Код: Y01-1235283 Государство: Россия
Источник: Независимое военное обозрение Регион: Город Москва
Дата: 14.12.2001 Город: Москва
Номер: 046 Автор: Кирилл Востоков
Страница: 7
РАЗВЕДКА СЛУШАЕТ ЭФИР.
На Тихоокеанском флоте она быстро освоила японскую "морзянку"
РЕТРОСПЕКТИВА
ДНЕМ рождения современного Тихоокеанского флота можно считать весну 1932 г. К этому времени на Балтийском и Черноморском флотах были восстановлены все боевые корабли и начато строительство новых. Тогда же начали свою разведывательную деятельность в составе ТОФ и самостоятельные части радиоразведки.
С Балтики и Черноморского флота на ТОФ прибывает первая группа моряков-радиоразведчиков в составе 10 человек. С их появлением станция особого назначения Владивостокского района - Служба наблюдения и связи (СНиС) переформировалась в информационный радиоразведывательный центр (ИРРЦ).
Незадолго до этого Япония захватила Манчжурию, создала там марионеточное государство Маньчжоу-го и начала подготовку к войне, мечтая о захвате Приморья. Обеспечение неприкосновенности морских рубежей Советского Союза на Дальнем Востоке становится все более актуальной задачей для ТОФ.
Для прибывших радиоразведчиков ВМС Японии были принципиально новым объектом. Японский язык, письменность, азбука катакана, ее телеграфный код Морзе - все было настолько своеобразно, что принять текст на слух, запомнить его, разобрать и понять - без основательной специальной подготовки было делом невозможным даже для самого опытного радиоразведчика - черноморца или балтийца.
Все требовалось осваивать сначала: написание и названия знаков азбуки катакана, комбинаций их телеграфных посылок, прием на слух со скоростью 90 и более знаков в минуту. Затем последовало учебно-практическое изучение эфира по диапазонам и частотам, на которых работали корабельные и береговые станции ВМС Японии, построения позывных, заголовков и текстов радиограмм, сочетаний служебного переговорного кода радистов. Значительно проще и быстрее шло освоение приема тех японских передач, которые осуществлялись по международным правилам.Но это ставило перед радио-разведчиком задачу научиться быстро понимать, как передается текст: латынью или катаканой - для его правильной записи.
7 ноября 1932 г. были открыты два круглосуточных боевых поста поиска и перехвата. А в новогодний праздник вахтенный радист Сергей Соколов перехватил первую полную радиограмму. То был первый, но далеко не последний успех радиоразведки Тихоокеанского флота. Командование флота стало получать нужные ему сведения по ВМС Японии.
Постепенно были выявлены рабочие частоты основных военно-морских баз и кораблей Японии, базы и многие корабли, их радиосети. Приход в ИРРЦ первого пополнения в составе 30 краснофлотцев, их обучение в самой части приему на слух японских передач, поступление нескольких длинноволновых и коротковолновых радиоприемников позволили вскоре открыть еще несколько боевых постов совмещенного поиска и перехвата, В последующие два года в составе ИРРЦ ТОФ создаются первые радиопеленгаторные пункты. Они образовали зону радиопеленгования в районе Владивостока.
Накапливался опыт. Так, в передачах японских береговых и корабельных радиостанций в открытых радиограммах довольно часто использовались специфические японские сокращения, которые постепенно раскрывались переводчиками. В конце 1935 г. главная радиостанция ВМС Японии передала подобным образом боевые расписания флота на следующий год. Полная разработка текста и сокращений в этой передаче позволила определить организацию и состав эскадр флота и охранных бригад военно-морских баз. Было установлено, что японский флот интенсивно пополняется новыми кораблями (линкорами, крейсерами, эсминцами и подводными лодками).
Деятельность ИРРЦ начала принимать чисто разведывательный характер и выходить за рамки службы наблюдения и связи ТОФ. Перед центром ставятся все более широкие и трудные задачи - по добыванию полных и точных сведений о японском флоте и авиации. Радиосвязь японского флота и авиации продолжала последовательно усложняться как в организационно-техническом отношении, так и по режимам и методам ее применения. Наряду с обеспечением надежности и оперативности радиосвязи особое внимание начинает уделяться ее скрытности, секретности. В целях борьбы с радиоразведкой разрабатываются и внедряются различные технические, организационные и тактические меры радиомаскировки связи, нередко даже с очевидным ущербом для экономичности и быстроты управления.
В радиопередатчиках появляются устройства для изменения их тональности, расширяется использование бесквитанционных передач, сменных радиочастот (сезонных, сетевых, а также вызова и ответа), сменных секретных радиопозывных кораблей и самолетов. Засекречиваются служебные переговоры радистов, закрываются кодами и шифрами радиопередачи по вопросам деятельности кораблей и самолетов, упорядочиваются расписания работы радиостанций. Возможность добыть сведения о боевых силах вероятного противника методами радионабподения крайне сузилась.
Надо было переходить к более тонким, а именно разведывательным методам контроля радиосвязи японского флота и авиации. С этой целью ИРРЦ переформировывают в отдельный радиоразведывательный отряд ТОФ. То есть произошло организационное оформление и закрепление перехода в этой области от радионаблюдения за противником (функции СниС) к радиоразведке, как принципиально новому, специальному виду разведки. Радиоразведка, в отличии от радионаблюдения, включает активный поиск, обнаружение, контроль радиопередач разведывательных объектов. Ее цель - обнаружить и разведать объект противника, систему его боевых сил, вскрыть обстановку на данном театре.
