|
От
|
negeral
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
31.10.2002 14:38:04
|
|
Рубрики
|
Древняя история;
|
|
ИВААААААААААН!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Приветствую
в смысле Кошкину и другим лошадникам.
Тут ета, наших бьют. Статью про лошадь написали, я этому орлу говорю - дерьмо с точки зрения военной истории, а ён говорит, что это я дерьмо. Особливо за Гудериана оскорбился, когда я сказал, что не он лошадь на поле боя на танк заменил.
Три тысячи лет под седлом
Константин Дегтярев
--------------------------------------------------------------------------------
С тобой не сравнится ни одно животное; все земные сокровища лежат между твоими глазами. Ты будешь топтать моих врагов и возить моих друзей. С твоей спины будут произносить мне молитвы. Ты будешь счастлива на всей земле и тебя будут ценить дороже всех существ, потому что тебе будет принадлежать любовь властелина земли. Ты будешь летать без крыльев и разить без меча...
(Из арабской легенды о сотворении мира)
Три тысячи лет под седлом
Приручение
Выражение "Россия- родина слонов" давно стало ироническим лозунгом домотканого патриотизма. Ну, не повезло нам со слонами! Зато оспаривать звание "родины лошадей" Россия имеет полное право, поскольку впервые это животное было приручено где-то на российских границах: то ли с Казахстаном, то ли с Украиной. Конечно, в те стародавние времена ни России, ни упомянутых государств еще не было и в помине, как не было еще ни славян, ни казахов, "ни эллинов, ни иудеев". Египтяне только-только начинали строить первые пирамиды, совсем еще махонькие; да на берегах Тигра и Евфрата мессопотамцы ставили первые клинописные эксперименты. Обитатели благословенных речных долин даже не представляли себе, какая гроза зреет на севере, в продуваемой ледяными ветрами Великой Степи.
Там, на просторах от Китая до Венгрии носились многотысячные табуны тарпанов. Именно эта дикая лошадь, ныне истребленная, послужила предком современных чистопородных скакунов. Поначалу индоевропейцы, древние жители степи, не усматривали в тарпане ничего особенного, кроме разве что шкуры и "двух-трех центнеров диетического, легкоусвояемого мяса". Но вот кому-то пришло в голову, что лошадь можно запрячь. Или оседлать. Ход мыслей древних индоевропейцев по сей день вызывает жаркие споры в научном мире. Простая логика подсказывает, что вроде бы легче сначала оседлать, чем выдумывать колесо, повозку и все прочее, да вот беда: ни один ископаемый факт не подтверждает этого "легче". Однако сторонники первенства верховой езды не сдаются: гремят дискуссии, шелестят диссертации, в общем, жизнь бьет ключом, как в те благословенные времена, когда профессора носили галоши и пенсне и в сердцах грозили оппонентам зонтиками с черепаховыми рукоятками.
Как бы то ни было, первую тысячу лет "конной эры" письменные источники сообщают только о колесницах и умалчивают о всадниках. Между тем, эффект от применения новой военной технологии превзошел все мыслимые ожидания. Прирученная лошадь произвела эффект культурного метеорита, упавшего между Волгой и Днепром. Или между Каспием и Аральским морем, - точно неизвестно. Зато не вызывает сомнений, что ударная волна завоеваний в какие-то считанные столетия докатилась до Китая, до Африки, до Атлантики, во многом сформировав современную этническую карту мира. Перед боевыми машинами древних индоевропейцев не могло устоять ни одно государство, покуда не обзаводилось таким же оружием. Даже консервативный Египет, в котором диких лошадей отродясь не видели, был вынужден перевооружиться и вскоре запестрел изображениями фараонов, гордо рассекающих на колесницах.
