ВИФ2 NE

	От	Геннадий
	К	Геннадий
	Дата	11.08.2002 18:31:44
	Рубрики	WWII;

Черчилль, Рузвельт и Сталин. ТЕГЕРАН

"Тегеранская конференция проходила с 28 ноября до 1 декабря. Помимо важных решений по военным вопросам впервые главы трех государств обменялись соображениями по поводу послевоенного урегулирования и, пожалуй, самое важное - близко узнали друг друга во время личных встреч Сталина с Рузвельтом и Сталина с Черчиллем и за столом переговоров, за обедами и ужинами.
Тот факт, что прошло два с половиной года после германского вторжения, прежде чем три лидера встретились, давал Сталину двойное преимущество. Первое - то, которое он извлек из сложившейся на фронтах ситуации,- усиливалось отсутствием согласия между Черчиллем и Рузвельтом по вопросам стратегии и тем значением, которое Рузвельт придавал установлению особых отношений с советским руководством, пусть даже за счет уникальных отношений, сложившихся между ним и Черчиллем. Не далее как в марте 1942 года, задолго до их встречи, Рузвельт убедил себя - и сказал об этом Черчиллю - что он способен справиться со Сталиным, как никто из англичан:
"Он терпеть не может всех ваших руководителей. Он полагает, что я ему нравлюсь больше, надеюсь, он будет продолжать так думать". Рузвельта критиковали за наивное представление о том, что он якобы способен "управлять". Сталиным, как управлял столькими американскими политиками. Но едва ли его можно критиковать за своевременное предвидение того факта, что успех всякого послевоенного урегулирования будет зависеть от совместных действий США и СССР, а это, в свою очередь, от установления доверительных отношений между ними до конца войны.
Со своей стороны Сталин продемонстрировал неожиданную гибкость, применяясь к ситуации, в которой он никак не мог произвольно использовать свою власть, где ничто не угрожало его положению, где он, безусловно, был принят на равных с двумя другими лидерами. "Как Сталинград имел решающее значение для Сталина в военном отношении, так Тегеран в дипломатическом". Но было и различие, заключавшееся в том, что успехи на фронте - были результатом совместных усилий главным образом Красной Армии, ее командиров и Генерального штаба, а использование военных успехов в дипломатической игре - заслуга исключительно Сталина. Если Сталину приходилось учиться ведению войны, то человек, который заключил нацистско-советский пакт, от которого так выиграла Россия, не нуждался в обучении искусству дипломатии. Что касается Балтийских государств, Польши и Бессарабии, то он шел тем же путем и с тем же результатом.
Дипломатические успехи Сталина в Тегеране, Ялте и Потсдаме были столь же значительны, как и дипломатические успехи Гитлера в 30-е года, но они были достигнуты разными методами. Как и Гитлер, он мгновенно разгадывал карты сидящего напротив и использовал его слабости, скрывая собственные и не раскрывая перед ним своих карт. Но в отличие от Гитлера, он не давал волю темпераменту. Проявление паранойи и деспотичные черты характера Сталина отошли назад, а политический талант, поднявший его на вершину власти в России, развернулся вовсю. Во время совещаний в Кремле он имел обыкновение вышагивать взад и вперед по комнате, а в Тегеране сидел с бесстрастным лицом, слушал внимательно, избегал экспансивных откровений, которые позволяли себе Черчилль и Рузвельт в беседах один на один с ним. Его вопросы могли звучать резко, а комментарии-грубовато, но он говорил рассудительным тоном, оценки были разумны, а аргументы - убедительны, именно таким образом он не оставил камня на камне от доводов Черчилля в пользу операций на Балканах или в Восточном Средиземноморье, которые могли бы задержать высадку во Франции.
Генерал Брук, начальник английского Генерального штаба, который имел большой опыт работы с Черчиллем и над которым Сталин подшучивал за обедом за антирусские высказывания, был поражен тем, как тот вел дела.

Несмотря на то, что советского руководителя не сопровождали эксперты, Брук отметил: "Ни в одном из своих высказываний Сталин не допустил стратегической ошибки, всегда быстро и безошибочно схватывая особенности
ситуации".