Еще напряженней пришлось работать радиоразведке ТОФ при проведении крупного учения ВМС Японии. Соединенная эскадра, базировавшаяся на Йокосука, Куре и Сасебо, разделилась на две группировки. Одна из них вошла в Японское море через Сангарский пролив, другая - через Цусимский пролив. При их сближении в центральной части Японского моря отрабатывались двусторонние учения. В ходе разведки учения был вскрыт состав обоих эскадр, курс, скорость движения кораблей, районы отработки задач боевой подготовки, порядок руководства и весь ход учений.
Советский Тихоокеанский флот продолжал набирать силы, вместе с ним росли и крепли части радиоразведки.
Публичная библиотека предупреждает всех своих пользователей, что за всеми публикациями, представленными в библиотеке, сохраняется право автора на использование своего произведения или иного владельца исключительных прав на использование произведения.
[Go To Best Hit]
Код: Y98-321996 Государство: Россия
Источник: Интерфакс АиФ Регион: Город Москва
Дата: 25.11.1998 Город: Москва
Номер: 047 Автор: --
Страница: -
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ ТРУДЫ И ДНИ КАМЕНСКИХ в воспоминаниях потомка дворянского рода.
ХХ век завершается. Пока часы отсчитывают последние минуты уходящего столетия, мы хотим рассказать вам о людях, чьи имена не у всех на слуху, но благодаря которым писались многие страницы истории государства Российского в этом неспокойном веке
редлагаем вашему вниманию воспоминания Николая Каменского, потомка старинного дворянского рода графов Каменских. Фельдмаршал Михаил Федотович Каменский (как утверждают, прообраз князя Андрея Болконского в "Войне и мире") и его два сына во второй половине XVIII - начале XIX века приращивали к Российской империи территории Черноморского побережья, освобождая их от турецкого владычества, а также польские, финские земли... Судьбы же героев этого очерка - Сергея Николаевича, его сына Николая Сергеевича и его внука Николая Николаевича - переплелись с советско- российской историей нынешнего столетия
Я понимаю, что мои воспоминания неполны. Скажу только, что в будущее смотрю с оптимизмом, а на прошлое оглядываюсь с удовлетворением. Мне посчастливилось стать не только очевидцем, но и участником исторических событий ХХ века
Старинный русский род графов Каменских - слава Богу! - не пресекся, его продолжают мои сыновья и внуки. Они, уверен, будут знать свое прошлое и гордиться им. Станут наследниками славного имени и добрых традиций рода, представители которого не разделяли людей на своих и чужих, жертвовали, а не приобретали, искали не власти, а служения Отечеству
Часть первая Генерал русской армии
И сейчас, через много лет после его упокоения, дед мой, Сергей Николаевич, остается для меня образцом человека и патриота. Представителем элитного слоя российского общества - дворянства. Обладателем лучших его качеств: образованности, воспитанности, готовности служению Отечеству
Невысокого роста, плотный, с ежиком седых волос на голове, с пушистыми усами. Густые брови его были всегда как бы вопросительно приподняты, и из-под них глядели на собеседника живые блестящие глаза. Он носил китель или френч полувоенного покроя. Садясь за стол, по-старинному затыкал салфетку за воротник. Не курил и почти не пил, но любил отведать хорошей кухни. Нас, детей, часто брал с собой в походы по окрестностям: вдоль морского побережья или в горы, к дольменам - древнейшим сооружениям из огромных каменных плит. Проявлял в пути завидную выносливость, а ведь ему тогда было за семьдесят. На привалах, чтобы подбодрить нас, читал стихи, особенно любимого им графа Алексея Толстого
Его веселый тон отнюдь не побуждал нас к фамильярности. Дед, когда хотел сделать замечание, всегда иронизировал. "Руки перед едой будешь мыть или считаешь это буржуазным предрассудком?" - спрашивал меня, приятно грассируя. Его умение с юмором преодолевать любое недоразумение восхищает меня и сейчас. Боже мой, сколько же этих недоразумений было в его долготрудной, но гордой жизни..
