|
|
От
|
М.Токарев
|
|
|
К
|
Сергей Зыков
|
|
|
Дата
|
15.10.2010 15:37:49
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
Картина маргарином!
>Говорили, что даже на операционном столе, когда бургомистра спасал немецкий хирург, тот не признался, что знает, кто в него стрелял. Он ведь хорошо помнил по прошлой своей горкомхозовской деятельности: прокурор Гаврилов свое слово держит.
Так папашка героический перед войной был прокурором или все-таки пограничником? Вообще-то тогда (да и сейчас) это совсем разная ведомственная принадлежность, т.е. даже перевод "особиста" либо зама начальника погранкомендатуры по разведке в территориальные органы прокуратуры представляется... сильно маловероятным.
А история с "бургомистром", который уже кого-то выдал (с соответствующими нехорошими последствиями для выданных - иначе откуда бы в партизанском отряде об этом узнали),и после этого его еще уговаривали помогать партизанам - полный бред. Пожалуй, весной-летом 1944 года "на крэсах", т.е. в западных областях Украины и Белоруссии подобные торги еще были как-то возможны и оправданы, но в другое время и в других местах - вряд ли.
>Дело было на советско-польской границе незадолго до войны.
До КАКОЙ войны? В 1941 году "дефензива" с польской стороны уже не действовала. До осени 1939 года старая граница охранялась так, что пограничники, даже комсостав ходить туда-сюда через границу по своему желанию не могли физически.
На моего будущего отца, тогдашнего оперуполномоченного погранзаставы, как нынче выражаются, пришла «телега».
А-фи-геть! ЕМНИП, "особисты", как и замы по разведке, по штату полагались не заставе, а комендатуре.
Начальник заставы, друг и собутыльник отца, только развел руками: ничего, мол, дорогой мой Ванюша, поделать не могу, обязан доложить наверх, что тебя неизвестный доброжелатель изобличает как агента дефензивы (польской политической разведки и контрразведки).
На особиста пришла "телега" начальнику заставы? Из-за кордона, что ли её подбросили с припиской "начальнику заставы лично"? Во всех остальных случаях вся переписка велась бы совсем по другим каналам, минуя командование заставы - комендатуры - погранотряда.
Отец говорит: «Постой. Я знаю, чьих поганых рук дело. Дай сутки, и он сам отлично доложит, что оклеветал меня». Тот решил рискнуть и на сутки отложил подметное письмо. А отец нелегально отправился за кордон.
См. выше. А еще лучше см. технические подробности ухода Люшкова через границу в 1938 году. Попробовал бы он в одиночку не то что приблизиться к "окну", а вообще обозначиться в погранполосе...
Местную красавицу, работавшую буфетчицей в пограничной столовке...
А еще там была пограничная сауна с бассейном, боулинг-клуб и видеосалон. Надеюсь, автор напишет об этом в следующей части "семейной легенды".
А мои орлы из разведки закидали грузовик гранатами.
Грузовик со спиртом? Гранатами? А какова была вероятность затем найти в грузовике что-нибудь ценнее "сплющенной дырявой бочки из-под спирта"?
>Взяли медикаменты. Отыскали бочку. Взвалил я ее на плечо — и ходу. А сзади еще машины с солдатней, но наши их попридержали, и они сильно отстали. Однако вскоре все-таки пустились вдогонку. Они-то налегке, а мы с грузом. Я впереди, как Чапай на лихом коне, но только пешком и по сугробам да с бочкой на горбу, а ребята отход прикрывают огнем. Ну, немчики вглубь не сунулись, побоялись. Отстали. Однако километров шесть, если не поболе, пришлось мне переть этот чертов бочонок. Он, правда, не такой уж тяжелый был, но, однако, пуда четыре по бездорожью — тоже не соскучишься».
В детстве я тоже смотрел "Балладу о доблестном рыцаре Айвенго" и помню эпизод, когда монах Тук допер до Шервудского леса бочонок с вином из развалин замка фрон де Бефа. Правда, тогда дело было летом, и монах, в отличие от партизан, накануне операции как следует закусывал...
>Воевал отец недолго, меньше года. Потом вернулся к своей прежней профессии, стал прокурором Раменского района Подмосковья. Это было гнездо воров, хулиганов и бандитов.
Единственное правдоподобное наблюдение. В военное, да и послевоенное время ВСЁ Подмосковье до и после 101-го км было изрядно криминализовано.
>А вот одна картина, относящаяся к партизанской поре, по его собственному признанию, ему врезалась в память навсегда. Не раз он возвращался к ней, она занимала особое место во всей его богатой событиями жизнь.
>Немцы, разгромленные под нашей столицей, стремительно удирали от ударов Красной армии. Колонны их войск настигала авиация, бомбила и расстреливала разбегавшихся по обочинам дорог солдат и офицеров. Проходил налет, и в кюветах, на придорожных полях оставались трупы и разбитая техника. Новый налет — и поверх этого слоя мертвецов и железного лома ложились вновь убитые и остовы машин. И все это происходило в чудовищный, небывалый мороз, когда люди застывали в любых позах, в которых встречали смерть. Такой страшный слоеный пирог предстал перед глазами вышедших из леса партизан.
Похожее описание было в мемуарах то ли у Симонова, то ли у Бориса Полевого, но там речь шла о раздолбанной немецкой колонне в Германии весной 1945-го года. В "морозы 1941 года" советская авиация (как и немецкая) летала весьма редко - и вряд ли могла устроить подобную "апокалипсическую" картину.
Обидно, что на одни добросовестно записанные и изложенные ветеранские мемуары (особый респект А. Драбкину!) ныне приходится по 2-3 подобных "арий Карузо в напеве Рабиновича". Поколение ветеранов уходит, а ЧТО-ТО слышавшие и КАК-ТО это запомнившие их дети/внуки даже из лучших побуждений озвучивают подобное...
В действительности всё обстояло совсем не так, как на самом деле.
М. Токарев