Оснащение
Боевых лошадей холили, лелеяли и улучшали. Небольшая горбоносая лошадка-тарпан в ходе нескольких столетий селекции превратилась (в том числе) в красавца - ахалтекинца, древнейшую благородную породу. О степени развития конного дела в те далекие времена красноречиво говорит объемный трактат (в 4 глиняные таблички) за авторством некоего Кикулли, начальника конюшен хеттского царя. Сей труд, записанный 3350 лет тому назад, практически слово в слово излагает английскую систему скакового тренинга XIX века. Настоящие профессионалы бывали во все века!
Но хотя физиологическую сторону конного дела человечество освоило весьма скоро, с виду куда более безыскусный технический аспект развивался чудовищно медленно. Уже во времена Кикулли не было никаких технологических препятствий к созданию конской упряжи в современном смысле этого слова и, тем не менее, она изобреталась более 2,5 тысячелетий! Мучительно, колечко за колечком, ремешок за ремешком...
Первые надежные сведения о верховой езде относятся к началу I-го тысячелетия до н.э. Всадники замелькали где-то там, в степях, на окраинах цивилизованного мира, иногда производя набеги на изумленных оседлых жителей и уносились прочь, оставляя после себя пожары, разрушения и мифы о кентаврах. Возможно, поначалу даже не пользовались удилами и управляли лошадью голосом, как это делали знаменитые нумидийцы (родом из Северной Африки) карфагенского полководца Ганнибалла. Те были минималистами в полном смысле этого слова: никакой сбруи, только конь и человек; однако именно эти голые дикари с дротиками играли важнейшую роль в победах над закованными в железо и бронзу римскими легионами. Конница, при правильном применении, даже в таком примитивном виде была страшной силой.
Первым изобретением, облегчившим верховую езду, были кожаные штаны, предохранявшие ноги всадника от жесткой шерсти и едкого пота. Более цивилизованные народы, почему-то считавшие штаны варварской одеждой, ездили на попонах. Скифы научились подкладывать подушечку, для удобства сидения, но до настоящего седла было еще очень далеко... Только через несколько сот лет, во 2-м веке до н.э. парфянские (персидские) латники-катафракты пересели на конструкцию, напоминающую седло; в ней можно было худо-бедно удержаться при таранном копейном ударе. Настоящее седло, со стременами, было изобретено еще лет через пятьсот; оно обеспечило всаднику возможность рубить наотмашь, привстав на стременах. Не исключено, что именно это изобретение подняло вторую волну нашествия из Великой Степи (первая была вызвана изобретением колесниц), известную в Европе под именем "Великого переселения народов". Тогда же изобрели, наконец, подковы, решившие острейшую проблему античных наездников - повреждение лошадиных копыт. До того лошадей приходилось специально тренировать, "набивая" копыта на круглых камнях, либо даже "обувать" в железные башмаки.
Так уж сложилось, что эти благоприобретения совпали по времени с крахом Римской империи, вместе с ее "пехотной" военной системой. Конница, оснащенная, наконец, весьма совершенной сбруей, окончательно возобладала на полях сражений. Теперь конный воин мог сильно рубить, точно колоть, таранить конем; он и его лошадь были защищены прочным железным доспехом. Вооруженный таким образом всадник стал непобедим; но еще пять-шесть веков уйдет на то, чтобы эта ужасная машина смерти осознала себя благородным рыцарем. Феномен рыцарства объясняют социальными причинами, благотворным влиянием христианства и распространением культуры. Все это верно, но нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что рыцарь ежедневно общался с прекраснейшим из животных, сотворенных на подмогу человеку, и не мог не перенять его благородные повадки. Лошадь - это замковый камень среди понятий, составляющих феномен рыцарства. Разве мы не становимся похожи на наших друзей, которых любим, которыми восхищаемся? Достоинства аристократии - верность, смелость, гордость - это ведь качества лошади благородных кровей!