Поведение Сталина показало, что он проводит четкое различие между Рузвельтом и Черчиллем, первый являлся представителем набиравших силу США, а второй - сдающей свои позиции Британской империи. На пожелания Рузвельта общаться более тесно он ответил предложением предоставить в распоряжение американской делегации более безопасное помещение на территории советской дипломатической миссии, без сомнения оборудовав его на этот случай подслушивающим устройством. В первой из трех личных бесед, состоявшихся по инициативе президента, Сталин согласился с мнением Рузвельта, что времена колониальных империй позади, а также с неодобрительными замечаниями американского президента по поводу нежелания Черчилля предоставить независимость английским колониям и его анахроничного отношения к Индии. Все споры во время конференции велись между Сталиным и Черчиллем, и на пленарном заседании, и в личных беседах - но не между Сталиным и Рузвельтом. На более ранней стадии Сталин подтвердил обещание, имевшее особую важность для американцев, вступить в войну против Японии сразу же после поражения Германии, и после скептических замечаний вернулся к принятию плана международной организации, зародышу Объединенных Наций, которой Рузвельт придавал так много значения.
Рузвельт открыл пленарные заседания подтверждением даты - 1 мая 1944 года - начало высадки через Ла-Манш ("Оверлорд") - и поинтересовался у Сталина, как лучше использовать войска союзников в Средиземноморье, чтобы поддержать советские армии. В качестве возможных районов операций он упомянул Италию и Адриатику и совместные действия с партизанами Тито; Эгейское море и Грецию, а также Турцию, при этом кое-где это могло повлечь за собой задержку "Оверлорда" на два-три месяца. По этому вопросу возникли острые разногласия между Сталиным и Черчиллем. Сталин утверждал, что самое важное - это атаковать немцев во Франции и не растрачивать ни времени, ни сил на операции в Средиземноморье; Черчилль споря, настаивал на том, что, не отказываясь от "Оверлор-Да", они должны рассмотреть возможности проведения военных действий на Востоке Средиземноморья, в районе Балкан. Чтобы положить конец разногласиям, Рузвельт подтвердил, что ничто не должно задержать операцию "Оверлорд", и следует рассмотреть вариант высадки войск не на Востоке Средиземноморья, а на юге Франции. На втором пленарном заседании Сталин отбросил все пред-
ложения, кроме идеи Президента, которая, как он выразился, внесет непосредственный вклад в успешный исход главной операции - высадки войск через Ла-Манш. Он призвал назначить Верховного главнокомандующего операцией "Оверлорд" и точное время ее проведения, чтобы Красная Армия могла одновременно начать наступление с Востока. Когда Черчилль попытался оставить открытым вопрос о выборе восточного направления, Сталин спросил его напрямик: действительно ли англичане верят в успех "Оверлорда" или только говорят об этом, чтобы успокоить русских? Единственным результатом упорствования Черчилля явилось то, что он подчеркнул свою изоляцию на фоне согласованной советско-американской позиции, принятой на третьем пленарном заседании.
В какой-то момент заседания были прерваны торжественной церемонией. "По поручению Короля" Черчилль вручил Почетный Меч, выкованный специально для русских - дань восхищения защитникам Сталинграда.
Мало кто обладал такой способностью, как Черчилль, создавать соответствующую случаю обстановку и так эмоционально ее использовать. А Сталин? Несмотря на то, что среди людей, присутствующих в зале, забитом русскими офицерами и солдатами, Сталин не отличался ростом, он произвел на всех такое же внушительное впечатление, как и Черчилль. С достоинством приняв подарок и заметно волнуясь, он молча поднял огромный Меч и поцеловал ножны. На какой-то момент все присутствующие ощутили всю исключительность события, которое несомненно войдет в историю, и Меч был торжественно вынесен почетным караулом русских, правда, как заметил Черчилль, перед этим Ворошилов умудрился уронить его.
