От Фельдмаршал Ответить на сообщение
К Варяг Ответить по почте
Дата 24.08.2004 11:30:58 Найти в дереве
Рубрики 11-19 век; Современность; Армия; Версия для печати

Многочисленные подробности о польском вопросе

Уважаемый Варяг!

>Уважаемый Маршал!

Фельдмаршал, если Вас не затруднит.

>ценю Ваши посылки к поучениям, но тем не менее...

Прошу меня великодушно извинить: дурная привычка, связанная с особенностями профессиональной деятельности…

>>Объясняю на пальцах. В 1812 г., как и в 1793 г. речь бы шла о ликвидации польской государственности, ибо ВГЦ Варшавское воспринималось поляками именно как польское государство, а не как придаток Саксонии,

>В 1812 г. не сушествовало польского государства. Варшавское герцогство было частью Саксонии, которая тож ене была самостоятельным государством...

Понимаете ли, формально оно так и было. Но формальный статус не всегда является определяющим. Варшавское герцогство являлось лишь номинально зависимым от Саксонии. Бал там правили поляки, всерьез рассчитывавшие и на обретение полностатусной государственности. И они этого практически дождались. 28 июня 1812 г. был сделан предпоследний шаг к восстановлению Польши: польским сеймом был принят Акт о создании Генеральной конференции польского королевства (Сб. РИО, т. 128, с. 30-43). Текст этого документа был отредактироан французским посланнимком в Варшаве Д. Прадтом. Актом предусматривалось объединение Польши и создание Польского королевства под покровительством Франции. Ну, теперь Вы удостоверились, что это были не только планы? Просто довести дело до конца помешала война.
Угроза этим надеждам со стороны России в 1811-1812 гг. беспременно вызвала бы сопротивление польской армии (а армия герцогства Варшавского так и называлась – «польская армия», а Понятовский величал себя «главнокомандующим польской армии»). Поэтому поляки и дудели во все трубы, начиная с весны 1811 г., опасаясь русского вторжения. Склоняться перед русскими они совершенно не собирались. Это подтверждает неудачная деятельность Чарторыйского по поиску тех сил в польском обществе и армии герцогства, на которые можно было бы опереться Александру при планировавшемся объявлении последнего польским королем. Also, сопротивление поляков было неизбежным, тем более, что у них имелись и органы госвласти для организации обороны, и армия для непосредственного сопротивления.

>бесспорно, часть поляков воспринимала бы появление руссского войска плохо, нотак было всегда и до и после 1812 г. Поэтому всеобщее польское восстание в 1812 г. вещь гипотетическая и на мой взгляд сомнительная,

Я еще раз поинтересуюсь: почему Вы вдруг заговорили о восстании? Зачем восставать, если государственность уже фактически создана? Речь должна идти о сопротивлении.

>уже потому, что в том же 1812 г после ухода Наполеона не было никакого польского восстания.

Еще раз напомню о существовании непреложного принципа историзма. Ситуация начала и конца 1812 г. различались кардинальнейшим образом. Если в начале главным геополитическим фактором в Европе была Великая Армия, то к концу она перестала существовать, как и польские части, остатки которых ушли вместе с французами продолжать драться. Остатней шляхте оставалось только склониться перед победителями.

>>>Наполеону нужен был союз с Россией, а не Польшей.
>
>>Не столько союз, сколько покорность.

>какая роль отводилась России в союзе второй вопрос...

Как раз первый, именно нежелание России играть по предписанным ей правилам и стремление проводить самостоятельную политику в своих собственных интересах и привело в конечном итоге к разрыву и войне.

>и польский вопрос был первым препятствием и к этому союзу

Вы исходите из неизменности посылки о том, что союз с Россией важен для Наполеона. Точка. Однако при этом Вы совершенно не учитываете мотивы самого императора. Отношение самого Наполеона к союзу со временем претерпело некоторые, причем весьма существенные изменения. Первоначально союз с Россией был для него гарантией спокойствия на восточных границах и средством достичь экономического удушения Англии (через континентальную блокаду). Однако когда у него возникли подозрения в неискренности Александра (блокада нарушалась, русские войска концентрировались на границе), его отношение к России изменились. Наполеону не важен был сам по себе союз с Россией, ему он нужен был как средство удержания России в узде. Поскольку узда оказалась слабой и не позволяла более решать приоритетные задачи, союз был отброшен. На этом этапе появились новые союзники – Австрия и Пруссия, которую, кстати, ранее Наполеон хотел попросту уничтожить, да Александр не дал.

