|
|
От
|
PQ
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
21.10.2002 11:06:51
|
|
|
Рубрики
|
Танки; Армия;
|
|
Воспоминания танкиста. Хасан, 1941...
Добрый день! Мой приятель Миша подогнал, мне несколько своих публикаций. Я человек не считающий себя жадным, решил "поделиться" со всеми добрыми людьми.
СО ШТЫКАМИ НА ТАНКИ
ШЛИ ЯПОНСКИЕ СОЛДАТЫ В БОЯХ У ОЗЕРА ХАСАН
В 20-м веке Россия участвовала во множестве войн и военных конфликтов. В их числе – бои у озера Хасан. Продолжались они чуть больше двух недель, а причиной конфликта была узкая, около двадцати метров, полоска приграничной территории. Встретить сейчас живых участников и очевидцев Хасанских событий практически невозможно, но нам удалось найти человека, который побывал там всего через несколько дней после их завершения.
«ВОРОШИЛОВСКИЙ ПРИЗЫВ»
Летом 1938 года Михаил Голенков написал письмо Маршалу Ворошилову, прося зачислить его добровольцем в Красную армию (в то время призывали в 21 год, а Мише не исполнилось еще двадцати) и отправить на Дальний Восток. Тогда ему казалось, что именно со стороны японцев исходит главная угроза его Родине, газеты то и дело сообщали о пограничных стычках.
Дошло его письмо до Наркома, или нет, но 26 июля новобранец Голенков уже ехал в воинском эшелоне на восток. В Уссурийске десять человек с эшелона сняли и направили в 42-ю бригаду легких танков, в полковую школу. Там новых курсантов, едва успевших получить обмундирование, посадили за рычаги тягачей «Сталинец», выдали каждому по пистолету и отправили к озеру Хасан, где только что закончились бои.
ХАСАН
Поле боя, которое Голенков увидел в конце августа 38-го, представляло собой страшное зрелище. На четырех гектарах каменистой земли, поросшей обгорелым ореховым кустарником, стояли три сотни сгоревших и разбитых танков БТ-5, БТ-7 и Т-26. Ни одного японского, только наши. У одних башни сорваны, другие все в жирной мазутной копоти, почти в каждом несколько пробоин от японских снарядов.
И трупы, тысячи трупов на поле и в неглубоких траншеях… Раздувшиеся на жаре, обезображенные тела наших и японцев лежали вперемешку. Гимнастерки, френчи и черные танковые комбинезоны. Раздробленные черепа, оскаленные рты, торчащие в телах штыки…
Невыносимый запах, из которого наполовину состоял горячий воздух, разносился на сотни метров вокруг. Похоронные команды в противогазах выбирали тела советских солдат, грузили их на машины и отправляли куда-то хоронить, по слухам – в Ворошилов-Уссурийский.
Оружие убитых к этому времени уже собрали, остались лишь россыпи стреляных гильз, которые усеивали камни в промежутках между трупами. Места, где стояли пулеметы, можно было легко различить по сплошному ковру из тускнеющей латуни. Даже представить страшно, какой густой свинцовый ветер дул над Хасаном в июле…
Задача курсантов – эвакуация подбитой техники. Сращивали порванные гусеничные траки, цепляли сгоревшие танки к тягачам и тащили на сборный пункт для погрузки на железнодорожные платформы. Если изуродованные мосты наглухо блокировали ход, то срывали подбитый танк с места двумя тракторами.
По тому же полю ходили и японские похоронщики, выбирая из мешанины тел своих убитых. При оружии, но держались вроде бы дружелюбно: подходили, закурить спрашивали. Улыбаются, но как бы невзначай роняют, мол, где «тюрупы» японцев лежат, там японская земля. Самурайские амбиции, стало быть, из них не до конца выбили. Наши солдаты на это ничего не отвечали, приказ был: с японцами не общаться.
О том, как шли бои, Михаил узнал позже, от сослуживцев (почти половина 42-й бригады там воевала). Старшина Мороз, награжденный за Хасан орденом Красного Знамени, рассказал, что японцы несколько раз ходили на наши танки в штыковые атаки. То ли бесстрашие свое хотели показать, то ли думали, что советские танки из фанеры сделаны. Навалили их из танковых пулеметов не одну сотню, пока они не поумнели и пушки не подвезли. Вот тут нашим туго пришлось…
Советских самолетов поначалу почти не видели, а потом столько «сталинских соколов» налетело, что японцы не знали, куда деваться. И воевали наши летчики отлично: сколько раз танкисты, замерев от восхищения, наблюдали, как один наш истребитель гонял по небу стаю вражеских.