На общем обсуждении послевоенного урегулирования Сталин нарисовал, мрачную картину восстановления германской мощи через 15-20 лет после ее поражения и настаивал на строгих мерах по контролю и разоружению Германии. Не вдаваясь в детали, он высказался за расчленение Германии и установление западной границы Польши по Одеру, тем не менее позже он добавил, что нельзя исключать возможности воссоединения Германии.
У Сталина сложилось впечатление, что Черчилль и по этому вопросу идет не в ногу и выступает за более умеренный подход. На обеде в Советском Посольстве, по словам американца Чипа Болена, "он не упускал возможности уколоть Черчилля, явно стремясь к тому, чтобы тот все время оборонялся". Именно здесь Сталин предложил ликвидировать 50 000 немецких офицеров - ядро военной мощи Германии как единственный путь к ее уничтожению - по всей видимости, предназначая свои замечания Черчиллю. Последний встал из-за стола, заметив, что ни он, ни английский народ не будут иметь ничего общего с массовыми казнями. Когда Сталин настойчиво повторил:
"Пятьдесят тысяч должны быть расстреляны", и Эллиот Рузвельт, сын Рузвельта, произнес преисполненную энтузиазмом речь, Черчилль в негодовании вышел из комнаты. Тут же за ним последовал Сталин, который положил ему руки на плечи, заверив, что пошутил и уговорил его вернуться. В своих мемуарах Черчилль отмечал: "Сталин, когда считает это необходимым, может быть очень обаятельным, и я никогда не видел, чтобы он так старался, как в тот момент, тем не менее я тогда не был убежден, как не убежден и сейчас, что все это была игра, за которой не стояло ничего серьезного. Черчилль не сказал, раздумывал ли он о том, что, используя те же самые методы, Сталину удалось почти уничтожить мощь Красной Армии.
В соответствии с предыдущими высказываниями Сталина по поводу передвижки западной польской границы с Германией к Одеру - умалчивая о польской восточной границе с Россией - как Черчилль, так и -Рузвельт, не сговариваясь, широким жестом предложили, чтобы Польша в целом расширилась в западном направлении. Территория Польши, увеличенная за счет Германии на западе, компенсирует то, что поляки передадут России на востоке. Черчилль предложил договориться по вопросу о границах. "Сталин спросил, будет ли это сделано без участия поляков. Я сказал "Да" и когда все это было неофициально согласовано между нами, мы могли вернуться к полякам позже".
Сталин не брал на себя никаких обязательств. Но на следующий день Рузвельт, явно пытавшийся расположить к себе Сталина, сообщил ему, о чем его никто не спрашивал, что он хотел бы видеть границы Польши, сдвинутыми на запад, хотя интересы внутренней политики (шесть или семь миллионов американцев польского происхождения) не позволят ему подобных заявлений в год президентских выборов. В то же время он косвенно вступился за народы Балтийских государств, шутливо бросив, что он не собирается вступать в войну с Советским Союзом, если его армии вновь оккупируют их территории.
На заключительном заседании Рузвельт поинтересовался, восстановит ли советское правительство отношения с польским правительством в изгнании, чтобы оно могло принять любое принятое по вопросу о границах решение. Сталин категорически отказался. "Польское правительство и его друзья в Польше находились в контакте с немцами. Они убивали польских партизан". Но теперь он готов обсудить вопрос о границах по карте, дав недвусмысленно понять, что Россия будет придерживаться границ, установленных в 1939 году, по которым к Советскому Союзу отходит Западная Украина и Белоруссия. На вопрос Идена, имеет ли он в виду линию Риббентроп-Молотов, Сталин с безразличием ответил: "Называйте это, как хотите". Попытка Идена вынудить русских согласиться с линией Керзона* подняла вопрос о том, где она оставляла Львов на русской или польской стороне. Сталин настаивал, что согласно точному варианту линии Керзона, Львов должен отойти к России. Черчилль писал: "Я сказал, что со стороны поляков было бы более благоразумно принять наше предложение. Я не был готов устраивать склоку вокруг Львова".
