|
От
|
Alpaka
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
08.10.2022 21:03:24
|
|
Рубрики
|
WWII; 1941; Память;
|
|
Воспоминания моей мамы о войне
Разрешение от администрации я давно получил, и вот, наконец, собрался.
Это краткая версия воспоминаний моей мамы, Тамары Николаевны Денисенко, о ее детстве на войне, как она и ее мама в оккупации были. Рассказ ведется от первого лица:
“Про войну:
Маме моей было 22, она уже закончила 3 года обучения в фарм-техникуме в Ленинграде. Мама планировала отвезти меня к родителям мужа в Белоруссию на неделю-другую, а самой вернуться и сдать госэкзамены. Отец же все это время продолжал работать в Ленинграде, шофером. Но война все порешала по -другому. Вот так “повезло”- если бы остались в Ленинграде, мы бы точно бы погибли в блокаду.
Я родилась 4 февраля 1940 , значит мне тогда было год и 4 месяца. Мать со мной приехала в Белоруссию на поезде в Гомель, из Ленинграда прямо утром 22 июня. В Гомеле сели на корабль рано утром и ехали 4-5 часа по реке Сож, до Пропойска. На корабле была купальня, где мамаши мыли детей. Пока мыли детей и болтали, туда вдруг вошел моряк с окаменевшим лицом и сказал : “Началась война”.
Пришвартовались к Пропойску, и пошли пешком к бабушке по стороне отца. Дом был недалеко от пристани, почти на берегу речки. Прошло всего несколько часов с объявления войны. Она пошла тут же к подружке, меня оставила с бабушкой. Видит, перед ней идет по шоссе парень в форме, военный, и насвистывает песенку. Она шла одна, испугалась, и быстро обогнала его. Когда обгоняла, видит: петлицы на воротнике кверху ногами прикреплены! Она пошла дальше, почти бегом по шоссе, там на дороге- отделение милиции. Забегает в дверь и говорит-“там по шоссе- идет шпион, у него петлицы перевернуты!” Они посмотрели на нее как дурочку и засмеялись…
Помню сама об этом времени не много, в основном по рассказам матери. Часто убегали в леса. Пропойск находился на шоссе Москва- Варшава-Берлин, шоссе было с царских времен, раньше ставка Николая в Первую Мировую была недалеко в Могилеве. Сам Пропойск расположился по обе стороны шоссе, которая разрезала город на две части. Так как это был важный транспортный пункт, там шли постоянные бои. То неделю захватывали наши, то немцы. Пожгли много домов. Бабушкин дом был ближе к речке, подальше от центра города. Не много, с полкилометра, но все-таки в стороне, и он не сгорел. И дом дедушки по маме- он находился прямо на дороге, но тоже уцелел чудом.
Одно из ярких воспоминаний - тесть (мой дед) в бане гнал самогон. Тестю было тогда около 60 лет (его сын, мой папа был на 9 лет старше мамы, 1909 и 1918 соответственно). Дед спал в избе, а посылал невестку на целую ночь в баню, следить за перегонкой. “Ты у нас химик, вот и будешь смотреть за химическим процессом” шутил он. Ночь, где-то вдалеке слышна бомбежка, она боится, а сама сидит в бане, у этого аппарата чертового.
Когда пришли немцы- белорусы евреев по подвалам прятали. Когда наши отбивали-евреи возвращались по своим домам, немцы опять приходили-прятались снова. Никто никогда не знал, когда наши отступят. Вдруг полетели немецкие самолеты: бомбят -страшное дело, немцы быстро наступили, полностью захватили город, никто даже толком ничего не понял, что случилось. Некоторых евреев сразу схватили, поставили у рва и расстреляли. Одна девушка, Роза, была одноклассница моей мамы. Ее расстреляли одну из первых. Ее мама попросила мою маму найти и вытащить Розу, чтоб похоронить. Там много кто приходил ночью в темноте, таскали трупы для захоронения. Сама мать Розу не пошла выносить - у нее целая плойма детей была, мал мала меньше. Мама не могла отказать, и ночью нашла тело своей подружки, вытащила через трупы изо рва. Ночь, ей 22 года, война. И я маленькая дома. Когда же немцы заходили селиться в дома- все население уходило в лес, жили там. К партизанам, поближе к передовой.
Еще одно воспоминание (по рассказам мамы) когда мне было около 2-3 лет. Было затишье, не было боев. Но как немцы идут-мама все равно всегда пряталась в подполье. В подполе были бочки пустые, из под солений. И там спрятаться было очень легко, так как все уже было оборудовано для укрытия. Как бабушка услышит калитка скрипнула, смотрит в окно, видит немец --“Зинка, ховайся, немец идет” и она уже там, в подполе. Люк называется “ляда”, она туда наловчилась прыгать. И все при мне, маленькой. “Немец идет”, - я отлично понимала, что это что-то очень страшное. И вот, баба держит меня на руках, мама в подполье, забегает немец, а он уже оббежал несколько хат, искали они в основном поесть. Видит бабку с ребенком на руках: “Матка, млеко, яйко!”. Бабка отвечает “Нихтс!”. Он не останавливаясь- сразу на кухню, там русская печка, она заслонкой закрыта. Бросил заслонку на пол, пошуровал в чугунках, там ничего, только 2-3 картофелины в мундире.
