-- А вот в Москве так не думают, – хитренько добавляю я. – В Москве думают, что грузины вас порвут, как Ашотик надувной матрас.
Пауза.
-- Грузины нас порвут? Это кто именно так думает? Как его зовут, где он живет, кто его отец?
-- Евгений Ревенко так думает! -- безжалостно чеканю я. – А еще он ходит в Кремль и там тоже говорит, что грузины вас порвут. Он прямо сегодня готовит сюжет про то, что в Абхазии нет армии!
-- Ах он, пи-пи-пи! У его отца совесть есть? Конченый он человек, если он так думает! Проклинаемый он человек! Ты ему скажи, что он сволочь последний! Скажи, что у нас лучший армий на Кавказе и за Кавказом!
И тут просительным таким голосом добавляет:
-- Сестричка, скажи, что сделать, чтобы такой сюжет в эфир не пошел?
Надо ли говорить, что уже через час мы снимали учения абхазской армии. Небольшой коровник имел наглость именоваться артиллерийским батальоном и был единственной в стране военной частью. Тридцать два военнослужащих в форме разных лет и разных стран, некоторые просто в спортивных костюмах, выпучив большие абхазские голубые глаза, в недоумении смотрели на своего министра, пытаясь понять, что это с ним.
-- В шеренгу, я сказал! В шеренгу! – лютовал министр.
Военные топтались вокруг лужи. Наконец, один седовласый боец подошел к министру, взял его за рукав и сказал:
-- Сержик, ты че бесишься? Люди откуда знают, что такое шеренга-меренга! Ты объяснил бы людям.
И крикнул в толпу:
-- Русик, Сосик, Асик, а ну встаньте рядом, как на фотографию. Бесика позовите, где он в туалете застрял? Бесик, руки в карманы не суй, сигарету выплюнь! Ай, красавчики!
И опять министру:
-- Ну вот, Сержик, тебе шеренга. Че было орать?
Под раскидистой мушмулой ржавели два танка и полтора БТР-а. Вся артиллерия страны. Учения нам надо было изобразить с их помощью.
-- Заводи, скотина, танк! -- орал министр в ржавое дуло. – Завтра грузины нападут, а вы не можете танк завести. Хорошо вас Евгений Ревенко не видит!
Через час полумертвый министр уполз в тень лавровишни глотать Боржом. Я поскакала за ним петь ему в уши, чтоб не сбежал. Командовали парадом мои ребята.
Грек Гагр десятый раз выгонял танк за ворота, грозненец Андрюха десятый раз возвращал его обратно. Ему было надо, чтоб танк проехал прямо по луже и грязь брызнула в камеру под определенным, самым живописным углом.
Мама моя родная, это надо было видеть! Весь Сухум мгновенно узнал, что началась война. Никто не удивился, а некоторые даже обрадовались. Женщины в черных платках выскочили на улицу, держа на руках маленьких сыновей, чтоб сыновья привыкали к виду крови. Мужчины похватали лопаты – откапывать гранатометы в огородах. Коровы орут как резаные, петухи трубят похоронные марши. Девки на выданье воют о том, что останутся девками. Правда, нигде не видно агрессивных грузин – что несколько странно, но непринципиально.
Шесть часов мы гоняли всю боевую технику и весь личный состав туда-сюда по Сухуму и пригородам. Потом сляпали из этого репортаж и понеслись в Сочи перегоняться в Москву. Закос под сестру мэра Сочи российских таможенников не впечатлил, пришлось на границе давать взятку. Потом мы чуть не убились на своей белой шестерке, предводимой бесстрашным греком, мчались как оглашенные по сочинскому серпантину, чтобы успеть перегнать сюжет в Москву.
И что вы думаете? Женя Ревенко мне говорит:
-- Ух ты, какой прикольный репортажик получился! И армия такая мощная у абхазов – кто бы мог подумать. Жаль только в эфир не пойдет.
-- Как не пойдет, Женя? – ору я на том конце провода. – У твоего отца совесть есть, проклинаемый ты человек?
-- Ну, понимаешь, Ритуля, мы думали, что ТАМ будет три совещания, а ТАМ было четыре. Вот твой сюжет и не влезает в программу.