Два западных лидера преуспели гораздо больше, склонив Сталина быть более великодушным в отношении к финнам, поскольку они порвали с Гитлером. Они также достигли согласия об оказании Тито и югославским партизанам самой широкой помощи. План раздела Германии, выдвинутый Рузвельтом, удовлетворивший Сталина, но вызвавший сомнения у Черчилля, был направлен в трехстороннюю Европейскую консультативную Комиссию,, учрежденную тремя министрами иностранных дел. Черчилль, тем не менее, высказал желание направить готовую формулировку о будущих границах Польши, которую он мог бы показать полякам. Тогда Сталин подчеркнул, что если Россия получит северную часть Восточной Пруссии, включая Кенигсберг, он согласится с линией Керзона как с границей между Советским Союзом и Польшей "Он сказал, что приобретение этой части Восточной Пруссии не только даст Советскому Союзу незамерзающий порт, но также обеспечит России небольшой кусок немецкой территория, которого, по его мнению, она вполне заслужила".
Практически вопрос о послевоенных границах Польши решила оккупация Польши Красной Армией. Но тот факт, что Черчилль и Рузвельт, союзники поляков, предложили отодвинуть границы к западу, не проконсультировавшись с ними, и пообещали Сталину поддержку, было предательством по отношению к полякам, точно так же, как и последующие их попытки модифицировать этот договор новыми дополнениями в интересах поляков, показались Сталину попыткой нарушить свое слово.
Из трех участников Тегеранской конференции у Сталина были самые большие основания поздравить себя, а энтузиазм советской прессы отражал его удовлетворение результатами. Он наконец связал союзников обязательством открыть второй фронт во Франции, и совместные наступления с запада и востока летом 1944 окончательно решили исход войны. В то же время он предотвратил таившуюся в предложениях Черчилля опасность возможного англоамериканского вмешательства, которое угрожало перспективной сфере советского влияния на Балканах.
Не встретило каких-либо возражений и его требование
* Линией Керзона называлась восточная граница нового государства Польши, предложенная министром иностранных дел Англии лордом Керзоном в 1919 году.
468

сохранить советские приобретения, закрепленные нацист-ско-советским пактом и план компенсировать Польше ее потери за счет Германии.
Менее всех причин быть удовлетворенным было у Черчилля, который уехал с чувством возрастающей тревоги за будущее и ощущением, что способность Англии влиять на ход событий все уменьшается. Для него было горько согласиться с таким заключением. Что бы там ни говорили о попустительстве Гитлеру в Мюнхене, Англия была единственной из трех держав, объявившей Гитлеру войну не дожидаясь нападения с его стороны. Лишь она боролась на протяжении почти двух лет в то время, как Сталин в соответствии с нацистско-советским пактом, продолжал поставки в Германию, что позволило Гитлеру не заключать мира после поражения Франции. Не располагая населением России или Америки, Великобритания была не в состоянии призвать такое же количество военнослужащих в ряды сухопутных войск, зато ее население было в большей степени чем в Германии охвачено мобилизацией,- включая англичанок,- и помимо того, что она сыграла ведущую роль в войне на Средиземноморье, в воздушной войне и в решающей Битве за Атлантику. Англия предоставила незаменимую базу и существенное количество сил, без которых англо-американская высадка в Европе и открытие второго фронта, которого так желал Сталин, никогда не стали бы реальностью. Тем не менее, как бы это ни было для него тяжело, но в Тегеране Черчиллю впервые пришлось осознать, что на заключительном этапе войны и при осуществлении послевоенного урегулирования мнение Англии будет весить меньше, чем мнение двух других держав.
Рузвельт, с другой стороны, остался вполне доволен. Он вернулся в Вашингтон с точно установленной датой начала операции "Оверлорд" и с твердым обещанием одновременного наступления советских войск. Не менее важным для будущего было обязательство Сталина вступить в войну против Японии и его согласие с предложением Рузвельта относительно создания международной организации. Это серьезно укрепило уверенность Рузвельта в том, что он установил личные отношения со Сталиным, которые продолжатся после войны и будут способствовать развитию американо-советского сотрудничества, от которого, он был уверен, будет зависеть прочное мирное урегулирование".

Алан Буллок. "Гитлер и Сталин. Жизнь и власть". Смоленск, Русич, 1994