Прямой потомок по мужской линии славного рода Каменских, он родился 13 марта 1868 года в Чернигове. "Из потомственных дворян Смоленской губернии", - говорится в послужном списке полковника русской армии графа Каменского
Его военная карьера началась в Московском юнкерском училище, стены которого Сергей Каменский покинул в звании поручика в 1892 году. В год воцарения Николая II молодой граф служил в артиллерии. В 1900 году успешно окончил Николаевскую академию генерального штаба. Для прохождения дальнейшей службы капитан Каменский вместе с женой и двумя детьми прибыл в Вильно. Дочь Ирина впоследствии вспоминала: "Отец был необыкновенным по доброте человеком, его любили все: дети, прислуга, денщики, солдаты, военнослужащие..." Перед началом русско-японской войны граф Сергей Николаевич был командирован в Оренбург. Вскоре он пересек границу Маньчжурии и принял активное участие в боевых действиях в районах Мукдена, Ляояна, на других направлениях. Его послужной список этого периода пестрит названиями горячих точек с упоминанием поисков, рекогносцировок, разведок, стычек, боев. Впрочем, он ни разу не был ранен - таково было его военное счастье. Кавалер многих наград, он имел различные ордена и золотое оружие с надписью "За храбрость". Хотя итоги русско-японской войны Сергей Николаевич оценивал весьма скептически. "Это воевали макаки с кое-каками", - не раз говорил он мне
"Когда началась первая мировая война, - вспоминала дочь Сергея Николаевича, - полковник Каменский в первый же день войны отправился на фронт". Сведения о его действиях на фронтах первой мировой довольно скупы. Но и на этой войне он, по его словам, "пулям не кланялся"
После удачного завершения одной из операций в 1916 году его произвели в генерал-майоры
В районе Галиции Каменский воевал вместе со знаменитым генералом Брусиловым. Они, кстати, дружили семьями: дочь Сергея Николаевича Ирина была невестой сына Брусилова Юрия, впоследствии погибшего
Летом 1917 года деда представили к производству в генерал- лейтенанты и награждению четырнадцатым по счету орденом - Св. Георгия IV степени. Но получить его он не успел... Свершился октябрьский переворот
Сергей Николаевич, убежденный монархист, одним из первых откликнулся на призыв генерала Брусилова ко всем бывшим офицерам - служить Отечеству и разделить с ним все трудности новой жизни. Он собрался в Петроград, но его остановили солдаты: "Мы уж лучше, ваше сиятельство, вас проводим". В дивизии его любили за то, что ценил ратный солдатский труд, был прост в общении
И вот под добровольным "конвоем" он направился во взбаламученную столицу. По пути, как потом рассказывал он, вспыхивали самосуды, убивали только лишь за погоны. Но Сергей Николаевич был доставлен в Петроград целым и невредимым. Сохранилось свидетельство, выданное ему Александровским комитетом, ведающим документацией о ранениях, где он все еще именуется - в марте 1918-го! - "генерального штаба генерал-майор граф Каменский"
В том же году его привлекли к реорганизации генштаба в качестве члена "Высшей военной инспекции Рабоче-Крестьянской Красной Армии Российской Федеративной Советской Республики". В 1919 году Сергей Николаевич начинает преподавать в Академии генерального штаба. А в упомянутой выше инспекции возглавляет комиссию по проверке военных сообщений, впоследствии - по расходованию денежных средств
Однако "военспеца из бывших" постепенно начали вытеснять со всех должностей. Специалист по организации военной штабной работы, с высшим военным образованием, свободно владеющий несколькими иностранными языками, социалистической стране стал ненужным. Арестовывали его трижды. Первый раз - в 1924 году. ержали недолго и вскоре выпустили. На четвертушке бумаги, именуемой "Выпиской из протокола особого совещания при Коллегии ОГПУ", сказано, что он освобождается досрочно. Затем последовал новый арест с высылкой в Тверь и выход из тюрьмы в 1927-м после от ывания срока.Затем - арест в 1929-м. И новое, третье, освобождение в 1935 году. В промежутках между арестами он работал ученым хранителем Музея армии и флота, преподавателем военного дела в техникуме
"Аресты отца - все несправедливые, ничем не о основанные. Мать, переживая тяжело все эти несправедливости, теряла то мужество, которое проявляла раньше, и "хождения по мукам" выпали на мою долю", - вспоминала его дочь. "Система хлопот, - свидетельствует князь С. Голицын в "Записках уцелевшего", - имела большое значение. Она действовала с начала революции до середины 30-х годов... Но все это касалось арестованных более или менее невинных..." Как-то раз Сергей Николаевич получил помощь с неожиданной стороны. В коридорах ОГПУ, рассказывал он, его случайно узнал бывший слушатель по военной академии. И обратился к своим коллегам- чекистам: "Это же Сергей Николаевич, он у нас преподавателем был "на ять" (высшая похвала на лексиконе тех лет, сопровождавшаяся поднятием большого пальца вверх)
Сергей Николаевич держался на допросах с ироническим достоинством, обращался со следователями, судя по его рассказам, как со сбитыми с толку красноармейцами: заполнял анкеты на свой лад, редактировал протоколы допросов. Во фразу "Арестован как участник монархической контрреволюционной организации с целью поддержания мировой буржуазии" Сергей Николаевич вставлял перед словом "участник" "предполагаемый". "Что вы там опять в моем протоколе исправляете: ведь этих лиц вы не знаете!" - как-то в отчаянии воскликнул очередной следователь. "Знал", - уточнил Сергей Николаевич. Сохранилась анкета тех лет, в которой на вопрос, кто он - рабочий, крестьянин, служащий, "или", зловеще вопрошала анкета, - Сергей Николаевич, зачеркнув по очереди все это включая "или", дописал: "преподаватель"
