Снайперская школа
Когда началась война, я с родителями жила в столице Таджикистана Сталинабаде (ныне Душанбе). Врачи рекомендовали моему отцу, шахтеру по профессии, резко сменить климат, потому наш семья переехала туда из Сибири. В начале тридцатых годов это был по-сути большой кишлак: узкие улочки, дувалы, низкие глинобитные кибитки. Самые большие дома в два-три этажа, там размещались ЦК партии, почтамт. Но наш город строился. Отец работал на строительстве Варзоб ГЭС, шелковом комбинате и мясокомбинате. Мать учительствовала в школе. Семья наша была большой: кроме родителей, пять детей и больная бабушка. Младшая сестренка ходила в детсад, остальные учились.
Первое время о войне узнавали только по сообщениям радио и из газет, а осенью 1941 г. в городе стали бывать эвакуированные из Одессы, Киева, Харькова и других мест. Я, десятиклассница, продолжала мечтать о поступлении в технический институт, так как надеялась что война будет недолгой. Многие думали: не пройдет и года, как противник будет разбит, но тогда остановили его лишь у стен Москвы.
Вслед за эвакуированными в город стали поступать эшелоны с тяжелораненными воинами. Раненых размещали из-за нехватки мест в больницах, даже в школах, превращенных в госпитали. Но чаще и чаще мои подруги и знакомые провожали отцов и братьев на фронт.
В январе 1942 г. на фронт ушел и мой отец. Так война ворвалась и в наш дом. В своих письмах отец писал о страшных зверствах, чинимых фашистами в захваченных ими городах и селах, что очень скучает о нас и бьет врага, чтобы скорее разбить и выгнать его за пределы наше Родины.
В конце лета мы получили письмо от командира роты, в которой воевал отец. Он сообщал, что отец сражается храбро: метким огнем своего пулемета беспощадно истребляет фрицев. Мы очень гордились им, я показала письмо подругам, и они радовались вместе со мной. А мама, не выпуская его из рук, все плакала, чувствуя буду, и не без основания. Вскоре почтальон принес “похоронку”: “Лобковский Алексей Григорьевич пал смертью храбрых в боях за город Воронеж”.
Чувство глубокой ненависти к врагу, который принес в наш отчий дом столько горя и слез, переполняло мое сердце; все тверже во мне крепло желание попасть на фронт. Но сделать это было не просто, потому что девушек в армию не брали.
Тем же летом я со своими сверстниками поступила на курсы стрелков при райвоенкомате. Стреляла я прилично, курсы закончила с похвальной грамотой. По окончании занятий ребят сразу забрали в минометные, пулеметные и летные подразделения. Девушек по-прежнему в армию не брали. На все мои просьбы в райвоенкомате отправить стрелком на фронт отвечали категорическим отказом. Тогда я решила использовать обходной маневр. С этой целью и поступила в медицинский институт, где наряду с изучением специальных дисциплин учили оказывать первую помощь раненому: делать перевязки, накладывать шину, выносить с поля боя. Я надеялась, что медицинские знания помогут попасть на фронт. А в октябре того же года ЦК комсомола обратился к молодежи с призывом овладеть оружием и вместе с отцами и братьями встать на защиту Родины. Вскоре при Центральной мужской снайперской школе, на станции Вешняки под Москвой, Главвсеобуч создал женские курсы снайперской подготовки. В город Сталинабад пришло две заявки на эти курсы. Помню, во время занятий в институте меня вызвали в учебную часть и сообщили, что райвоенкомат предлагает поехать на эти курсы. Я с радостью согласилась. Вторую путевку получила моя подруга Оля Марьенкина.
Женские курсы размещались в бывшей оранжерее усадьбы графа Шереметьева. Приемная комиссия с особой тщательностью отобрала триста физически крепких и выносливых девушек, в числе них оказались и мы с Олей. Нас переодели в солдатскую форму, коротко остригли и зачислили в 1-й взвод 3-ей роты. В состав взвода вошли: ленинградка Вера Артамонова, пережившая блокаду, очень веселая белокурая девушка; сибирячка Оля Быкова; три подружки из Куйбышева - Тоня Орлова, Зоя Зелькина и Рая Благова; из Харькова - Рая Скрынникова и другие. Командиром роты был назначен старший лейтенант С.С. Писарев, очень строгий, но справедливый. К нам он прибыл после излечения в госпитале. Расскажу, как одним своим примером он научил нас делать все честно и хорошо.
Бытует мнение, будто женщины страшные «копуши». Командиры, чтобы приучить нас к воинской аккуратности и быстроте сборов, много ночей подряд не давали ни себе, ни нам покоя, поднимая по боевой тревоге. Однажды мы решили перехитрить командира. Разузнав, что этой ночью нас поднимут по «боевой тревоге», заранее уложили винтовки, противогазы, саперные лопатки в положение «готовности» и легли спать в брюках и гимнастерках, а некоторые даже в сапогах. В три часа ночи раздаются команды: «Подъем»!, «В ружье»! Сборы были недолгие. Захватив снаряжение, быстро выскочили на улицу строиться. Командир, одобрительно осмотрел строй, дал команду «Отбой». Мы возвращаемся и, быстро раздевшись, ложимся спать. Но не прошло и часа, вновь команда «В ружье». Ах, так! И мы решили вновь его перехитрить. Все как одна, натягиваем сапоги, на босую ногу, безпортянок, прямо на нижнее белье надеваем шинели и, схватив все снаряжение, выбегаем на улицу строиться. А там трескучий январский мороз. Командир смотрит на часы, явно довольный, но хитренько улыбается. Дает команду «Кругом». Мы поворачиваемся, и тут вся наша уловка обнаруживается: через разрезы шинелей видны белые кальсоны. Но он как бы не замечает этого и командует: «Направо», «Шагом марш», «Бегом». Прогнал нас метров восемьсот вокруг Шереметьевского парка. Видя, как мы замерзли, сжалился наконец над нами и , не говоря в назидание ни слова, отправил спать. В общем дал нам урок на всю жизнь.
Поначалу думали, что позанимается месяц-другой, научимся метко стрелять - и на фронт. Все оказалось куда сложнее. Все время от подъема и до отбоя было расписано по минутам. Занимались десять-двенадцать часов, из них восемь-десять на местности. А зима 1942/43 г. выдалась суровая, морозы стояли лютые. Несмотря на то, часами учились ползать по-пластунски, быстро и искусно окапываться и маскироваться, стрелять по движущимся мишеням. Вечером чуть живые добирались до казармы, падали на нары и начинали роптать на своих командиров: мы уже все знаем, а нас по десятку раз заставляют повторять одно и то же. И только на фронте поняли, что командиры старались закалить нас, создать тройной запас выносливости, чтобы в боевой обстановке хватало сил для выполнения задачи.
Тем не менее учились мы старательно, внимательно осваивая премудрости военного и снайперского дела. За отличные показатели многие из нас были награждены похвальными грамотами ЦК комсомола, а Саша Шляхова и Клава Прядко - именными снайперскими винтовками.
В мае 1943 г. приказом НКО СССР женские курсы были преобразованы в Центральную женскую школу снайперской подготовки и переведены в город Подольск. В июне сто девушек были направлены на Калининский и Северо-Западный фронты. Остальных оставили младшими командирами-инструкторами обучать новые пополнения курсантов.