По рассказам Мороза выходило, что японцы – серьезный противник. Они даже ночью в атаки ходили, как будто и в темноте видели. Наша пехота не знала, куда от комаров деваться, а японцы их как будто и не замечали: ни сеток, ни накомарников. Да и вообще – народ крепкий: приземистые, но жилистые.
ИЗ ТАНКА ПО МАРОДЕРАМ
В 1940 году Голенкова решили направить на курсы младших лейтенантов, но сержант неожиданно для всех уперся: не пойду и все тут. Его начальник политотдела бригады к себе вызвал.
- Что случилось? Вы что, не хотите стать командиром?
- Хочу, но фашистский язык учить не буду.
- Почему?
- Я мирно жить хочу.
- Мирная жизнь кончилась, - веско сказал старший политрук и Михаил понял, что пойти на курсы все же придется.
Летом 41-го, вскоре после начала войны, курсантам досрочно (не доучились семь месяцев) присвоили звания младших лейтенантов. Голенков назначили командиром взвода в 112-ю танковую дивизию. Под началом пять машин и двадцать человек.
В октябре были уже в Москве, где Голенков сразу же получил задание: со своим взводом перекрыть одну из дорог, досматривать выезжающих, выявляя мародеров и диверсантов.
О тех днях Михаил Николаевич вспоминать не любит. Неприятное это зрелище – толпы москвичей, обезумевших от страха. В глазах у многих читалась полная уверенность в том, что война уже проиграна, а стало быть надо бежать, бежать и бежать… Все равно куда, лишь бы остаться в живых. Противнее всего выглядели начальники, которые ехали на восток в казенных машинах, доверху заваленных коробками и тюками, среди которых терялись их жены и дети.
В один из дней Голенков получил по рации приказ разобраться с колонной грузовиков, которая едет в его сторону. Один из экипажей выслал вперед, чтобы перекрыть дорогу, а через несколько минут мимо него пронеслись пять ЗИСов.
«По машинам!» и за ними. Т-26 по хорошей дороге давал не меньше 60 км в час, но грузовики, мчащиеся на полной скорости, и не думали останавливаться. На повороте, поймав в прицел головную машину, Михаил нажал на педаль спуска. Бронебойный снаряд прошил у ЗИС-5 двигатель, грузовик развернуло поперек дороги.
Вторым снарядом разворотило мотор последней машины. Поняв, что пути нет ни вперед, ни назад, из кабин выскочили люди и побежали к лесу. Несколько пулеметных очередей поверх голов заставили их залечь, а потом поднять руки.
Подойдя к подбитой «трехтонке», Михаил забрался в кузов и увидел, что он доверху забит мешками из плотной ткани с банковской маркировкой. Один из них распороло снарядным осколком, из прорехи вывалились пачки денег. Приставив к этому мешку часового, Голенков сообщил по рации о задержании колонны с деньгами. Не прошло и получаса, как примчалась машина с офицерами НКВД, которые приняли у танкистов ценный груз и задержанных мародеров.
«В КАПУСТУ!..»
Годы берут своё. Стерлись из памяти названия тысяч сел и деревень, поблизости от которых пришлось воевать командиру танкового взвода Михаилу Голенкову. Да и запоминать-то никакой надобности не было. Фронт – штук непостоянная. Сегодня здесь, завтра за сотню километров.
Вот и место первого своего боя Михаил Николаевич вряд ли сможет найти на карте. Где-то в Подмосковье, в лесу. Вызвал его тогда к себе комбат, показал на карте точку.
- Вот здесь колонна немецких машин обеспечения.
- И что мне с ними делать?
- В капусту изрубить.
В капусту, так в капусту. Вывел Михаил свой взвод в тот район. Точно, идет по дороге длинная колонна – 83 машины. Каждый выбрал себе цель и взводный отдал команду. Не по уставу, зато с чувством:
- Бей, не жалей! Они нас не жалеют!
Боезапас – 45 снарядов, на всех хватит. Михаил половину израсходовал, потом настала очередь механика-водителя. Пять танков на полной скорости понеслись по дороге, тараня горящие грузовики. Те, что под гусеницы не попали, разлетались, как пустые спичечные коробки. Из кузовов консервные банки летят, ящики с патронами, ручные пулеметы. Радист разбегающихся немцев длинными очередями из пулемета косит. От души тогда повоевали.
Когда возвращались в полк, комбата встретили.
- Ну что, лейтенант, посылать еще народ?
- Не надо. Как и приказывали – в капусту.
