Не стой под стрелой
Антон Долин, автор «Эксперт», «Эксперт Украина»
Новый блокбастер Ридли Скотта «Робин Гуд» стартует в России и мировом прокате. Одновременно фильм открывает и 63-й Международный Каннский кинофестиваль
Фото предоставлено пресс-службой
Включение «Робина Гуда», долгожданного опуса видного британца Ридли Скотта, в основную каннскую программу, да еще и в качестве фильма открытия, не удивило никого. Самые приметливые давно обратили внимание на совпадение дат международной премьеры фильма и старта авторитетного кинофестиваля, сделав предсказуемый вывод. Многие каннские снобы, наверное, вовсе не пойдут смотреть картину, удовольствовавшись традиционно недлинной церемонией открытия. А на «Робина Гуда» уж если идти — то как-нибудь потом, с семьей или друзьями, в нормальный кинотеатр, где продают попкорн и не заставляют отключать мобильники. Да если и пропустить, что с того? Кто видел «Гладиатора» с тем же Расселом Кроу и «Царство небесное» на ту же тему (Средневековье плюс крестоносцы), сможет вывести среднее арифметическое из двух картин Ридли Скотта, чтобы получился «Робин Гуд».
Все верно — и в то же время ошибочно. На радость и на удивление «Робин Гуд» оказался превосходным и совершенно неожиданным фильмом, который впервые за пару десятилетий напомнил о том, что Ридли Скотт не только ветеран киноэкрана, но и новатор в области зрелищного кино.
Если сверхуспешный «Гладиатор» был сделан по принципу «Древний Рим для глупых», то новая работа Скотта, при всех формальных сходствах, это первый в истории кинематографа «Робин Гуд для взрослых». Нет, Голливуд, разумеется, взял свое, откровенных неприличий, совсем уж дикой грязи или расчлененки на экране не увидеть. Этот фильм взрослый, потому что умный: речь ведется об очень серьезных материях — о политике, индивидуализме и государственничестве, об идеализме и пересмотре национальных ценностей. Страшно сказать, но есть тут даже собственная философия истории — не Толстой, конечно, но для популярного кино очень неплохо. Пожалуй, в масштабах масскультуры Ридли Скотт сделал для переосмысления классической легенды не меньше, чем в свое время его однофамилец Вальтер Скотт, адаптировавший в «Айвенго» средневековый миф к нормам романтического сознания.
Полемика с версией Скотта-старшего, превалировавшей в кинематографе до сих пор, очевидна. Робин Гуд (в фильме Робин Лонгстрайд) — отнюдь не вольный йомен, а лучник в армии Ричарда Львиное Сердце; немолодой, усталый, одинокий вояка, лишенный каких бы то ни было иллюзий. Сам Ричард (Дэнни Хьюстон) — грубый мужлан, туповато штурмующий французские замки, пока его родина голодает и нищает. Финального примирения справедливого короля и независимого стрелка тоже не будет, поскольку — внимание, спойлер! — в самом начале фильма Ричарда случайно убивают арбалетной стрелой. Примерно так оно и случилось на самом деле. Но суть, конечно, не в восстановлении исторической правды (в этом отношении у Ридли не меньше отступлений от хроник, чем у Вальтера), а в демифологизации центрального образа легенды о Робине Гуде — меткой стрелы, прилетающей из чащи Шервудского леса и ставящей точки над «i». Луки и арбалеты в этом фильме служат именно тому, чему должны: сеют разрушение и смерть, помогают одержать победу в неравной — и, соответственно, нечестной — схватке.
А люди — что твои стрелы. Куда прикажут, туда и полетят. Никакой свободы воли, забудьте также и о рыцарской чести. Единственный пережиток романтической эпохи в «Робине Гуде» — старый слепой безумец, доживающий последние дни на земле, владелец Ноттингема сэр Уолтер Локсли. Он пытается выдать стрелка Робина за своего погибшего наследника, но, как и положено Дон Кихоту, только выставляет себя в комическом свете и глупо гибнет под ударом меча более сильного противника. Любопытно, что эту роль Ридли Скотт поручил лучшему из рыцарей прошлого киностолетия — герою бергмановской «Седьмой печати» Максу фон Зюдову.
Все остальные иллюзий не питают. Иоанн Безземельный (смазливый, но противный гватемальский актер Оскар Айзек) — бесхарактерный и сластолюбивый тиран, которому плевать и на родину, и на семью, и на подданных. Элеонора Аквитанская (ветеранка британского кино Эйлин Аткинс) — усталая интриганка, махнувшая на все рукой. Британские лорды — чванливые и воинственные идиоты, отнюдь не готовые сплотиться перед лицом общей угрозы. Собственно угроза — трусливые гедонисты-французы, предательски перешедшие границу. Шериф Ноттингемский — непривлекательный статист. Леди Мэрион — сварливая стареющая дева, оставленная мужем-крестоносцем через день после свадьбы и с тех пор круглые сутки ухаживающая за полубезумным свекром, доящая коров и оберегающая скудный урожай от лесных воров. Робин, пока еще не Гуд, — угрюмый дезертир, который пытается пробиться в руководители антифранцузского ополчения, размахивая, вместо знамени, подзабытой Хартией вольностей. Такая трансформация героев легализовала приглашение на главные роли отнюдь не молодых уже артистов-австралийцев: 46−летнего Рассела Кроу и 40−летнюю Кейт Бланшетт.
До сих пор все киношники, которые брались за Робина Гуда, твердо знали: рассказать правдиво о том, чего не было на самом деле, невозможно, и не стоит выходить за рамки чистой сказки. Поэтому лучшими киноверсиями легенды оставались «Приключения Робина Гуда» 1938 года с Эрролом Флинном (это их, если кто не знает, потом спародировал Мел Брукс) и диснеевский мультик 1973 года — и, разумеется, не известные за границами СССР фильмы Сергея Тарасова с Борисом Хмельницким и песнями Владимира Высоцкого. Ридли Скотту удалось вписаться в классический канон, кардинально его нарушив. Его фильм рассказывает о правдоподобных, узнаваемых людях, ставших героями не хроники, а Легенды (так, напомним, назывался ранний фильм режиссера, в котором он впервые затронул мифологию британского Средневековья). Впрочем, легенда при этом выведена за титры: картина заканчивается тем, с чего все предыдущие начинались — в финальной сцене изгнанный Робин переселяется в Шервудский лес.
Все это — благодаря недюжинному владению техникой современного батального кино, наложенной здесь на реалистичную, шершавую фактуру. Никто сегодня так не владеет магией замедленной съемки, как Ридли Скотт. Никто не умеет снимать армию воинов так, чтобы она походила не на обученную массовку в доспехах, а на гобелен королевы Матильды. Никто больше не смог бы переосмыслить и переснять сцену высадки союзников из спилберговского «Спасая рядового Райана», да еще и в средневековом антураже, так, чтобы получилось и не смешно, и не жестоко, и не гламурно, а все-таки красиво.
«Робина Гуда» уже окрестили постмодернистским фильмом, но скорее уж эта картина знаменует конец постмодернизма. Детский романтизм здесь сменился серьезной интонацией, не пройдя через очистительный фильтр иронии; это не средневековые «Бесславные ублюдки», а средневековое «Предстояние» — в сотни раз более успешное и умное. Единственная постмодернистская черта в том, что главный французский фестиваль откроет картина, в которой французы выведены распоследними мразями. Ну и в том, что отменивший рыцарскую патетику Ридли Скотт давным-давно имеет титул сэра.
