По поводу зверств французов в России в 1812 году.
Цитата из статьи Л. В. Мельниковой Монастыри Московской епархии во время Отечественной войны 1812 года
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА Источники, памятники, проблемы
Материалы IX Всероссийской научной конференции (Бородино, 4—6 сентября 2000 г)
"...2-го сентября Великая армия вступила в Москву. Время оккупации стало страшным испытанием для монастырей, пострадавших как от неприятелей, так и от разбушевавшегося в городе пожара. В зоне последнего оказалось несколько святых обителей, при этом Никитский и Георгиевский монастыри сгорели почти полностью; в Новоспасском, Спасо-Андрониеве и Зачатиевском от огня серьезно пострадали некоторые храмы; в Симонове, Богоявленском, Знаменском, Алексеевском и Ивановском сгорели кельи и некоторые другие здания. Многие уцелевшие от пожара монастыри стали местом постоянного пребывания французских воинских частей.
3-го сентября Великая армия получила официальное разрешение грабить, и многие ее представители дали выход своим самым низменным инстинктам, за что получили от местных жителей меткое определение — беспардонное войско17. В это время неприятели побывали на территории всех монастырей и почти все они были разграблены. Мародеров интересовали прежде всего драгоценности, украшавшие священные предметы. Они сдирали с икон серебряные оклады, собирали лампады, кресты. В поисках спрятанных сокровищ грабители нередко взламывали в храмах полы. Ограблению подвергались и монахи: у них отбирали сапоги, теплое платье, рубашки. Во многих монастырях монахов нещадно избивали, чтобы узнать, где спрятаны церковные сокровища. Некоторые из них от побоев скончались (например, иеромонах Знаменского монастыря Павел18, священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев19). На территории Новоспасского монастыря был похоронен священник церкви Сорока святых Петр Вельмя-нинов, мучительски убитый неприятелями за то, что не отдал им ключи от своего храма. Его били прикладами, кололи штыками и саблями. Всю ночь он пролежал на улице, истекая кровью, а утром проходивший мимо французский офицер пристрелил его. По свидетельству очевидца, рассказавшего эту историю, неприятели потом три раза раскапывали его могилу — видя свежую землю, они, видимо, думали, что там зарыт клад20.
От грабежа оккупанты часто переходили к прямому осквернению русских святынь. Так, в Спасо-Андрониеве, Покровском, Знаменском монастырях французские солдаты кололи на дрова иконы,
лики святых использовали как мишени для стрельбы. Не довольствуясь монашескими кельями неприятели в качестве жилых помещений часто использовали храмы, при этом престолы и жертвенники употреблялись вместо столов, а в алтарях стояли кровати. Некоторые церкви Заиконоспасского, Покровского, Новоспасского, Симонова, Крестовоздвиженского, Донского, Рождественского и других монастырей были превращены в конюшни. В алтаре соборного храма Чудова монастыря находилась канцелярия маршала Даву, а в Екатерининской церкви Вознесенского— хлебопекарня.
Наибольшему осквернению со стороны врагов подвергся Высокопетровский монастырь, где оккупанты устроили скотобойню, а соборный храм превратили в мясную лавку. Очевидец пребывания французов в Москве (в то время — ученик Славяно-греко-латинской академии), проходя мимо монастыря с ужасом увидел, что монастырский погост покрыт спекшейся кровью, а в соборе на паникадилах и на вколоченных в иконостас гвоздях висят куски мяса и внутренности животных21.
Из многонациональной армии Наполеона только греческие части не участвовали в разграблении монастырей, так как видели в русских монахах своих единоверцев. Впрочем, среди французов и поляков тоже иногда встречались люди, которые относились к православным святыням если не с уважением, то, во всяком случае, с осторожностью. Так, по словам монахини Новодевичьего монастыря Антонины, начальник остановившихся в их обители солдат Задэра «греха боялся»22. Осматривая монастырь, он посоветовал убрать серебряный крест, Евангелие и другие ценные вещи, пояснив на ломаном русском языке: «Французска солдата вора». По свидетельству монахов Данилова монастыря, квартировавшие у них французы часто заходили в церковь: все осматривали, но ничего не трогали. Один офицер, увидев перед иконой свечу, потребовал себе такую же, но от образа не велел брать. Узнав, что в монастырь должен прибыть отряд конной артиллерии, офицеры предупредили священника: «Это люди нечестивые» и предложили спрятать все ценное. При этом они даже помогли зарыть в землю церковные вещи, а приехавшим артиллеристам пришлось ограничиться обдиранием раки князя Даниила и снятием одежд с престолов23.
В некоторых монастырях (Новодевичьем, Рождественском, Зачатиевском, Страстном) французы разрешили возобновить богослужения. В Новодевичьем они даже выделили священнику необходимое для службы красное вино и муку для просфор, запретив при этом читать молитву «о победе на супостаты».