Выйдя из тюрьмы в 1935 году, он, 67-летний пенсионер, вместе с нашей бабушкой покинул Москву и устремился ("Как беженцы", - горько шутил он) к далекому Черноморскому побережью, в неприметный городок еленджик. Решив, что нашел спокойное место, он устроился кассиром в морской порт, а затем бухгалтером в больницу. Летом традиционно принимал у себя внуков. Для нас, детей, это были золотые годы. Но они оказались недолговечными. Началась вторая мировая война
Новороссийск оказался в полосе главного удара немецких войск, штабы военных соединений перебрались в близлежащий Геленджик. И о 73-летнем пенсионере вспомнило областное управление НКВД. "Вы действительно генерал царской армии?" - спросил уполномоченный, разглядывая Сергея Николаевича с любопытством. Получив утвердительный ответ, он добавил: "А тут на вас целое дело пришло", - и сообщил о решении депортировать Каменского с супругой из прифронтовой полосы в тыл. В 1941 году Сергея Николаевича выслали в Караганду
Похоронив в Казахстане верную спутницу жизни - нашу бабушку, Сергей Николаевич после окончания войны вернулся из ссылки, извлек из геленджикской земли закопанные - в который раз! - фамильные документы и перебрался на последнее в своей жизни местожительство - к дочери в Москву. Он не заполнял анкет, не устраивался больше на службу, но вел очень активный образ жизни: работал в библиотеках над историей рода, переписывался с родственниками, однополчанами. И всегда, в лю ую погоду ходил пешком
В возрасте 83 лет он заболел плевритом. И 1 февраля 1951 года графа Сергея Николаевича Каменского не стало
Часть вторая Подполковник ГРУ
Граф Николай Сергеевич Каменский родился 28 сентября 1898 года в Санкт-Петер урге. Единственный мальчик в семье, он получил хорошее домашнее воспитание. Его сестра Ирина вспоминала: "С братом мы всегда были друзьями, но нас рано отдали в закрытые учебные заведения. Отцу всегда хотелось, чтобы его дети учились в привилегированных учебных заведениях: я - в Смольном институте, а брат - в Пажеском корпусе". Два первых года учебы, начиная с восьми лет, граф проучился в Первом Александровском кадетском корпусе, а в Пажеский поступил в третий класс (первого и второго классов там не ыло)
Я никогда не слышал от отца о друзьях его детства. По-видимому, он ни с кем близко не сошелся. На фотографиях тех лет он выглядит серьезным, вдумчивым, замкнутым юношей с тонкими чертами лица. В Пажеском корпусе он учился вплоть до 1917 года. Летом этого года корпус расформировали, и пажи стали юнкерами различных военных училищ, в одно из которых попал и отец
В день октябрьского переворота он в составе сводного отряда юнкеров участвовал в обороне Зимнего дворца. Встревоженные мать и сестра разыскали его среди отступающих защитников, уговорили вернуться домой, по пути умоляя снять погоны. Он отказался их снимать, и тогда они прикрыли погоны башлыком
Дни проходили в тревоге, в ожидании "возмездия", которое не заставило себя долго ждать. Списками защитников Зимнего "заинтересовались", и вскоре группа вооруженных матросов и солдат вломилась в петербургскую квартиру Каменских. От расправы отца спасла случайность. Налетчики, обратившись в дверях к прислуге, правильно назвали фамилию и имя, но перепутали отчество. "Нет тут никакого Николая Петровича", - отпарировала служанка Устинья, выталкивая пришельцев за дверь. Ее решительность и внешность, выдающая простое происхождение, привели чекистов в замешательство. Прислуге поверили. Впоследствии Устинья оставалась все годы в семье домработницей
Но жить дома отцу больше было нельзя. Сначала его скрывали в больнице: держали под чужой фамилией на койке больного, умершего от тифа. Но облавы шли и в больницах, в етрограде оставаться было опасно. Отец покинул родной город и на полулегальном положении оказался в Москве
Двадцатилетний граф поступил в Лазаревский институт восточных языков. Он старался не привлекать к себе внимания, но ему не удалось скрыть свои удивительные лингвистические способности. "Знание языков давалось ему шутя", - подтверждает его сестра. Знакомство с однокурсницей Риммой Канделаки, дочерью московского адвоката, жившего на Пречистенке, решило его дальнейшую судьбу. Они поженились. Отец Риммы не захотел признать новое советское право, и вся семья переехала из Москвы в Тифлис
В Грузии, где советская власть установилась позднее (в 1921 году), жизнь казалась размеренной и относительно безопасной. "...В те времена много представителей русского дворянства бежали сюда, - размышляет Фазиль Искандер в книге "Стоянка человека", - это было своеобразной полуэмиграцией из России. Их здесь почти не преследовали, как почти не преследовали и местных представителей этого сословия. Я думаю, здесь сказались и закон дальности от места взрыва, и более патриархальная традиция всех сословий, которой подчинялась и новая власть. Настоящее озверение пришло в 1937 году, но тогда оно коснулось всех одинаково"
Вскоре Николая Сергеевича направили в командировку в Иран. По возвращении он работал в различных республиканских учреждениях Грузии, не забывая о главном деле своей жизни - восточных языках и восточной литературе. Мать рассказывала мне, как два раввина, завидев на улице отца, вежливо приветствовали его и один другому сказал: "Вот дворянин, славянин, христианин, а древнееврейский изучил лучше нас с вами". Впоследствии отец пояснял, что без этого невозможно было разобраться в арабской грамматике
