пять от силы.
- Нет, что вы, я с двадцать седьмого, на фронт попал в сорок четвертом, в полковой разведке был... Что-то вы на меня так странно смотрите, Максим?
- Виктор Иванович, у вас тут папиросы... Можно закурить? Я черт знает, сколько не курил, год, наверное, врачи не разрешали...
- Слушай, а тебе плохо не станет? Не сорвешься опять?
- Пожалуйста.
- Ладно, на. Подожди, сейчас дам прикурить... Ты, кстати, у меня не вчера, а позавчера был. проспал почти сутки, так что смотри: почувствуешь себя плохо - бросай папиросу.
- Черт, хорошо-то как
кашляет
- Что вы хотите знать?
- Ваше бюро занималось созданием вируса ликантропии?
- Нет, вирус уже существует. Наиболее распространенный штамм вызывает так называемую клиническую ликантропию. Это просто психоз - человек считает себя зверем, она сравнительно легко лечится. Но в очень редких случаях встречается другой штамм вируса, так называемая Истинная Ликантропия, lycanthropia vera
свидетель незаметно для себя успокаивается и начинает увлеченно описывать научную задачу, над которой работал, через несколько минут приходится его прерывать
- Так значит, Бюро занималось выведение устойчивого штамма с заданныим свойствами? Причем, как я понял, метаморфозы организма должны были быть обратимыми?
- Частично - да.
- Программа, насколько мне известна была начата в 1939 году. Не слишком ли долгий срок?
- Поймите, Бюро действовало методом проб и ошибок. Генетика вообще была разгромлена, фактически, мы работали простым перебором. Ну не я, конечно, а те, кто начали программу до войны. При этом, некоторые штаммы должны были развиваться в потомстве - первом и втором поколении.
- Вы что, позволяли зараженным... Рожать детей?!
- Мы говорим: "привитых". Да, это был единственный способ закрепить свойства.
- Хорошо. Какова была цель программы "Луна"? Что должны были получить на выходе?
- Улучшение ряда свойств человеческого организма. Предполагалось, что органы чувств будут работать более интенсивно, сила, скорость реагирования, выносливость тоже значительно возрастут.
- Что-то это все попахивает фашизмом каким-то. Прямо высшая раса.
- Нет, ну что вы! Просто есть масса профессий, в которых эти свойства были бы востребованы. Вы только представьте: люди, которые по многу неделю находятся в экспедициях, летчики, водители...
- Да и в армии такие бойцы пригодились бы. Но неужели программа не имела побочных эфектов?
- Ну, имела, разумеется. У многих добровольцев, особенно во втором поколении, наряду с преимуществами, которые они получили, были и, скажем так, недостатки: гипертрихоз, изменение формы глаз и ушных раковин, пониженная мотивация...
- Это ведь очевидный атавизм. Не удивляйс, я же говорил, что начиная работать над расследованием постарался ознакомиться с темой. Пониженная мотивация - это ведь повышенная злобность?
- Не совсем. Агрессивность, высокая возбудимость, непропорциональная реакция на раздражения. Но все это можно было исправить воспитанием. Я знал многих испытателей - и первого, и второго поколения. Поверьте мне, это были прекрасные люди, очень сдержанные.
- Да, наверное, это давалось им нелегко. Но вернемся к Лаборатории Интенсивных Воздействий. Почему работа Алексеева была выделена в отдельное направлени? Почему ему были выделены такие ресурсы? Насколько мне известно, ваше крыло потребляло 70% электричества, вырабатывавшегося станцией?
- Основным недостатком программы "Луна" было то, что она рассчитывалась на очень большой срок - от сорока, до пятидесяти лет. Необходмый эффект должен был быть достигнут к середине 80-х годов. Алексеев утверждал, что он нашел способ сократить этот срок в десять раз.
- Это было возможно?
- Насколько мне известно - да. Одним из показателей успешного развития вируса в нужном направлении был рост количества модифицированных эритроцитов в крови привитого. Я имел возможность исследовать этот показатель по наблюдениям последних 10 лет - у привитых наблюдался линейный рост, с заметным скачком между поколениями. С началом работ Алексеева, у добровольцев нашей группы рост стал экспоненциальным.