«ПСИХИЧЕСКАЯ»
Там же, под Москвой, пришлось отбивать психическую атаку немцев. До этого Михаил думал, что такое только в кино и бывает. Полк вдоль опушки леса оборону держал, когда по полю пошла немецкая пехота. В бинокль хорошо видно: плечом к плечу, как на параде, только шатает их из стороны в сторону, кричат что-то. Похоже, пьяные вдрызг. Метрах в двадцати за первой шеренгой еще одна, потом еще и еще…
Подпустили их танкисты метров на 250-300 и начали крошить из пулеметов. Поведешь стволом и видно, как один за другим валятся. Потом из танковых пушек осколочными добавили, а напоследок гусеницами прошлись. Положили тогда немцев не меньше десяти тысяч, дивизию полного состава. Потом из дивизии даже приказ пришел: не мешать противнику убирать трупы.
Два танка из взвода в бою не участвовали. Вызвал Голенков к себе их командиров, а у тех глаза круглые и руки трясутся. Увидели, говорят, эти шеренги, которым конца нет, и оцепенение какое-то нашло: ни на спуск нажать, ни команду подать.
ЛУЧШЕ ЗАСТРЕЛИТЬСЯ
В ноябре 41-го Голенкова ранило в первый раз. Снаряд пробил башню, множество мелких осколков ударило в лицо. Михаил почувствовал ошеломляющий удар в голову и в то же мгновение ослеп.
Во владимирском госпитале его сразу же понесли в операционную. Врач долго копался в глазах, извлекая мелкие осколки, но легче от этого не стало. Когда его принесли в палату с забинтованной головой, услышал ласковый голос медсестры:
- О чем, Мишенька, думаешь?
- Да вот, думаю, как поскорее с собой кончить.
После второй операции подошел врач.
- Как чувствуешь себя?
- Как себя слепые чувствуют?! - под бинтами у Михаила задергалась щека. – Жалею, что пистолет сдал. Сейчас бы хлопнул в голову и все в порядке.
Но ему все же повезло. За семь дней его прооперировали 12 раз. После последней операции он начал видеть, а через два месяца был признан годным к службе без ограничений.
С ГЕНЕРАЛОМ НА НЕМЕЦКОМ ТАНКЕ
После выписки из госпиталя Михаил получил назначение в 1-ю гвардейскую танковую бригаду Катукова. Воевал на КВ, снова был ранен. Когда прибыл в часть после второго ранения, узнал, что предстоит осваивать иностранные машины. Потом вообще пронесся слух, что вскоре их отправят в Англию, помогать союзникам Второй фронт открывать. Похоже, правда: даже англо-русские словари выдали.
После недели томительной неопределенности решили напрямую спросить у старшего команды. Тот скрывать не стал: да, решается такой вопрос в верхах, но что из этого выйдет – пока непонятно. Ждите.
В Англию Михаил так и не попал, а вот иностранный танк действительно освоить пришлось: с января по август 1943 года воевал на немецком Т-IV. То ли наших танков в запасе не было, то ли командование хотело претворить в жизнь лозунг «Бить врага его же оружием».
Получали трофейные машины с ремонтного завода из подмосковных Вишняков. Оснастка башни и пушка у Т-IV неплохие, а вот броня никуда не годится – хрупкая. Прицелы тоже хреновые, пришлось на наши заменить. Заводские умельцы танки заново покрасили, но в такой темный цвет, что танкисты решили их еще раз перекрасить, в привычный зеленый.
На немецком танке и пришлось Голенкову выполнять особо важное задание. Однажды утром к его машине подошли двое – бригадный особист и с ним какой-то солидного вида военный в кожаной куртке без погон. Михаил встал, отдал честь, как положено.
- Кто тут у вас Голенков?
- Я.
Особист его в сторонку отозвал и дальше вполголоса?
- Это генерал Захаров. Надо его по «передку» провезти. Но учти, хоть один волосок с его головы упадет – твою голову срубим.
Ничего, обошлось. Проехали тогда вдоль переднего края без происшествий, а в сентябре 1943 года Михаил получил свое последнее ранение. Небольшой осколок попал в ногу, задев какой-то нервный центр. Девять месяцев в саранском госпитале и заключение врачей «годен к нестроевой».
Дальнейшая судьба Михаила Николаевича Голенкова не менее интересна, но об этом мы расскажем как-нибудь в другой раз.
Михаил ИШЕНИН
газета "Наш город".
Автору интересно мнение общественности.Только больно не пинайте.
Виталий http://otvaga.ru/