Однако в судьбе скромного ориенталиста произошел неожиданный поворот: его пригласили на работу в военное ведомство
Трудно сказать, как именно он попал в поле зрения службы, ведающей переводами в штабе Закавказского военного округа (ЗакВО РККА). Но с 1940 года на работу он уже ходил в военной форме и со шпалой в петлице: красным эмалевым прямоугольником, обозначавшим до 1943 года звание капитана РККА. По-видимому, нужда Главного разведывательного управления (ГРУ) в переводчиках и относительная автономность этого ведомства от всесильных "органов" обеспечили отцу не только работу по специальности, но и безопасность семьи
Потом я узнал, что к нему в Музей искусств республики приходили и предварительно предлагали перевести тексты военного содержания на русский язык, взяв подписку о неразглашении. Позже он получил предложение, на которое ответил согласием при условии, что его старика-отца оставят в покое. Но с тех пор мой отец стал еще молчаливее
Вторая мировая война застала Николая Сергеевича в том же штабе ЗакВО, который продолжал наблюдать за своими соседями на юге. Вскоре он включился в организацию нового дела - вторжения Красной Армии в соседний Иран в августе 1941-го. Вероятно, командование не очень доверяло южному соседу
Летом 1941-го в школу младших командиров, где учился и я, проходя ускоренный курс подготовки так называемых радиотелеграфистов, прислали роту, состоявшую из азербайджанцев. Еще более ускоренно, чем нас, по существу наспех, их обучали радиоделу, чтобы потом распределить по десантным группам. Десантников собирались забрасывать на территорию Ирана для захвата мостов и железнодорожных узлов до прихода основных армейских частей из ЗакВО. В подготовке и проведении этой операции - кстати, почти неизвестной в нашей литературе - участвовал и отец
На Кавказе, еще не ставшем прифронтовой территорией, в это время появился созданный в Ставрополье и вскоре эвакуированный Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯКА). Николая Сергеевича пригласили на работу в это учебное заведение. Вместе с институтом отец переехал сначала в Баку, а затем, в 1943 году, в Москву, из которой когда-то бежал
В ВИИЯКА отец проработал все оставшиеся до конца войны месяцы, продолжал преподавать и в послевоенные годы. Он стал подполковником, приобрел большой авторитет. Но по-прежнему держался в тени. В партию, хотя это и было принято в те годы в среде интеллигенции, не вступил. Наряду с педагогической занимался и научной работой: некоторыми его учебными пособиями ("Правила военной переписки в иранской армии и правила обращения к официальным лицам в Иране" и "Краткий вводный курс фонетики арабского литературного языка") пользуются до сих пор
Его слушатели, с которыми мне приходилось встречаться в разное время, вспоминали прежде всего его удивительную эрудицию. Он и в самом деле знал много больше того, что требуется от обычного преподавателя иностранного языка. Знал историю не только того или иного языка, но и народа, который на нем говорит, религию этого народа, а заодно и философию этой религии. Наконец, он совершенно свободно владел несколькими европейскими (еще с детства) и основными восточными языками. Он занимался этим просто так, для себя. И всего этого не могли не ощутить его слушатели. Погиб он трагически: 13 июня 1951 года его нашли повешенным в комнате, где он жил. Военная прокуратура объяснила это как самоубийство..
...Вспоминая отца, я вижу его всегда сдержанным, корректным по отношению к окружающим, в том числе и к своим близким. Он всегда держал дистанцию - так ему было легче наблюдать, оценивать, размышлять. Как бы заняв круговую оборону, он бдительно охранял свою внутреннюю территорию от вторжения извне (наверное, инстинктивно эту манеру перенял у него и я)
Останься отец в живых, он, без сомнения, стал бы ученым-лингвистом. Языкознание - как, впрочем, и другие науки - в начале 50-х годов не очень-то жаловалось большевиками. Досталось и знаменитому, тогда уже покойному, академику Николаю Марру - выдающемуся филологу, востоковеду, лингвисту. Разрабатывая проблемы истории языков, этнографии и археологии Кавказа, Марр выдвинул интересную "яфетическую теорию" в языкознании. Мой отец был его верным учеником, а затем и последователем
Часть третья Солдат Великой Отечественной
Перед началом рассказа о себе оговорюсь, что я не совершал таких масштабных деяний, как мои предки, и не подвергался таким преследованиям, как мои отец и дед
Родился я в Тифлисе 10 декабря 1923 года. Мать моя грузинского языка не знала, так как родилась, провела детство и юность в Москве. Но это не помешало ей стать грузинской русскоязычной писательницей и публиковаться под девичьей фамилией. Ее книга о Пиросмани неоднократно переиздавалась и была переведена на польский язык
Тифлис - уютный город моего детства... Глазами мамы он выглядел так: "Город был большой, старинный, строения его лепились по высокой горе. Верхушку горы венчали развалины древней крепости. У подножия текла мутная река - Кура. Улицы карабкались вверх и, петляя, спускались вниз. Две из них - широкие и прямые - назывались проспектами". Многие из них, носившие имена великих князей и генералов, были в советское время переименованы, но жители города упрямо называли их по-старому, а площадь с уцелевшим на ней домиком немца-аптекаря звали его именем: "Земель"
