ВИФ2 NE

	От	полковник Рюмин
	К	All
	Дата	26.04.2002 09:22:55
	Рубрики	WWII;

Протокол допроса рейхсмаршала Геринга - кому интересно

Откопал у себя ВИЖ № 10 за 1993 год. Там под красочным заголовком "ПРИЗНАНИЯ БЕЗ ПОКАЯНИЯ" опубликован протокол первого допроса Геринга следователем НКГБ.

Кому интересно - just enjoy.
___________________________________

КРАТКАЯ ЗАПИСЬ
результатов опроса германского рейхсминистра авиации Геринга Германа 17 июня 1945 года

Геринг Герман, 5 2 лет, рейхсмаршал, рейхсминистр и главнокомандующий военно-воздушными силами Германии, член НСДАП с 1922 года.

Вопрос: Владеете ли вы русским языком?

Ответ: Нет, я знаю только одно русское слово — «великий».

Вопрос: Чем это слово оказалось для вас примечательным?

Ответ: Под Великими Луками мы столкнулись с большими затруднениями в войне с русскими. Тогда я потребовал разъяснить мне, что означает слово «великие».

Вопрос: Когда вам стало известно о военных планах Гитлера против Советского Союза?

Ответ: О готовящейся войне против России узнал за полтора-два месяца до начала войны.

Вопрос: Нам известно, что еще в 1940 году Гитлер разослал всем главнокомандующим приказ о подготовке к нападению на СССР. Вы, как рейхсмаршал авиации, не могли не получить этого приказа.

Ответ: Я не могу точно припомнить даты, когда мне стало известно о подготовке к войне против России, но вспоминая обстоятельства осени 1940 года, я могу сказать следующее:

1. В это время действительно существовал приказ о подготовке к войне, но к России он никакого отношения не имел. Речь шла о захвате Гибралтара с проходом наших войск через Испанию. Эта операция была полностью подготовлена, но, к сожалению, от нее отказались.

2. Рождество 1940 года я провел вместе со своей семьей в Румынии, примерно в 300 километрах от русской границы. Если бы мне было известно о предполагавшихся военных действиях против Советского Союза, я вряд ли решился бы уехать со своей семьей в Румынию, где мы находились в непосредственной близости от советской границы. При всех обстоятельствах, если бы такой приказ был, я знал бы о нем не позже, чем за две недели до его подписания'.

Вопрос: Как вы отнеслись к факту возникновения войны между Германией и Советским Союзом?

Ответ: Я всегда являлся противником войны с Россией. Когда я узнал о военных планах Гитлера против СССР, я просто пришел в ужас. В это время вся авиация была брошена на запад и действовала против англичан. Задачи, стоявшие перед нашей авиацией, были далеко еще не завершены, а мне предстояло в случае войны с Россией перебросить на восточный фронт добрую половину самолетов. Я неоднократно пытался отговорить фюрера от его намерений воевать с СССР, но фюрер носился с мыслью войны против России и разубедить его я не мог. Я считал, что война против СССР нецелесообразна.

Вопрос: Как совмещается такая точка зрения с вашими многочисленными публичными выступлениями о ненависти к Советскому Союзу и о том, что «Советский Союз будет раздавлен»?

Ответ: Я был бы очень удивлен, если бы вы могли предъявить мне хотя бы одну мою речь, сказанную в этом духе. Вопрос стоял не о ненависти или любви к Советскому Союзу, а о целесообразности войны с СССР. Я считал, что воевать с СССР нецелесообразно, но вместе с тем я всегда был противником вашего мировоззрения. Но одно дело быть против войны с Советским Союзом, а другое высказывать в печати единое мнение по этому вопросу. После того как фюрер начал войну, моим долгом было сделать все, чтобы эту войну выиграть. Я всегда считал Сталина великим противником.

Вопрос: Вы сами бывали на восточном фронте?

Ответ: Я был в России очень недолго. Знаю только один русский город — Винницу. В Винницу я приезжал не по военным делам, а потому, что меня интересовал находившийся там театр.