Своим личным посещением Наполеон «удостоил» Новодевичий и Донской монастыри. Эти обители он, по-видимому, рассматривал как стратегические объекты. По его приказу в Новоде-
вичьем французы разместили батарею, а стены монастыря укрепили окопами, для чего стоявшую рядом с монастырем церковь Иоанна Предтечи взорвали.
Из загородных монастырей неприятели побывали в четырех: Николо-Перервинском, Николаевско-Угрешском, Можайском Лужецком Ферапонтове и Саввино-Сторожевском. Первые два пострадали сравнительно мало: все наиболее ценное было вывезено накануне. Поэтому утрата Николаевско-Угрешского монастыря ограничилась преимущественно истощением съестных запасов. В Николо-Перервинском французам не повезло даже с этим — остававшуюся здесь муку и подсолнечное масло монахи надежно спрятали. Можайский Лужецкий монастырь был разграблен и осквернен. Свидетелем поругания является хранящаяся здесь икона святого Иоанна Предтечи со следами от ножа — французы рубили на ней мясо24. Удивительна судьба Саввино-Сторожевского монастыря, где во время войны произошло поистине чудесное событие, которое стало известно в России с 1839г. после посещения ее герцогом Максимилианом Лейхтенбергским — сыном вице-короля Италии Евгения Богарне. Отец рассказал ему, что во время пребывания в монастыре ночью к нему в келью (то ли во сне, то ли наяву) пришел старец в черных одеждах и сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует, и ты возвратишься в свое Отечество целым и невредимым». Утром принц Евгений пошел в церковь и в одном из образов узнал своего ночного посетителя. На его вопрос, чей это портрет, монахи объяснили, что это святой Савва, основатель монастыря. Евгений Богарне распорядился запереть и опечатать храм и вскоре увел свой корпус из монастыря25. Верность предания подтверждается тем, что в соборной церкви разрушений практически не было. Однако в целом монастырю все же был нанесен определенный ущерб. Особенно пострадали находившиеся на его территории дворец царя Алексея Михайловича и Царицыны палаты. После ухода неприятелей от их интерьера почти ничего не осталось: кровать царя Алексея Михайловича была сожжена, дорогие кресла ободраны, зеркала разбиты, печи сломаны, редкие портреты Петра Великого и царевны Софьи похищены. Известно, что в Саввино-Сторожевском монастыре останавливался также 3-й кав. корпус генерала Груши. Возможно, что разрушения были сделаны этой воинской частью.
В иноческих воспоминаниях иногда встречаются сведения о защитниках православных святынь из среды мирян. Так, крестьянин Алексей Ревягин, увидев, что французский солдат укладывает в свою повозку серебряную ризу с иконы Спасителя из соборного храма Николо-Перервинского монастыря, сначала хотел отобрать
ее, но, поняв, что силы неравны, попробовал обмануть грабителя, что получилось весьма успешно. Громко смеясь, он показал сначала на медные пуговицы своего кафтана, а затем — на снятую ризу. Мародер, подумав, что принял медь за серебро, выбросил похищенное. Крестьянин подобрал ризу, спрятал в своем доме, а после ухода неприятелей вернул ее монастырю26. Штатные служители Симонова монастыря одного из грабителей убили.
Несмотря ни на что, к врагам, оказавшимся в тежелом положении, монахи относились по-христиански: в Новодевичьем монастыре заболевших французских солдат лечили, а в Рождественском делились с голодными оккупантами своей скудной пищей. Рассказывая об этом, одна из монахинь пояснила: «Ведь захотят, так сами все возьмут, опять же жаль их сердечных, не умирать же им голодною смертью, а шли ведь они на нас не по своей воле»27.
Уходя из Москвы, французы пытались взорвать некоторые монастыри (Новодевичий, Рождественский, Алексеевский), но монахам удалось вовремя потушить огонь и тем самым спасти свои обители.
Ущерб, нанесенный московским монастырям неприятельским нашествием, был огромен. На исправление монастырских зданий было затрачено более 500 тыс. рублей. Многие иконы и редкие книги безвозвратно погибли. Крестовоздвиженский, Георгиевский и Ивановский монастыри (как наиболее пострадавшие) были упразднены и превращены в приходские храмы (в 1859г. Ивановский был возобновлен как монастырь). После войны рассматривался также вопрос об упразднении Никитского монастыря, однако он был восстановлен на частные пожертвования.
В заключение хочется отметить, что события, происходившие в московских монастырях, получили во время войны широкий резонанс и, несомненно, повлияли на усиление партизанского движения. Несмотря на весь свой военный гений, Наполеон не смог понять главного: нельзя воевать с народом великой страны, особенно — не зная его истории и не уважая его ценностей и традиций. «Дубина народной войны», сыгравшая значительную роль в истреблении Великой армии, блестяще доказала это в 1812 г."