Родители скрывали от меня мое социальное происхождение. Но я все узнал от бабушки. Коренная москвичка, осевшая на Кавказе, Наталья Львовна, урожденная баронесса фон Ребиндер, в замужестве Канделаки, часто со вздохом вспоминала дореволюционные годы. Для внука она высмотрела лучшее учебное заведение - гимназию мадам Левандовской. Слово "гимназия", правда, уже было отменено, а сама мадам эмигрировала с меньшевиками. Но оставались подобранные ею педагоги высокой квалификации и безупречной порядочности. А новый, "красный" директор взялся скромно преподавать ручной труд. Вскоре бабушка с ужасом обнаружила, что директор либерализовал прием учащихся. Моими первыми товарищами стали Р м, Олег и Владимир - все незнатного происхождения. К тому же у Владимира отец оказался убежденным большевиком. Но, подышав воздухом гимназии, впитав ее дух, они превратились в порядочных, образованных людей и остались моими товарищами. Впрочем, это было позже. А тогда бабушка решила недостатки школы компенсировать домашним воспитанием
В те годы зарубежная детская литература в стране почти не издавалась. Фенимор Купер и Жюль Верн доставались мне переплетенными из приложений к дореволюционному журналу "Нива". Знаменитый немецкий карикатурист Вильгельм Буш в новой России не издавался совсем: считалось, что советские дети сразу же начнут подражать его героям - Максу и Морицу, чертовски хулиганистым мальчишкам. У меня же эти сорванцы вызывали только веселое удивление. Может быть, они даже помогли проявиться у меня способностям рисовальщика, и все решили, что я стану художником- карикатуристом
Елки были запрещены: они считались чуждым религиозным предрассудком. Но у нас в доме ее ставили всегда. Потом, когда елки в 1936 году вышли из подполья, их запретили украшать бумажными гирляндами, так как это якобы намекало на буржуазные цепи пролетариата. Но и этот запрет тоже тайно саботировался. Точно так же, несмотря на призывы газет "ударить по Пасхе", дома у нас красили яйца, пекли куличи
Мое раннее детство пришлось на голодный период. Помню, как дедушка приносил шпинат из распределителя (слово "магазин" как буржуазное было отменено) и делился со мной, а я, стыдно вспомнить, смотрел, чтобы было поровну - ему и мне. Когда карточная система не действовала, практиковались другие формы регулирования, например "нормы отпуска продовольственных товаров в одни руки" или "списки". По спискам, к примеру, разрешалось в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции купить три килограмма муки. Если в списке были дети, включая грудных, их следовало "предъявить". Нехватку товаров первой необходимости следовало оберегать от огласки, как военную тайну.Когда, например, домашние послали телеграмму: "Пришлите с Ниной Шугар", последнее слово означало "сахар", хотя и выглядело как фамилия. Но мы, юнцы, воспринимали бедность как должный порядок вещей
Когда грянула Великая Отечественная война, я, 17-летний мальчик, добровольно явился в районный военкомат и оттуда был направлен в школу радистов. Некурящий, непьющий, несквернословящий, не член Коммунистического союза молодежи, приученный не класть локти на стол, не лезть вперед старших и не грубить женщинам и девицам, я, оглядевшись, начал понимать, что в Красной Армии эти качества спросом не пользуются
Освоив азбуку Морзе одним из первых, я был отправлен в действующую армию - в 513-й отдельный радиоразведывательный дивизион особого назначения Ставки Верховного главнокомандования (513-й ОРД ОСНАЗ СВГК). Это внушительное наименование означало только то, что дивизион не был обычным военным подразделением. И война поэтому оказалась для меня не такой, какой ее обычно принято изображать
Дивизион, в составе которого я прошел почти всю войну, представлял собой компактную единицу на колесах. В его задачу входило выдвигать к передовой линии траншей пеленгаторы, которые с разных точек засекали немецкие радиостанции и сообщали об этом на узел связи. Моей задачей в этом военном "муравейнике" было сначала добывать, потом собирать воедино сведения для передачи в разведотдел штаба фронта. В периоды, когда не могла действовать авиационная разведка и не было пленных, данные, добываемые дивизионом, являлись, по существу, единственной информацией о войсках противника. И хотя штабы этих войск меняли места расположения приданных им радиостанций, а те в свою очередь меняли волны, на которых общались друг с другом, мы научились их разыскивать и распознавать. Во время бессонных дежурств приходилось натыкаться на "вражьи голоса", вещавшие на русском. Услышанное я сопоставлял с запоздалой информацией нашего политрука, пытаясь установить истину. Она оказывалась обычно где-то посередине. И я не сообщал ее никому: не хотелось отвлекать особиста от его прямой обязанности - поединка с германским абвером
Но, когда подошла моя очередь, он вызвал меня на собеседование. Когда его вопросы коснулись моих родителей и родителей моих родителей, я ощутил себя на минном поле. Конечно, отвечал, что они "из служащих", притворился человеком без особых запросов. После этого наш политрук предложил мне вступить в партию. Мне бы следовало быть польщенным доверием, но меня охватило беспокойство. Вежливо поблагодарив за оказанную мне честь, я отклонил предложение, сославшись на то, что не чувствую себя готовым. Это было правдой. Я и в самом деле искренне недоумевал: зачем партии победившего пролетариата понадобилась моя персона? Передо мной иногда всплывал вопрос: с кем я? Для фашистов - "русская свинья", "недочеловек" - если бы взяли в плен. Для коммунистов - "из недобитых", "затаившийся белый" - если бы узнали. Надо было выбирать. Позднее я прочел у Монтескье, что деспот управляет рабами, а тиран - врагами. Тогда я инстинктивно, на уровне подсознания выбрал деспота..