Вопрос: Как воспринимало население Германии первые интенсивные бомбардировки после ваших заверений о том, что вы не допустите падения ни одной бомбы на Берлин?

Ответ: Такое выступление приписывается мне вражеской пропагандой. Я только говорил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы на Берлин не упала ни одна бомба. Кроме того, это было сказано тогда, когда мы имели полное превосходство в воздухе.
Бомбардировки были ужасны и они деморализовали население.

Вопрос: Как велико было ваше влияние в руководстве национал-социалистской партии Германии?

Ответ: Я был горячим сподвижником Адольфа Гитлера с 1922 года. С конца 1931-го и до 1933 года я был политическим уполномоченным фюрера в рейхстаге и играл решающую роль в вопросах ведения переговоров с другими организациями и с заграницей. Я также играл решающую роль в сформировании правительства, так как находился в хороших отношениях с Гинденбургом.

Вопрос: Согласовывались ли с вами государственные и партийные вопросы в последние годы?

Ответ: Государственные — да, партийные — нет. Я не занимал какого-либо поста в партии, но как второе лицо в государстве принимал близкое участие в решении государственных вопросов. В партийную иерархию я не вмешивался, так как занимал 6-7 государственных постов и мне и без того вполне хватало работы.

С тех пор как пост секретаря партийной канцелярии занял Мартин Борман, мой сильнейший противник, я совсем перестал заниматься партийными делами. Полностью я был выключен из партийной жизни в 1943 году. Никогда, даже в самые благоприятные годы моей жизни, я не пользовался таким влиянием на Гитлера, как Борман в последние годы. В узком кругу мы называли Бормана «маленьким секретарем, большим интриганом и грязной свиньей». О решениях партии я узнавал уже после того, как они были приняты. Мое положение в партии покоилось только на моем личном авторитете и моем положении преемника Гитлера.

Вопрос: Каковы были ваши взаимоотношения с Гитлером?

Ответ: Мои отношения с фюрером были отличными до 1941 года. В ходе войны они все время ухудшались, пока не дошли до полного краха.

Вопрос: Что вы называете крахом?

Ответ: Я понимаю под этим тот факт, что Гитлер снял меня с должности, исключил из партии и приговорил к смерти.
22 апреля Гитлер заявил, что он остается в Берлине и умрет там. В этот вечер он впервые заговорил о возможности поражения. Он был в ярости и заявлял, что лучшие его приближенные предали его. Один из генералов спросил его, не следует ли бросить войска, находившиеся на западном фронте, на защиту Берлина от русских. Гитлер ответил: «Пусть рейхсмаршал решает этот вопрос». Генерал сказал: «Но, возможно, армия не захочет воевать под командованием Геринга». Гитлер ответил:

«Неужели вы собираетесь продолжать сражаться? Это бесполезно. Мы должны идти теперь на компромисс, а Геринг это лучше сделает, чем я». Затем Гитлер приказал большей части военных лететь в Южную Германию. В их числе был и начальник штаба военно-воздушных сил Коллер, который заехал ко мне и рассказал об этом.

После посещения Коллера я позвонил д[окто]ру Ламмерсу и спросил его мнение, не следует ли мне, в силу сложившихся обстоятельств взять власть в свои руки. Было решено, что я телеграфирую в Берлин и попрошу указаний. Я послал телеграмму следующего содержания: «Поскольку вами принято решение остаться в Берлине, прошу сообщить, вступает ли в силу ваше завещание относительно того, что я являюсь вашим преемником, и могу ли иметь свободу действий в вопросах внутренней и внешней политики, как этого требуют интересы государства. Если я до 10 часов вечера не получу ответа, то должен буду предположить, что вы уже не свободны в своих решениях, и буду действовать самостоятельно». Позже я продлил срок ответа до 12 часов ночи.

Мой «антипод» Борман сидел в Берлине и, очевидно, доложил Гитлеру о моей телеграмме так, что я якобы готовлю против него заговор.

В 18 часов я получил ответ, что прежнее распоряжение недействительно и я не назначаюсь преемником.