Эротика
Тема, которая будет обсуждаться в этой главе, может вызвать у многих читателей неприятие. Некоторые общественно-полезные табу, вошли в наш мозг и кровь настолько, что почитаются "естественными ограничениями". Иначе нельзя, иначе наше сбалансированное неустойчивое благополучие развалится, как карточный домик. Одно из строжайших табу наложено на исследование феномена любви в его глубинном, таинственном смысле. Разве что оригиналы Ницше и Розанов решались проникнуть в эту заповедную область иначе, чем прикрываясь высоконаучными терминами вроде "сублимация" и "либидо". Любовь - страшная сила и общество ее страшится, ибо начала ее уходят в пугающие пучины подсознания, где все не столь красиво и не столь безопасно, как в романтических книжках.
В любом нормальном обществе любовь ограничивается и регламентируется. Например, вполне допускается любить одновременно Родину, пельмени и женщин. Но в то же время, запрещается любить Родину, как пельмени и пельмени - как женщину. Тем паче - женщину, как пельмени, - бррр.... И все-таки, красивую женщину хочется как будто немножко съесть... Или хотя бы чуть-чуть укусить. Родину, в моменты патриотической экзальтации хочется обнять, охватив ее руками, от Камчатки до Калининграда. Пельмени... Они такие круглые, теплые... Разные чувства: но ведь и такие похожие! Недаром, слово для их обозначения одно. Язык, - вековая мудрость народа, он обличает суть вещей. Если слово одно, значит и все его приложения восходят к единому знаменателю.
Пространное рассуждение о природе любви предпринято ради прояснения истинного смысла нашего восхищения лошадьми. Лошадь красива, - кто с этим будет спорить? Очень многие эстетические установки человека воплощены в лошади лучше, чем в самом человеке, хотя бы потому, что это животное подвергалось тщательной селекции по эстетическим критериям. Однако утверждение, что лошадь красива, не исчерпывает феномена "любви к лошадям". Лошадь - самое эротичное из домашних животных; стоит даже сказать больше - самое сексуальное.
Возьмем обыкновенную вещь: женскую обувь на каблуке. Что это, как не подражание лошадиному копыту? Копыто изящнее ступни; идеальная ступня - маленькая, вытянутая вперед. Балерины "тянут ножку", потворствуя эстетической установке публики; танцуя на пуантах, они в точности уподобляют ногу лошадиному копыту, - ведь лошадь "по жизни" ходит на цыпочках, копыто - это большой ноготь, а то, что обычно принимают за голень, с анатомической точки зрения - стопа. Наконец, светские дамы воплощают тот же идеал в обуви на шпильке, едва касающейся земли носком.
Теперь о женских ногах в целом. У нормальной среднестатистической женщины ноги имеют более длинное бедро, нежели голень, бедро весьма увесистое, да и голень тоже подстать. А нынешним европейским мужчинам (так было не всегда и не везде, достаточно припомнить кроманьонских "красавиц") нравятся тонкие изящные ножки, что совершенно неестественно и не находит никакого оправдания с позиций нормальной анатомии человеческого тела. Почему так? Да потому, что эстетический вкус мужчин был сформирован лошадьми; именно в них они видели отвлеченный идеал красоты, который бессознательно переносили на женщин.
Женщины в долгу не остаются. В последнее время модно успокаивать мужчин тем, что мол, не в размере дело, главное чтобы человек был хороший. И, тем не менее, редко какая женщина при взгляде на жеребца, - не обратит внимания... И даже глаза при этом непременно сощурятся, как будто что-то прикидывая или даже примеряя. И во взгляде будет, если не восхищение, то уважение - точно. Благодаря своему достоинству размером с дыню, жеребцы навеки заняли в литературе и искусстве звание половых гигантов.
Порнография
Но это все эротика; между тем в отношениях верхового всадника и лошади присутствует и недвусмысленный чувственный элемент. Во-первых, это запах лошадиного пота, который многие находят возбуждающим. Во-вторых, это сама верховая езда, которая является вынужденной аллегорией полового акта. Это касается как посадки, так и движений, которые всадник вынужден совершать, чтобы его не "вытрясло" из седла. Многие наездницы признаются, что способны испытать оргазм при определенных движениях лошади, особенно часто упоминается аллюр "испанская рысь". Именно по этой причине в старые добрые времена дамам настоятельно рекомендовали седла с боковой посадкой: неудобно, зато никаких соблазнов. Что же касается мужчин, тут достаточно упомянуть цитату из древнего китайского трактата: "Совокупление с женщиной напоминает скачки на лошади с порванными поводьями". Очевидно, обратное тоже верно.