А политрук все не унимался. Собрав нас в один из периодов затишья и призывая вступать в партию, обронил: "А вот некоторые говорят, что они не готовы". Я был тронут его деликатностью: он не назвал моей фамилии (а может быть, не я один был такой). Так или иначе, но позднее политрук повторил мне свое предложение. Он излучал, казалось, искреннюю уверенность: советский человек до такой степени любит свою партию, что не сумеет огорчить ее отказом. орько было сознавать, что мне придется приспособить свои убеждения и тем самым свою совесть к политической необходимости. Но я решил, что вступить, слиться с очередной отобранной группой проще: я ценил свое спокойствие и считал инстинкт самосохранения нормальной защитной реакцией человека. Мне казалось, что я воюю не за партию, ближе воспринимался лозунг "За Родину, за Сталина!". Думаю, подсознательно работала вековая формула: "За веру, царя и Отечество". Отечество же я за своей спиной ощущал. одсознательно ощущался и царь, правда из самозванцев, не славянин и не дворянин. Но - был. Имперское сознание требовало такой фигуры. Ну а вера, хоть и в искаженном виде, была тоже: мы знали, что хоть мы и уступили противнику территорию, но никогда не удет покорен народ, не будет подавлен русский дух. Все это обеспечивало душевную устойчивость и питало терпение. Дивизион наш перемещался вместе с остальными войсками фронта. Фактически я проходил по тем же местам, по которым шли когда-то солдаты русской армии, ведомые моим прапрадедом. Прибыв в 1941 году из радиошколы в дивизион необстрелянным ефрейтором, я узнал, что мы должны обслуживать по радио разведотдел штаба Крымского фронта. Когда была оставлена Керчь, пришлось отступить в зону Северокавказского фронта, который возглавил сам Буденный. Отступление перешло в беспорядочное бегство под обстрелом и бомбежками в районе Армавира, откуда мы выходили из окружения, а закончилось у перевалов Кавказского хребта. Здесь мы очутились в расположении Черноморской группы войск Закавказского фронта. Штаб этого нового фронта регулярно получал от нас сведения о передвижениях находящейся по ту сторону хребта группы немецких армий "Дон". За участие в этой операции мы все получили медаль "За о орону Кавказа". Награды во время войны вручались не персонифицированно, а коллективно, по-видимому, так было удобнее. Но лично для меня эта скромная медаль - дорогая память о родном для меня Кавказе
Но вернемся к боевому пути дивизиона. После Сталинграда немецкие части отошли от предгорий, но мы нагнали их после Кубани, действуя в полосе наступления 3-го Украинского фронта. В июле 1994 года несколько человек, в том числе и я, за активное участие в освобождении города Николаева были награждены медалью "За отвагу". А когда войска этого фронта повернулись лицом к Крыму, нас переподчинили 4- му Украинскому фронту, который шел дальше, освобождая юг Украины: Мариуполь, Мелитополь, Херсон, Одессу. В этот период группе радистов был вручен значок "Отличный связист". Для меня он означал не только бесперебойную работу без выходных и отпусков, но и признание моей квалификации: я передавал и принимал со скоростью не ниже 120 букв в минуту
На наш дивизион обратили внимание: где-то на самом верху, в Ставке, было решено перебросить нас с южного направления (мы стояли перед Румынией) на главное - Берлин и Кенигсберг. После наступления и освобождения Польши весь состав нашей части был награжден медалью "За освобождение Варшавы"
Между тем дивизион следовал дальше - мы оказались в Восточной Пруссии, в полосе главного удара войск 2-го Белорусского фронта. Под Кенигсбергом подверглись обстрелу вырывавшейся из нашего окружения группы противника. От толчка отяжелела левая рука, а на ладонь, на которую я взглянул, потекли из рукава струйки крови. Оказалось, что я ранен в левую часть грудной клетки, чуть повыше сердца. Сгоряча отправился в медсанбат, чтобы после перевязки вернуться к своим. Но оттуда меня не выпустили - ранение было расценено как тяжелое - и отправили в далекий тыл, в Новосибирск. И это за сорок четыре дня до окончания войны! Было обидно
В новосибирском госпитале я и встретил День Победы. Смотреть из окна на гуляющую толпу, прожектора и фейерверк было весело и досадно: нам, так называемым ранбольным, покидать лечебное учреждение запрещалось. Для большей убедительности у нас отобрали всю одежду, оставив только в белье. Оставались, правда, еще сапоги. Этого оказалось достаточным для того, чтобы гулять по городским азарам. Наиболее щеголеватые гладили кальсоны утюгом, придавая им элегантную складку
По возвращении в строй я получил предложение поступить в офицерское училище, для которого у меня нашли все необходимые данные: я имел боевой опыт, десятиклассное - в армии редкое - образование и был молод - к концу войны мне исполнилось всего 22 года. Я отказался, считая долг перед Отечеством выполненным. Вне армии я рассчитывал встретить более интеллигентное окружение
В Институте внешней торговли Министерства внешней торговли СССР, куда я рискнул поступить в 1947 году, на первом же экзамене по иностранному языку меня насторожил вопрос заведующей кафедрой. Она спросила, не приходилось ли мне изучать язык в детстве. "У вас поставлено произношение", - пояснила она. Признаваться, что в семье частенько переходили на иностранный язык, которому учила меня бабушка, не хотелось: уж больно непривычно выглядели такая семья и такая бабушка. Сработала привычка к мимикрии - я ответил отрицательно