В 20 часов прибыла группа эсэсовцев, которые заявили, что я и моя семья арестованы.

На следующий день в 9 часов утра ко мне приехал оберштурмбанфюрер СС, руководитель СС в Оберзальцбурге д[окто]р Франк и зачитал следующую телеграмму Гитлера: «Вашим поведением и вашими действиями вы изменили мне и делу национал-социализма. Кара этому — смерть. За ваши большие заслуги в прошлом я под благовидным предлогом «тяжелой болезни» снимаю вас с поста главнокомандующего военно-воздушным флотом».

На следующий день по радио сообщили, что я подал в отставку из-за «тяжелой болезни». Народ, конечно, смеялся, так как никто этому не верил.

Эсэсовцы получили от Бормана следующее распоряжение: «Когда кризис в Берлине достигнет своего апогея, то по приказу фюрера рейхсмаршал и его окружение должны быть расстреляны. Вы должны с честью выполнить этот долг. Мартин Борман».

Однако эсэсовцы не собирались этого делать, так как считали это не приказом фюрера, а всего лишь услугой со стороны «моего друга» Бормана.

Это было совершенно безумное решение. Они там, в бункере, посходили с ума и перестали быть хозяевами своих действий.

26 апреля я был арестован людьми Бормана. В первых числах мая меня спасли летчики.

Они напали на охрану и освободили меня и мою семью.

Ухудшение отношений между мной и фюрером началось в 1941 году. Между нами существовали разногласия по вопросу о применении авиации на восточном фронте. В связи с военными действиями против СССР фюрер предложил мне поделить авиацию на две части. Я не согласился, заявив, что авиация необходима нам для борьбы против англичан. До этого фюрер никогда не вмешивался в дела авиации. Теперь началось: он приказывал перебрасывать авиасоединения то туда, то сюда, зачастую без всякой надобности. Я возражал ему, заявляя, что я должен знать, какие задачи им ставятся в каждой отдельной операции.

Когда под Сталинградом для наших войск сложилась критическая обстановка, фюрер вызвал меня к себе. Решался вопрос, останется ли армия там или ей нужно отступать. Фюрер спросил меня, можно ли обеспечить доставку сталинградской группе войск 500 тонн грузов в день. Позже он снизил эту цифру до 300 тонн. Я ответил ему, что это будет возможно только при том условии, если погода все время будет летной и если наша сталинградская группировка будет удерживать в своих руках аэродромы.

Гитлер приказал бросить на доставку грузов в Сталинград все транспортные самолеты, даже учебные. Наступило то, чего я больше всего опасался, — ужасно тяжелые атмосферные условия, обледенение, метели, бураны. Наша авиация несла большие потери. Тогда фюрер приказал бросить всю бомбардировочную авиацию для перевозки оружия и боеприпасов. Бомбардировочная авиация была моим детищем, я создал ее на пустом месте, это было самое лучшее, что я имел. Я не мог отдать ее на верную гибель. Это было первым серьезным разногласием между нами. Гитлер приказал Мильху действовать самостоятельно, через мою голову, и использовать авиацию по своему усмотрению.

Больше уже прежних доверительных отношений между мной и фюрером не было.

Вопрос: Какое ваше общее мнение о Гитлере?

Ответ: Гитлер был, по-моему, гениальным стратегом, он был лучшим знатоком армий всех стран. Но он не хотел изучать всех тонкостей авиации и воздушной войны, поэтому принимал неверные решения в области применения авиации. Кроме того, Гитлер не переносил неудач. Они выводили его из себя; его военные и стратегические планы были гениальны, и если бы генералы проводили их в жизнь на восточном фронте, то немцы одержали бы победу.

Были между нами и другие разногласия. Зимой 1942 года были сформированы авиаполевые дивизии. Вдруг я получаю приказ направить в такую дивизию 20 тыс. летчиков. Я потребовал, чтобы эти люди, никогда не воевавшие на земле, прошли соответствующее обучение, получили артиллерию и т. д. Мне это было обещано, однако через несколько дней их с марша, без всякой подготовки бросили в бой. Все они были перебиты, и я был поставлен в неудобное положение перед своими летными кадрами.