- Э-э-э, если я правильно понимаю - это значит быстрее?
- Гораздо быстрее. И скорость роста увеличивалась с каждым месяцем.
- Чем это было достигнуто?
- Обычным способом был воздействие на вирус источниками радиоактивного излучения и некоторыми химическими препаратами. Виктор Юрьевич использовал "троник".
- Как он его использовал?
- Я иногда спрашивал добровольцев, с некоторыми у меня были... хорошие отношения. Они не могли точно сказать. Большая часть процедур проводилась под наркозом. Но изменения были заметны. Они проявлялись даже внешне, хотя в чем точно я не могу сейчас сказать. Но были и психологические сдвиги. Их начали мучать кошмары, очень сильные, они просыпались по ночам...
- Речь идет о Евдокимовой?
- Вам известно?
- Это наша работа. Извини, если это кажется... грубым. Да, я знаю, что вы были близки.
- Я был против того, чтобы она участвовала в эксперименте, но не мог ее отговорить. Она была очень смелой, очень... Очень светлой. Аля верила, что мы действительно приближаем счастье...
- А ты?
- Сначала да. Но потом... Понимаете, обстановка в лаборатории стала... какой-то не такой. Кроме того, поверьте мне - я не завистлив, ч сам четко осознаю пределы своих возможностей, но рывок, который сделал Алексеев... В нем было что-то неестественное. Так считали и в других отделах. На конференциях Бюро Виктору Юрьевичу часто задавали вопросы о принципах работы его установки, о характере воздействия на организм, но он лишь говорил, что это секретно. Он и сам стал изменяться. Началась эта гонка - неделями, месяцами - без выходных, по 12 часов, а иногда и больше. Мы валились с ног, но он и Либерман, казалось, вообще не чувствовали усталости...
- Расскажите, что произошло седьмого апреля шестьдесят шестого года.
Свидетель некоторое время молчит, уставившись в пол.
- Максим, если тебе тяжело говорить сейчас - отложим разговор на завтра. Ты уже рассказал немало.
- Кроме меня никто не выжил?
- Ну что ты...
- Пожалуйста, Виктор Иванович. Не знаю почему, но ложь я чувствую. Из лаборатории больше никого в живых... не осталось?
- Хорошо. Откровенность за откровенность. Ты - единственный уцелевший. Ты провел несколько месйцев в коме, а когда вышел из нее... Черт, я это видел. Если честно, я не верил, что профессор Абросимов вернет тебе разум.
- Я был душевнобольным? Психом?
- Буйным. Сознание возвращалось к тебе постепенно. Сперва на минуту, потом на две, на десять, на час. Вот уже неделя, как у тебя нет приступов. Максим, ты - наша единственная надежда узнать, что произошло в лаборатории.
- Это можно посмотреть в архиве - результаты фиксивровались ежедневно...
- Уцелел только третий корпус. Библиотека, архив, все сгорело.
- Но мы отправляли рехультаты в Новосибирск еженедельно, и дважды в месяц отчеты в Москву!
- Ни черта вы не отправляли, Максим! Я читал их - там ничего нет! Ничего! Все тот же линейный рост, постепенное улучшение! Никакого скачка!
- Это невозмоэжно!
свидетель вскакивает и начинает ходить по комнате.
- Вы считаете, что я это все придумал? Или что у меня бред, последствия болезни!
- Максим, успокойся и сядь. Ты ничего не придумал. Я не знаю, чем занимался Алексеев, но его результаты оказались впечатляющими, вернее, чудовищными. Семьдесят восемь погибших, двадцать пять пропало без вести! Ты понимаешь? Черт, помоги нам, Максим! Родине своей помоги, ты же советский человек! Ведь это все происходило под нашим носом, и никто ничего не знал!
свидетель внезапно успокаивается и садится в кресло.
- Можно еще папиросу?
- Да кури, сколько хочешь, только себя не убей. И давай на ты.
- Хорошо. Виктор, я сразу скажу - мне очень тяжело об этом говорить. Я не знаю, происходило ли в действительности то, что я тебе расскажу, или это уже следствие болезни. Просто выслушай. Разговор ведь записывается?
- Да.
- Хорошо. Для меня это личное, но плевать. Ты прав, это было чудовищно. Слушай.