А дед же пел на клиросе, голос был шикарный, был чин (какой- мать не интересовалась). В красном углу у деда была здоровенная икона- метра полтора-Никола Чудотворец. Немец вдруг кинулся на колени, и начал молиться перед иконой и приговаривать: “Гитлер капут, Сталин капут”. Закончил молиться, встал, подошел к бабе (а она меня все держит), и полез в карман. Достал пачку конфет, в серебряной бумажке, каждая конфета- как таблетка, вроде аскорбинки . Оторвал он одну таблеточку – и подает мне. А я как вжалась в плечо бабе, заплакала и закричала “Немец кака! Немец кака!” Баба меня прижимает, а у меня истерика: “Немец кака!” Немец страшно побагровел, и такой: “Oооо, партизан!” Он выхватил пистолет и начал тыкать мне, плачущему ребенку в спинку: “Партизан! Капут!”. Баба замерла, боялась пошевелиться- выстрелит, убьет обеих. А мама сидит, затаивши дыхание в подвале. Угоняли ее в Германию до этого уже 2 или 3 раза, да партизаны освобождали. Один раз была уже на поезде-так партизаны пустили под откос паровоз. Люди из вагонов посыпались, кто успевал в лесу укрыться, а кого в спину немцы-конвоиры расстреливали. Стреляли по убегавшим. хорошо, что леса почти стразу начинались. Она, бедненькая, столько пережила. Не случайно, что потом в 49 лет ее парализовало, случилось это когда она узнала, что ее служившего в Германии сына послали из Германии в Прагу, когда там были “чехословацкие события”.
А местных полицаев почти не было, зато были украинцы. Помню, как дед мамин (который был председателем колхоза) после войны сквозь зубы говорил “украинцы-нехороший народ”. Их по другому как ”предатели” и не называли. После войны маме уже было 14 лет, и она приезжала с младшим братиком на лето. Хотя дед и не распространялся особо на эту тему, но она хорошо запомнила. Сам дед партизанам передавал сведения о немецких частях, сколько техники, солдат.
Одна интересная деталь- я думаю или мама что напутала, или это “невероятно, но факт”. Но когда она была на оккупированной территории-она получал письма от отца с фронта! Говорит, письма сбрасывали к партизанам, и мама ходила к партизанам в лес, принося треугольнички не только для себя, но и для других жителей Пропойска.
Когда начинались бои, оставшиеся жители Пропойска уже привычно убегали в леса, “к партизанам”. Хорошо помню: мать держит меня на руках под елочкой, слышно стрекотание (стрельба) , слышу немецкую речь, понимаю что “речь не такая как мамина”, и реву: “есть, есть хочу!”. Мама же держит меня на руках и рот рукой со изо всех сил зажимает, услышат ведь, они совсем рядом. И вот, сколько лет уже прошло, как только слышу немецкую речь, сердце начинает стучать и давление поднимается.
А потом наступила зима, близко к передовой, нас набилось беженцев в брошенном блиндаже. У меня – началась диспепсия, кровавый понос несколько дней, я умирала, судороги были уже (от потери жидкости) и глаза закатывала. Мама моя в истерике бегала на улицу, там холодно, из колодца доставала ледяную воду и начинала мне на лицо прыскать, ну я глазки хлоп-хлоп -и открывала.
Как война кончилась маму сразу назначили директором Горздравотдела города Пропойска. Она свободно говорила и читала по-немецки ее основной задачей было чтение немецкой документации и инвентаризация того, что немцы бросили на складах. Запомнилось, как она занималась списанием и утилизацией нескольких тонн немецкого сахарина. Тогда целая борьба разгорелась: раздать или уничтожить; в конце концов решили уничтожить. Постепенно жизнь налаживалась, хоть и голодали. А сам город Пропойск потом переименовали в Славгород- там столько ожесточенных боев было.”
***
Добавление от меня: Моя мама чудом выжила в этой страшной войне. После войны бабушка и мама вернулись в Ленинград. Дед через несколько месяцев демобилизовался из Германии. Через несколько лет родился мой дядя. Мама продолжала ездить навещать бабушек и дедушек в Белоруссии, окончила школу, окончила институт, вышла замуж за курсанта Ленинградской Мореходной школы-украинца с Донбасса. Они живут вместе уже 56 лет. Вырастили двух сыновей, 5 внуков и уже 2 правнука. Вот ее и отца фотографии в молодости.
_3.jpg)
[730K]
_2.jpg)
[918K]
_1.jpg)
[1160K]
Alpaka