Мною была сформирована десантная дивизия, которая была мне необходима для проведения известных мероприятий. Я много уделял внимания этой дивизии, лично обучал ее. Я знаю, что советское командование давало высокую оценку этой дивизии.

Вдруг у меня потребовали эту дивизию для наземных боев в районе Смоленска. Это было для меня, пожалуй, самым сильным ударом.

Принципиальные разногласия между нами наметились в вопросе о возможности начать переговоры с союзниками. Я неоднократно предлагал вступить в переговоры с одной из сторон, так как полагал, что победить военными средствами уже нельзя. Гитлер категорически отверг мои предложения. Упоминание в моей телеграмме Гитлеру слова «переговоры», возможно сыграло решающую роль, так как напомнило Гитлеру о всех разногласиях, которые между нами были. Отношения между нами еще более ухудшились в период усиления налетов союзной авиации. Гитлер вторгся в область истребительной авиации, предлагал фантастические вещи, вроде того, что необходимо установить пушки на истребителях, назначил особых уполномоченных при авиационных соединениях, которые мне мешали, и т. д.

Вопрос: Когда для вас стало ясно, что Германия проиграла войну?

Ответ: Сомнения в исходе войны возникли у меня после вторжения союзных армий на западе. Прорыв русских войск на Висле и одновременно наступление союзных войск явились для меня первым серьезным сигналом. После стабилизации фронта на западе я вновь обрел надежду. Я надеялся, что нам удастся форсировать производство турбинных истребителей, имевших на вооружении б пушек и 24 ракеты. Это дало бы возможность устранить воздушные налеты на Германию. При таком положении мы могли бы восстановить коммуникации и промышленность и наладить выпуск нового оружия. Но все это, к сожалению, оказалось предположениями, опрокинутыми практикой жизни.

Вопрос: Что вы можете рассказать об
обстановке в ставке Гитлера непосредственно перед капитуляцией Германии?

Ответ: Я ничего не могу по этому поводу сказать, так как до 20 апреля, если кто и думал, что победы быть не может, то высказывать этих мыслей никто не смел. Говорить о капитуляции в ставке запрещалось. Еще до 20 апреля Гитлер говорил о возможности победоносного окончания войны. Для того чтобы понять это, нужно учесть событие 20 июля 1944 года. В результате покушения Гитлер получил серьезное сотрясение. Единственный из всех находившихся с ним, он не лег в госпиталь. В этот же вечер фюрер принимал Муссолини и выступал по радио. Правда, через пять дней он слег в постель и пролежал два дня. После покушения он сильно изменился, терял равновесие, появилось дрожание руки и ноги, потерялась ясность мышления. С тех пор Гитлер вообще перестал выходить из бункера, не бывал на свежем воздухе, потому что при ярком свете у него болели глаза. Он стал очень решительным, без колебаний выносил смертные приговоры, никому не доверял.

Бормана называли «Мефистофелем» фюрера. Когда происходило обсуждение военной обстановки, стоило Борману положить на стол фюреру записку, порочащую того или иного генерала, и этого было достаточно, чтобы генерал впал в немилость.

Вопрос: Чем вы объясняете возрастание авторитета Гиммлера за последние годы?

Ответ: Как только стал падать мой авторитет, стал возрастать авторитет того человека, который занимал следующее место после меня. Меня считали консерватором. Чем радикальнее становились сам Гитлер и его политика, тем больше он стал нуждаться в радикальных людях.

Когда Гиммлеру было поручено командование группой армий «Висла», мы думали, что весь мир сошел с ума. Между мной и Гиммлером существовали следующие отношения: он стремился занять мое положение. Заверяя меня в дружбе, сам вел против меня агентурную работу. Я ему тоже говорил, что хорошо к нему отношусь, а на самом деле был постоянно начеку.

Вопрос: Что вам известно о судьбе Гиммлера?

