|
|
От
|
Илья Григоренко
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
05.03.2002 15:50:21
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
НЮРКИНА ПОСТЕЛЬ
День добрый!
НЮРКИНА ПОСТЕЛЬ
Юлия ВАЛЕЕВА
…я сижу на корточках под пышным кустом малинника, и его ветви закрывают меня с головой. Сквозь зелень просвечивает солнце.
Мне хорошо и надежно. Даже уютно. Я лениво щиплю недозрелые ягоды. И изучаю резьбу на листке, болтающемся в аккурат
напротив моего носа. Но вдруг ветви раздвигаются - так стремительно, что я не успеваю опознать вторгшегося, и мне приходит
конец. От чего-то длинного и сверкающего на солнце . А потом я только и делаю, что умираю. Смотрю на фиолетовые кольца, и
чувствую, как все тело горит и постепенно немеет. И так – до тех пор, пока фиолетовое не становится черным.
Не сон – а обрывок. Но, когда я увидел его впервые, мне он понравился. Я помню проснулся и принялся фантазировать, как я в этих
кустах оказался и кто меня убил. У меня вышло, что убил фашист, которого я из этих кустов выслеживал. И не чем-нибудь, а
штыком. Это наверное потому, что у меня дед воевал с фашистами и погиб геройски. И я все детство провел под впечатлением от
дедовского героизма .
А вчера этот сон возьми, да и приснись мне весь целиком. И все в нем оказалось совершенно не так. Нет, фашисты были, и кусты
были, и я был. Такой же как сейчас – двадцатилетний, только думающий по-другому – словно деревенщина какая. А, может, и не я
это был вовсе.
Начался сон сумбурно. Вот только вроде дождь по каске хлестал, а я от пуль в окопе прятался, как уже - солнце вовсю светит и
наша часть входит на постой в деревню. Небо над головой - яркое, трава под ногами –пышная и наливная, аж лоснится. Такая,
наверное только во сне и бывает. А мне и хорошо до невозможности, и сердце щемит одновременно. Оттого, кажется, что у меня
друг Серега в последнем бою погиб. И часть наша совсем маленькая – человек 30 всего - видно много народу полегло вместе с
Серегой.
Вошли мы в деревеньку , аккуратненькую такую – домики все больше с белеными стенами, развалюх мало. Отовсюду бабы с
ребятишками повыскакивали – и плачут, и смеются. На меня старуха какая-то накинулась с поцелуями – причитает что-то, касатиком
называет и к себе в дом тащит – всего обслюнявила. Я уж хотел было оторвать ее руки от себя, как гляжу – на крыльце дома
старухиного, красивая-красивая баба стоит. Коса черная с руку толщиной, зубы, как бобы отборные и глаза - синие блестящие.
Внучка или дочка старухина. Тут уж я покорно за бабкой и пошел, а еще за нами старшина увязался: «Чо, - говорит, - далеко
ходить-то, все-равно сниматься завтра». И первый за стол уселся.
Накормили нас со старшиной отменно – кашей с луком, яйцами да все это под молоко парное. А когда смеркаться стало – хозяйки
на стол горилку выставили и сало. «Хорилка» - смешно называла ее бабка, а дочку-внучку называла Ханной. Старшина после
первого стакана, начал звать ее Нюркой. «Ханна - это же Анька по нашему, значит будешь у нас Нюркой» - приговаривал он, и все
норовил залезть Нюрке за пазуху, когда она ему в стакан подливала. Мне это было неприятно – а ей и не поймешь. Рук его она не
отталкивала, но и глубоко залезть не позволяла – отстранялась сразу. И при этом на меня своими глазами огромными зыркала. А
потом и вовсе рядом со мной уселась. Сидит и теплым боком своим прижимается. Старшине это не понравилось, он схватил ее за
локоть и попытался затащить к себе на колени. Но Нюрка цикнула «Уйди, черт» и осталась сидеть со мной.
Мне внимание Нюркино, конечно, приятно было, но как вести себя с ней, я толком и не знал. У меня ж ни одной бабы до войны не
было. А на войне и тем более – с рядовым-то кто пойдет? Поэтому я просто сидел и горилку пил понемногу, салом закусывал, да
ждал, что дальше будет. Горилка скользкая – по горлу, как масло текла, а в желудке плавилась, теплом все нутро орошая. А под
столом нога Нюркина жару добавляла. Старшина на нас косился все и языком цокал громко и осуждающе, а потом уронил морду
красную на кулаки и песню стал орать в стол. Глухо и протяжно. А как он захрапел, Нюрка и вовсе стыд потеряла – что вытворять
начала, рассказать неприлично. Я о таком только по рассказам слыхал, и думал, что штуки подобные вытворять только
Манька-вдовица и ей подобные умеют. А тут Нюрка – приличная вроде баба. Изголодалась, видно, без мужика совсем. Ну а я ж не
железный. Отвечать ей начал. Про осторожность и думать забыл – такую разве спугнешь. Сама какого хочешь мужика испугает.
В общем оставили мы храпящего старшину на лавке у стола, а сами пошли в комнатушку соседнюю. Бабка повздыхала нам вслед с
печи – но мне показалось, больше для приличия. Сама ведь баба – женскую тоску понимает. В комнатке Нюркиной – окно
распахнуто было, оттуда ароматом ночным веяло, на подоконник ветки черешневые из сада свешивались. У Нюрки соски точь в
точь, как эти черешни оказались. Я такой бабы красивой в жизни не видел – как легла она голая на простынь белую, я остолбенел
просто. Думал не смогу. Но ошибся. А еще она на слова очень ласковая оказалась. Всю ночь мне волосы гладила и ангелом
белокурым звала. У меня даже мамка такой доброй не была…
Встал я утром – прямо теку весь от нежности, словно пастила на солнце. Нюрка спит – волосы черные по подушке разметались,
грудь белая поднимается и опадает. Ножка пухлая с кровати свешивается… Так и лежал бы с ней – да любовался. Да нужда
позвала.
Вышел из комнатушки – гляжу, старшина с печки слазит. От бабки. Воровато так. Суетливо. Я не удержался и хохотнул. Его аж
перекосило, когда понял, что я его со старухой застукал. Но я не стал наблюдать, что там дальше с его наружностью случится.
Вышел в сад, да прямиком в малинник – уж очень кишки очистить хотелось. Отлил, а потом на корточки сел – все остальное
закончить. Малинник – пышный, его ветви меня с головой и закрыли. Сижу, ягоды щиплю недозрелые, изучаю резьбу на листке, в
аккурат напротив моего носа болтающемся. Хорошо мне, как никогда было. Мысли полезли даже – а не жениться ли мне на Нюрке,
как война кончится. Если доживу, конечно.
А потом интересное случилось. Я вдруг вспомнил во сне, что убьют меня сейчас к черту, и ни на ком я не женюсь. Хотел вскочить
было… Да не успел – ветви распахнулись и штык блеснул. Только на этот раз я успел рассмотреть кто меня этим штыком
оприходовал. Старшина это был. Его красная похмельная рожа. А потом ничего – только фиолетовые кольца и чернота абсолютная.
И пробуждение…
Сон этот у меня вчера случился.И с тех пор я только о нем и думаю. Даже до такого додумался: а вдруг во мне память генная
пробудилась и я побывал в шкуре деда своего, на войне убитого? Мне ведь никто не рассказывал как он на самом деле погиб. Даже
баба Нюра моя… «Геройски» - и все на этом.
Илья Григоренко