Так уж получилось, что лошадь стоит в ряду эротических объектов сразу вслед за женщиной. "Нет ничего красивее танцующей женщины и скачущей лошади". Наиболее четко этот мотив выражен в арабской культуре, в которой отношение к лошадям доведено до высшего накала страсти. "Все беды, - от лошадей и женщин", утверждал пророк Мухаммед. И верно - нет такого безумства, которого не совершил бы средневековый араб ради обладания красивой женщиной или лошадью. Заметим, в отличие от европейцев арабы предпочитают ездить на кобылах, а к жеребцам испытывают что-то вроде ревности. Во всяком случае, жеребцы в арабской культуре отодвинуты на задний план и редко встречаются в качестве награды. "Счастье - это когда умная жена и плодовитая кобылица". Так, воину, попавшему в рай, обещана райская лошадь Маймуна (счастливая), белоснежная, из благоухающего мускуса. Симптоматично, что тому же воину обещают аналогичных, белокожих и благоухающих мускусом райских дев - гурий. И даже самому пророку Мухаммеду для поездки из Мекки в Иерусалим была прислана с небес лошадь по имени Барак (молния) с женским лицом.
Сам собой напрашивается вопрос, насколько арабы были привязаны к своим лошадям, не доходило ли до непотребства? Тут можно ответить твердо: после принятия ислама, - нет, ибо он заимствовал из иудаизма решительный запрет на половые отношения с животными. Мусульманская страсть к лошадям - очевидное проявление сублимации полового влечения. То же самое относится и к христианской культуре. Но там, где подобного запрета не было, эротика плавно переходила в порнографию.
Кельты, один из индоевропейских народов, были в числе пионеров конного дела. Вероятно, их пристрастия были того же рода, что и у арабов, то есть сосредотачивались на кобыле белого цвета. Виски "белая лошадь" - это не просто так. Это символ последней вотчины кельтов, Шотландии. Герб Шотландии - единорог, соединяющий в себе сексуальную магию лошади и рогатых животных (достаточно вспомнить античных сатиров, кельтского Cernunnos"a и произведенного от них рогатого христианского дьявола). Наконец, знаменитые гиганты, Уффингтонская и Уэстберийская белые лошади, вырубленные в известковых холмах, не оставляют сомнения в существовании культа белых кобыл среди древнейших кельтов. Характер этого поклонения может пояснить расположенное неподалеку изображение великана: у него такой большой... сук в руке! Но то, о чем читатель подумал вначале, тоже очень большое... Честно говоря, за соседнюю Уффингтонскую кобылу просто становится страшно!
Окончательно точки над "i" расставляют записки одного средневекового священника, проповедовавшего в языческой Ирландии. По его словам, коронация у ирландских кельтов происходила так: будущий король на глазах у воинов совокуплялся с белой кобылой, затем животное убивали и варили. Король купался в бульоне, а воины съедали отварное мясо. Ужас, какое варварство, напоминающее старую присказку про компот, в котором повар ноги моет... Но вообще, совокупление с лошадьми, равно как и их ритуальное убийство было общим местом во всех индоевропейских обрядах. Представители другой ветки индоевропейцев, те, кого называют ариями, оставили нам устные литературные памятники, в которых сексуально-лошадиные обряды обрисованы на более поздней стадии развития. Согласно этим источникам, при жертвоприношении знатные женщины имитировали половой акт с трупами принесенных в жертву жеребцов, или же исполняли эротический танец перед еще живым конем.