Ответ: Знаю только то, что было в газетах. Если он действительно умер, то я не сомневаюсь, что на том свете он будет чертом, а не ангелом.

Вопрос: Какую роль в ваших интригах играл Геббельс?

Ответ: Геббельс был очень тесно связан с Гитлером. Это был очень умный человек, с большими способностями, но очень честолюбивый. Он был политическим противником Бормана, но умел лавировать. Мы называли его «корабельной шлюпкой», так как он знал, в чьем фарватере плыть. Отношения у нас с ним были хорошие, но не близкие. Он был умным человеком и не мог плохо относиться к преемнику Гитлера.

Вопрос: Что вы знаете о шпионской работе Германии против СССР?

Ответ: До начала 1944 года вся разведывательная и контрразведывательная работа находилась в руках Канариса. Впоследствии этим стал заниматься Гиммлер. Руководил разведывательной работой СС группенфюрер Шелленбсрг. Как практически осуществлялась ими работа, я не знаю, я только получал результаты этой работы, а также осуществлял переброску агентуры самолетами. Я был главнокомандующим военно-воздушными силами и мелочами не занимался. Я получал только заявки на самолеты для переброски агентуры. Маршруты полетов определялись абвером. Для переброски агентуры я выделил специальную эскадрилью, которая по заявкам Канариса и Шелленберга представляла самолеты для этой цели. Результатами каждой заброски я не интересовался. О наиболее интересных полетах мне рассказывали летчики. Насколько я помню, самый дальний полет был осуществлен в район Байкала.

Вопрос: Где находятся государственные архивы Германии и, в частности, архивы министерства авиации?

Ответ: Государственные архивы были вывезены в Центральную Германию. Во второй половине апреля фюрером был издан приказ о том, чтобы сжечь все архивы министерства авиации, но было ли это сделано, я не знаю.

Вопрос: Гитлеровская пропаганда длительное время распространяла слухи о «расколе» между нами и союзниками. На основании каких данных это делалось?

Ответ: Пропаганда приняла большие размеры, но никаких реальных оснований у нее к этому не было. Мы, военные, считали, что имеем единого врага. Я полагаю, что такого рода пропаганда велась для того, чтобы усилить волю немецкого народа к сопротивлению. Это был обман.

Вопрос: На что надеялось гитлеровское правительство, продолжая войну, когда поражение стало очевидным?

Ответ: Фюрер был главнокомандующим и сам вел войну. Он придерживался абсолютного тезиса — никогда не капитулировать. Поскольку он продолжал войну, постольку и мы должны были это делать. Однажды он заявил: «Я не могу вести переговоры о мире. Если это неизбежно, пусть это делает Геринг. Он в таких делах понимает гораздо больше».

Мы, военные, не могли строить собственных предположений или прогнозов, а обязаны были на все события глядеть глазами фюрера.

Вопрос: Имели ли вы или кто-либо из вашего окружения отношение к заговору 20 июля 1944 года?

Ответ: Нет. Из личного состава военно-воздушных сил только двое были замешаны в этом деле, но они уже давно ушли из авиации. Что касается меня, то я лично никогда не сделал бы этого и не поднял бы руку на Гитлера.

Вопрос: Многие считают, что заговорщики не преследовали корыстных целей, а хотели свергнуть Гитлера для того, чтобы облегчить судьбу германского народа.

Ответ: Это неверно. Они преследовали только личные цели и, если бы они пришли к власти, то наступил бы полный хаос, так как они представляли беспринципный блок трех совершенно различных направлений. В тот период военное положение Германии было не безнадежным, а только критическим. Наиболее активную роль в этом заговоре играл штаб резервной армии.

Вопрос: Что вам известно о местопребывании видных нацистов, скрывающихся от союзных властей?

Ответ: Мне об этом ничего не известно, а если бы я и знал, то все равно ничего вам об этом не сказал.

Вопрос: Мне непонятно такое заявление. Вы на допросе и обязаны отвечать.