Перед завершением институтской учебы в 1952 году нами, выпускниками, неожиданно заинтересовались. Всем было под тридцать, у всех было фронтовое прошлое и, по-видимому, подходящие анкетные данные. Такие же бесхитростные данные оказались и у наших молоденьких жен, которыми мы успели обзавестись. С каждым отдельно беседовал человек, который не представился. "Что у вас с левым глазом?" - спросил он, когда очередь дошла до меня. Я объяснил, что отличаюсь от других природным прищуром. Наверное, этот дефект показался собеседнику помехой для нелегальной работы, и он потерял ко мне интерес. А я вздохнул свободно
Однокашники же вскоре после беседы с ним куда-то исчезли. Одного из них я однажды увидел на фотографии в бельгийской газете. "Пойман русский разведчик в Лондоне, называющий себя мистером Лонсдейлом", - гласил заголовок. (Гордон Лонсдейл - псевдоним разведчика-нелегала Конона Молодого, руководившего нелегальной резидентурой в Лондоне. - Прим. ред.) После того как моя карьера разведчика прервалась, даже не начавшись, меня вызвали в отдел загранкадров Министерства внешней торговли. Началось длительное оформление, которое неминуемо закончилось визитом в тихий особняк в Комсомольском (ныне Большом Златоустьинском) переулке. Меня впустил чекист в фуражке с синим околышем. Я открыл указанную мне дверь: там находились два почтенных человека в темных костюмах.Один из них сразу же закрылся газетой, другой приступил к обстоятельным расспросам... В то время именно там и именно так пересекалась советская граница
В торговом представительстве СССР в Бельгии, куда я прибыл с семьей, работы хватало. Я накопил достаточно материала и наблюдений, которые позже описал в своей монографии. Я даже не очень скрывал от бельгийцев, что пишу книгу, наши же рассматривали это как чудачество. Потом, правда, бельгийцы сами перевели мою книгу "Бельгия: экономика и внешняя торговля" на французский, чтобы узнать, что написал про них "этот русский". Своего мнения они мне не сообщили
Представитель КГБ в посольстве дал понять: если меня вдруг станут вербовать иностранные службы, пытаясь при этом шантажировать моим социальным происхождением, то комитету известно то обстоятельство, что мой дед был царским генералом. Мне не оставалось ничего другого, как по лагодарить за заботу
И я с головой окунулся в работу, все реже притворяясь человеком без особых запросов. "Боевое крещение" на новом для меня - внешнеэкономическом - фронте я получил довольно рано, на коммерческих переговорах с неким месье Кулоном. Начал он с того, что я, дескать, выгодно отличаюсь от своего предшественника и разберусь в трудностях, которые его фирма испытывает в работе с советскими внешнеторговыми организациями. Картина, которую он при этом нарисовал, была убедительно неприглядной: создавалось впечатление, что не мы торгуем с ними, а они с нами. Кроме того, пассивная советская сторона давала мало из того, что фирме было нужно. Фирма, конечно, "наказывала" - она платила меньше. Я посмотрел на Кулона. Он был прав, но коробило его ощущение превосходства над "этими русскими". Передо мной сидел уверенный в себе, лощеный делец. За ним была отлаженная рыночная экономика. За мной - громадная страна с неповоротливым социалистическим хозяйством, управление которым не было рассчитано на здравый смысл. Состыковать две системы (шел 1954 год) было немыслимо, советоваться не с кем и некогда: на встречи не полагалось ходить одному, но это предписание мы все нарушали. Я решил выяснить, что же все-таки фирме нужно, на что именно спрос на рынке. Выяснил. И без предварительного согласования с Москвой, что тоже не рекомендовалось, поднял по этим позициям цены. Он возмутился: сумма неожиданно упущенной им прибыли оказалась внушительной. Казна же наша получила примерно мое годовое содержание в твердой валюте. Впоследствии мы с Кулоном стали уважать друг друга: он, как и я, оказался участником второй мировой войны, как и я, был ранен, как и я, недолюбливал немцев. Он даже подарил мне потом дорогой сувенир, который я с лагодарностью принял и... сдал под расписку завхозу торгпредства в соответствии с указанием. Кстати, это указание я предпочитал соблюдать всегда, во всех своих заграничных командировках
Столкнувшись с рыночной экономикой, я пришел к убеждению, что в настоящем бизнесе существуют свои правила игры. Есть запрещенные приемы, применение которых влечет за собой осуждение и дисквалификацию. Но есть и такое понятие, как хозяйственная этика: цивилизованный бизнес должен и может быть не только соревновательным, но и честным. Некоторые из своих наблюдений - они касались пружин, регулирующих политику стран - участниц Общего рынка, - я изложил в кандидатской диссертации в 1964 году. Но втолковать нашим неинтеллигентным правителям, как нам следует относиться к Европейскому Сообществу, было невозможно..
Последние годы я посвятил работе во Всесоюзном научно- исследовательском конъюнктурном институте (сейчас - Всероссийском), который был создан еще в 1922 году. Много внимания уделял аспирантам. И утешаю себя мыслью, что внес свой скромный вклад в то, чтобы отрасль, именуемая внешнеэкономическими связями, пополнялась специалистами высшей квалификации, столь для нее необходимыми
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ ТРУДЫ И ДНИ КАМЕНСКИХ в воспоминаниях потомка дворянского рода. // Интерфакс АиФ (Москва).- 25.11.1998.- 047
Публичная библиотека предупреждает всех своих пользователей, что за всеми публикациями, представленными в библиотеке, сохраняется право автора на использование своего произведения или иного владельца исключительных прав на использование произведения.