Очарование
Итак, роман человека и лошади имеет самую грубую, самую чувственную подоплеку. Собственно, как и любовь к женщине. Многочисленные табу и запреты оградили лошадь от чрезмерных притязаний; если немного вдуматься - и женщин тоже. Регламентация полового влечения сослужила культуре великую службу, ведь мало кто усомнится, что именно стоит за прекрасными произведениями искусства, за утонченными ритуалами и изысканным этикетом. В каждой клеточке культурного организма спрятано затаенное влечение, - и это прекрасно, и в этом - смысл прекрасного.
В рыцарские времена окончательно оформилась европейская традиция эстетизации и морализации лошади. Это животное стало для всадника много большим, чем средство передвижения, - прекрасной дамой, верным другом и воплощением больной совести одновременно. Нетрудно заметить, что лошадь бисексуальна, ибо в жеребце есть удивительная женская стройность и грация, а в кобыле - мужская стремительность и сила. Кроме того, зазвучал сугубо христианский мотив вины. Всадник в бою защищался корпусом своего коня; заваливал его на копья пехоты, проламывал его грудью брешь для своих товарищей. Конечно, наездник при этом сильно рисковал, но его конь почти всегда погибал, доверчиво следуя приказу друга и властелина. Лошадь подавала пример самоотверженности, чувства долга и безотчетной преданности, по воле седока бросаясь на верную смерть. Попав в "котел" европейской культуры, лошадь своим примером, потом и более всего - кровью создала аристократию в лучшем смысле этого слова. Впрочем, тот же процесс наблюдался и в Древней Персии, и в Греции, и в Риме, - слова "благородство" и "всадничество" в этих странах были синонимами.
Что касается внешней эстетики аристократии, то и она всецело копирует лошадей. Осанка и жесты аристократа в высшей степени неестественны для человека, который, между прочим, произошел от обезьяны. Естественные выразительные движения людей - размахивание руками, сутуловатость, активная мимика. В этом несложно убедиться, если понаблюдать поведение первобытных племен. "Воспитанный человек" ведет себя противоположным образом: он смотрит прямо, высоко поднимает голову, руки держит по швам, ограничивает мимику холодной светской гримасой. Какая же это обезьяна? Это - лошадь...
Романтика
Во второй половине XVIII века прусские генералы Цитен и Зейдлиц изобрели новый тактический прием: атаку кавалерии сомкнутым строем, "сапог" к "сапогу" . Это изобретение имело огромное влияние на военное дело и решило в пользу Фридриха II немало великих сражений. Суть сомкнутой атаки была в следующем: стена всадников на огромных лошадях неслась во весь опор на противника, угрожая врезаться, растоптать, растерзать... Это было очень страшно и противник не выдерживал, бросал оружие, разбегался и, как правило, попадал в плен. Бывало, две такие стены неслись друг на друга, и тогда побеждали те, кто оказывался сильнее духом. У кого-то не выдерживали нервы, совершенно как у летчиков в лобовых воздушных атаках, и тогда строй рассыпался, терял силу и волю к сопротивлению. Что сабля! Саблей убивали редко... Бывало, получали по 60 сабельных ударов - и оставались живы. Знаменитая кавалерист-девица Дурова вспоминала: "При виде пролетающего строя гусар или улан ничего другого не придет в голову, кроме мысли: какие молодцы! какие отличные наездники! как лихо рубятся! беда неприятелю! и беда эта обыкновенно состоит в ранах более или менее опасных, в плене, и только!"
Истинным оружием конного воина стали его конь и его собственная храбрость. Новая тактика смягчала ощущение причастности к ужасной мясорубке, коей, конечно, война не переставала быть никогда. Тем не менее, вновь, как в рыцарские времена, бой представлялся ристалищем храбрых на поле чести; появилось блаженное заблуждение, будто смысл войны - не в убийстве, а в моральной победе над противником. Дух романтизма перекинулся из армии во все сферы общества. Храбрые рубаки, вернувшись с полей Семилетней войны, рассказывали детям о своих подвигах, - и о своих четвероногих боевых товарищах. Дети слушали, раскрывши рты и вырастали романтиками. И начинали писать стихи... Если бы лошади умели, они наверняка написали бы что-нибудь в этом роде...