Ответ: Я не знаю, где они находятся. В отношении гаулейтеров мне известно лишь следующее: гаулейтер Восточной Пруссии внезапно стал моряком, сел на корабль и отплыл из Кенигсберга в неизвестном направлении. Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что он в настоящее время берет уголь где-нибудь у берегов Исландии. Гаулейтеры Западной Пруссии, Померании и Данцига находятся в плену у англичан. Гаулейтер Мекленбурга содержится в тюрьме в Ноймюнстере, гаулейтер Познани уехал в Баварию. Где находится гаулейтер Бранденбурга, я не знаю.

Вопрос: Как относились вы лично к расовой теории Гитлера, которую он ставил в основу своей политики?

Ответ: В такой резкой форме, как она ставилась Гитлером, я ее никогда не разделял. Что касается еврейского вопроса, то меня в партийных кругах считали другом евреев, так как многим еврейским семьям я оказывал помощь. Из-за этого имел много неприятностей в партии. За границей об этом было известно. В то, что мы полубоги, я никогда не верил. Для этого сам я слишком земной человек.

Вопрос: Знаете ли вы генерал-полковника Кюля?

Ответ: Да, я его знаю, он был командующим воздушным флотом в Норвегии.

Вопрос: Какого вы о нем мнения и почему Кюль был отстранен от должности и должен был уйти в отставку?

Ответ: Кюль неплохой специалист, много занимался обучением кадров. Уход его в отставку объясняется тем, что у него не было достаточно боевого опыта, а мы хотели влить в авиацию свежие кадры.

Вопрос: В разговоре с нами Кюль сказал, что он был вынужден уйти в отставку после крупного разговора с вами, во время которого он вносил предложения, с которыми вы не соглашались, и выгнали его.

Ответ: Это чистая ложь. Такого разговора у нас с ним не было. Я хотел бы получить очную ставку с ним, чтобы послушать, что он еще будет врать.

Вопрос: Какие секретные государственные и партийные директивы издавались в Германии по борьбе с коммунизмом?

Ответ: Во время войны издавались общие полицейские директивы для обеспечения порядка в стране. Известно, что даже такой «демократический вождь», как Черчилль во время войны арестовывал членов парламента, если это требовалось. Обстановка заставляла это же делать и нас.

Юридически против коммунизма велась только одна пропаганда, а фактически оказывалось и непосредственное воздействие. Однако это проводилось через органы СС, особенно в период господства Бормана.

Вопрос: Что вам известно о мероприятиях партии и военного командования но уничтожению миллионов русских, поляков, евреев и прочих национальностей в оккупированных странах и о зверствах, чинимых немецкими войсками?

Ответ: О миллионах не может быть и речи. Это чистые выдумки пропаганды. Кроме того, поверьте мне, что террор ни в коем случае не был направлен против славян, только против евреев. Если и имели место отдельные зверства солдат на фронте и в оккупированных странах, то я заверяю, что никто из нас, государственных руководителей, ни генеральный штаб, ни правительство, ни партия не санкционировали этого.

Я могу привести некоторые примеры.
Однажды стало известно, что в России во время транспортировки пленных в одном эшелоне имело место массовое обморожение. Я немедленно навел справки. Оказалось, что замерзли только несколько человек. Были даны указания, чтобы избегать подобных явлений в дальнейшем.

Массовое умерщвление имело место только при восстании в Варшавском гетто.
Надо учесть, что всеми концлагерями руководил Гиммлер, и с тех пор, как у меня отняли полицию, я не имел к этому непосредственного отношения. Ко мне, наоборот, часто обращались с письмами и различными просьбами, которые я всегда направлял но адресу в канцелярию Гиммлера. Я даже имел неприятности за подобные дела.

Вопрос: Что вам известно о судьбе Тельмана?

Ответ: Тельман находился в концлагере Бухенвальде и погиб во время воздушного налета союзной авиации на лагерь. Как известно, в Бухенвальде находились военные заводы, которые являлись объектом бомбежки. Я лично не думаю, чтобы Тельман был намеренно убит, ибо в то время обстановка вовсе не требовала этого. Кроме того, сообщение о бомбежке Бухенвальда поступило ко мне также и по служебной линии ВВС.