Финал
Но вдруг все кончилось. Романтизм въехал в историю на коне Зейдлица и был убит безжалостными пулеметами I-й мировой войны. Мир рушился: впервые за тысячелетия верной службы лошадь оказалась бессильна на поле брани, а война, отрешившись от благородных кавалерийских начал, показала свое кошмарное лицо, забрызганное окопной грязью.
Заплутавшего во временах "древней рати отсталого воина", поэта и гусара Гумилева расстреляли чекисты. Философ-кирасир Трубецкой бежал за границу. На смену прежним утонченным романтикам явились какие-то странные фантастические типы, вроде евреев-кавалеристов Бабеля и Багрицкого. Писали они хорошо, но как-то уж очень откровенно до грубости... Впрочем, даже их в конце концов смолола неумолимая государственная машина нового, безлошадного типа. Наконец, танкист Гудериан подыскал кавалерии замену на поле сражения, а Генри Форд подсуетился со своими конвейерами. Эра лошади завершилась.
И все-таки она остается с нами. Она живет в стуке дамских каблучков, в балетных пуантах, в запахе мужского парфюма. Если мы хотим выглядеть достойно, мы копируем ее поступь и осанку. Если мы хотим жить достойно, мы копируем ее смелость, гордость и самоотверженность.
Иногда мы встречаем лошадь на улицах города - и всегда провожаем глазами. Она навеки поселилась в наших сердцах и все, что нам кажется красивым, мы невольно сравниваем с нею. Право же, ради всего этого стоит как-нибудь отрешиться от суеты, прийти в манеж, прокатиться верхом, а на прощание обязательно шепнуть на ушко: "Спасибо"!
Подверстка 1 (Романтики со шпорами)
Кавалерийское происхождение романтизма нигде в мире не имеет столь очевидного подтверждения, как в России. Романтики Денис Давыдов и Надежда Дурова, пожалуй, более кавалеристы, чем литераторы. Многоопытного улана Фаддея Булгарина тоже отставим - за двусмысленностью его литературного наследия, в изрядной части состоящего из доносов. Однако вот список поэтов, не вызывающих никакого сомнения: гусары Лермонтов, Грибоедов, Чаадаев, Каверин, Аполлон Григорьев; кирасиры Одоевский, Фет и Хомяков, драгун Бестужев-Марлинский, улан Бахтурин (автор знаменитого "Барона Брамбеуса" и сценария оперы "Руслан и Людмила"). Замечательный поэт князь П.А. Вяземский вместе с автором текста оперы "Иван Сусанин" Шаховским (тоже князем) служил в экзотическом казачьем полку графа Мамонтова. Пушкина Денис Давыдов едва отговорил от поступления в гусарский полк. Тем не менее, неугомонный поэт однажды, в 1829 году участвовал в кавалерийском деле против турок: как был, в сюртуке и цилиндре, вооружившись то ли саблей, то ли казачьей пикой (на этом пункте источники расходятся), поскакал в атаку впереди казачьей лавы! А что турки? Турки испугались и бросились наутек! А что Пушкин? Довольный, вернулся в лагерь и дописал в тетрадку со знанием дела: "И башку с широких плеч у татарина отсечь!" Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
Среди всей компании русских романтиков мудрено найти пехотинца, тем более - какого-нибудь штатского! Ну, Жуковский (1-й пехотный полк Московского ополчения). Ну, Баратынский (лейб-гвардии егерский), да и тот, по примеру брата, несомненно начал бы службу лейб-драгунским корнетом, когда бы не дурацкая детская кража черепаховой шкатулки ...