Вопрос: Было ли выдано тело Тельмана семье?

Ответ: К этому вопросу я отношусь весьма скептически. Наверное, нет.

Я могу еще сказать, что в 1934 году, когда Тельман находился в моем ведении, я вызвал его к себе и имел с ним краткую беседу. Тельман указал мне на ряд своих требований в бытовом отношении. Однако впоследствии вся полиция перешла в ведение Гиммлера. Жена Тельмана в 1944 году обращалась ко мне с письмом с рядом просьб, но я был вынужден переслать это письмо также Гиммлеру.

Вопрос: Какое участие вы принимали в поджоге рейхстага?

Ответ: Буквально никакого. Это все дело рук безумца Ван-дер Люббе. Конечно, дело было не так, как описывалось в прессе, ему не пришлось бегать с факелом по зданию. Заранее были разложены зажигательные снаряды, которые моментально воспламенили все. Каким образом он это сделал, не приложу ума. Ясно, что Торглер и другие участия в поджоге не принимали. Но, несомненно, коммунисты готовили путч в это время.

Партия и я лично ничего общего с поджогом рейхстага не имели. Мы в этом вовсе не нуждались. Единственно, что я сделал во время пожара, это то, что немедленно прибыл туда и попытался войти в здание, но там был такой ужас, что пришлось поскорее уйти — ведь моя жизнь мне дороже.

Вопрос: Кто принадлежал к вашему ближайшему окружению?

Ответ: Мои главные связи распространялись на круг генералов ВВС, а также на некоторых гаулейтеров, с которыми я был связан старой дружбой. В числе генералов были: Лерцер, Кессельринг, Шперрле, Рихтгофен.

Из партийных работников наиболее близкими ко мне были; Кернер, Булер, Тербовен и Заукель. Однако Борман прилагал все усилия, чтобы уменьшить мой вес в партии и изолировать меня от ее руководящих работников.

Вопрос: Что вам известно о деятельности Власова и какая роль предназначалась ему в так называемой Русской Освободительной Армии?

Ответ: Из фактических данных мне известно, что Власов образовал комитет наподобие комитета генерала Зейдлица и сформировал одну дивизию, которая, кажется, была введена в бой (последнее мне точно не известно).

Насколько мне известно, никаких реальных расчетов на Власова и его армию не возлагалось.

Кому принадлежит инициатива в формировании власовских частей, мне точно не известно. Раньше с Власовым занимался Риббентроп, а после Гиммлер.

В 1945 году Власов посетил меня. Он сообщил, в каком состоянии находится формирование его дивизии, и жаловался, что ему не дают вооружения. Власов просил моей поддержки и также намекал, что он не прочь сформировать русскую авиаэскадрилью, которая бы находилась под моим покровительством. Это предложение я отклонил. Кроме того, беседа затрагивала ряд частных вопросов. Я подробно расспрашивал Власова о Сталине, так как очень интересовался этой выдающейся личностью.

Фюрер ничего не ожидал от этой затеи и решительно отказывался принять Власова.

Вопрос: Что вы можете сказать об использовании гитлеровским правительством русских белоэмигрантов и изменников Родины?

Ответ: Ничего определенного сказать не могу, так как никогда не занимался и не интересовался этим делом. Единственный человек, с кем я разговаривал, был Власов. Занимался этим вопросом Розенберг, он создавал всевозможные комитеты. Я всегда
считал, что если люди удрали из своей страны, то они, видно, и там ни на что не годились.

Допросил:
начальник 5-го отдела 3-го Управления НКГБ СССР полковник госбезопасности ПОТАШЕВ.
В допросе принимали участие:
пом[ощник] начальника Разведуправления ВМФ полковник ФРУМКИН,
нач[альник] отделения разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта полковник СМЫСЛОВ.
Переводили и вели запись:
майор госбезопасности ФРЕНКИНА, капитан БЕЗЫМЕНСКИЙ.