Подверстка 2 (Народы и породы)
О том, что красота лошади ослепляла людей, свидетельствует хотя бы тот факт, что вплоть до середины XIX века лошадей селекционировали в первую очередь по эстетическим критериям. Первоначально этого даже не скрывали, а затем появилась изящная теория, что будто бы некрасивая лошадь не может быстро бегать. Теория оказалось неверной, зато, разглядывая лошадей различных пород, можно смело судить об эстетических пристрастиях их создателей. Экстерьер и характеристики пород, ставших национальным достоянием, отражают глубинные эстетические установки народа, так что весьма любопытно взглянуть на этнографию и с этой стороны. Между прочим, нечто подобное ощущается и ныне в автомобильных кузовах: например, американцы предпочитают большие машины, а во "внешности" японских автомобилей до недавнего времени настойчиво проглядывало нечто "узкоглазое". Сейчас, с появлением моды на картинки "анимэ" это прошло.
Внешний вид арабских лошадей полностью подтверждает гипотезу о том, что арабы считают лошадь в первую очередь женщиной. У "арабов", как у жеребцов, так и у кобыл - феминный тип внешности. Это не очень большие, очень складные лошадки, кругленькие, собранные, - действительно, очень женственные и красивые. В своем роде - самые красивые в мире, хотя и отнюдь не самые резвые, как считают многие.
Порода, отражающая самые сокровенные европейские мечты - английская чистокровная. Она превосходно скачет и имеет умопомрачительные бисексуальные формы. И, конечно, орловский рысак, идеальная лошадь для почтовых троек, отражает чисто русские предпочтения: большой рост, поразительная выносливость, могучая грудь. Этакий четвероногий Илья Муромец, идеал "мужика"; обязательно светлой масти. Между прочим, при всей своей тяжеловесности, орловские рысаки регулярно брали призы на скачках в течение всего XIX века; и эта же лошадь могла целый день без остановки скакать рысью! Гениальное произведение графа Орлова, истинно русская порода - и жнец, и швец, и на дуде игрец!
Подверстка 3 (Машина для бега)
Самое ужасное, что победоносного орловца "обошли" американцы, нация без малейших коннозаводческих традиций! Впрочем, именно в этом и заключался секрет успеха. Стоило отбросить европейский тезис о том, что некрасивая лошадь не сможет быстро бегать, и все тут же получилось! Американские рысаки, особенно самые первые, были настоящими уродами, но дистанцию в одну милю бегали со скоростью пули! Вот мнения европейских берейторов, приведенное в "Книге о лошади" князя Урусова:
Англичанин: "отвратительнейшее и бесполезнейшее существо, порожденное извращенным национальным вкусом".
Француз: "кажется, их стиснули между двух досок и растянули на все стороны".
Немец: "мощная мускулатура зада при общей уродливости форм"
Эта лошадь не могла бежать долго, не могла тянуть тяжелую повозку, была непригодна для верховой езды, но от нее ничего такого и не требовалось. Пробежал милю - свободен! Ну разве это не характерно для американцев? Вам нужен результат? Вот, получите результат... У европейцев до сих пор рука не поднимается сотворить чудо-юдо по американскому рецепту, слишком уж идеалистически относятся в Старом Свете к лошадям...
Подверстка 4 (Конь маршала Жукова)
Ужасное животное, на котором восседает маршал Жуков близ Исторического музея в Москве, выглядит злой пародией на американского рысака, который и сам-то не красавец. На самом деле матерый кавалерист Жуков принимал парад верхом на умопомрачительном жеребце только что выведенной буденновской породы по имени Символ. Эта порода была создана по идее маршала Буденного для советских кавалеристов, однако "созрела" только к самому концу войны, когда кавалерии, как таковой, почти не осталось. Сейчас на буденновцах выступают спортсмены-наездники, это одна из лучших верховых пород в мире.
Казалось бы, в чем проблема? Памятник Символу стоит на ВДНХ у павильона "Коневодство". Посадили бы на него маршала Жукова - и все дела! Более того, эта удивительная лошадь позировала и для памятника Юрию Долгорукову перед московской мэрией! И, тем не менее, вопреки поговорке "бог троицу любит", вопреки исторической правде, Жукова посадили на какого-то мифологического, не существующего в природе зверя.
Счастливо, Олег