>и к отношениям с Австрией и Прусией...

Сии государства с 1809 и 1807 гг. соответственно не могли претендовать на равноправное партнерство с Францией. Их мнения Наполеона мало интересовали. И положение о восстановлении Польши, внесенное в союзный договор, это лишний раз подчеркивает. Наполеону было наплевать, что подумает об этом та же Австрия – он решал свои проблемы.

>>Земли уже были отобраны в 1807 и 1809 гг. Восстановление предполагало не столько возвращение к границам 1714 г., сколько признание Польши независимым государством.

>а как же польские национальные чувства, о которых Вы тут столько говорили?

Не понял Вас: при чем здесь польские национальные чувства?

>>Варшавское герцогство – это инструмент, заготовка, которое можно было использовать и так и сяк в зависимости от ситуации.

>вот именно...

Только вот геополитическая ситуация требовала принять какое-то решение. Поляков нельзя было бесконечно кормить обещаниями.

>>>>Но остальная-то половина служила. Да и та, что не служила не спешила под русские знамена. Русские были для поляков врагами. Обсуждается?

>а как же те, что служили?

Кто служил, тот сражался с Россией с оружием в руках. В 1813 г. Понятовский с остатками польской армии (или если угодно армии великого герцогства Варшавского) отступил в Саксонию и соединился там с новой армией Наполеона. Поляки оставались с Наполеоном до конца. Фактов перехода польских частей на русскую сторону, a-la Йорк я не припомню. Может, Вы знаете о таких?

>>Ну, и что? Александр еще в 1795 г. заявил, что разделяет мысли и чувства кн. Адама Ежи. Но до 1810 г. никаких мыслей о восстановлении Польши у Александра не было. Когда кн. Голицын, командовавший русским корпусом, выдвинул эту идею, Александр и Румянцев на него зацыкали.

>ничего...

Вот кстати, подробности. Кн. С.Ф. Голицын высказал идею присоединения Польши в письме от 4 (16) июня 1809 г. (ВПР. Т. V. С.76-77). Н.П. Румянцев 15 (27) июня 1809 г. так изложил позицию Александра: «… е.и. в-во, довольствуясь уделом, от бывшей Польши нам доставшимся, желает предпочтительно видеть в ее настоящем положении и присоединения Польши в прежнем составе ее не изволит признавать полезным для империи, не говоря уже о том, сколь несовместно сие было бы ни с честию, ни с достоинством, ни же с безопасностью России…» (ВПР. Т. V. С.86).

>были у части польского дворянства основания надеятьс яне на Францию, а на Россию..

Только часть эта была уж слишком незначительной. Чарторыйский так и не убедил Александра в том, что сторонники их идеи составляют в Варшаве сколько-нибудь значительный процент. Прорусские силы были, но это было скорее исключение из правил.

>>Центральным моментом разрастающегося русско-французского конфликта была именно Польша.

>Вы готовы утверждать, что война 1812 г. случилась из за Польши???

Вы полагаете, что у войны может быть единственная причина? Войну вызвал сложный комплекс политических, экономических, личностных противоречий. Как говорил Сперанский: «Вероятность новой войны между Россией и Францией возникла почти вместе с Тильзитским миром: самый мир заключал в себе почти все элементы войны». Однако всерьез задуматься о вооруженном разрешении конфликта и Россию и Францию заставила польская проблема. Она вызвала в 1809 г. острейший кризис в русско-французских отношениях, преодолеть который так и не удалось. Событийная канва такова. На фоне явственно проступившей угрозы восстановления Польши, особенно рельефно обозначившейся в период австро-прусской войны, Россия попыталась заручиться гарантиями от Наполеона, что он не собирается восстанавливать Польшу. Ибо это было бы чревато территориальными претензиями к России и проч. Чтобы обезопасить себя от подобной возможности, решено было предложить Наполеону заключить конвенцию по польскому вопросу. Вопрос о заключении специальной конвенции был впервые поставлен в ноте Румянцева от 15 (27) июля 1809 г. Это предложение осталось без ответа. Русская сторона стала действовать активнее. 7 ноября Коленкур сообщил Наполеону о выдвинутых Александром и Румянцевым основных пунктах будущей конвенции. Поскольку Наполеона в тот момент интересовал вопрос о заключении династического союза с Россией, он вроде бы был не против, говоря Куракину: «Надобно вконец искоренить в ваших областях польскую горячку. Что касается меня, то я никогда не имел видов на Польшу и никогда не буду иметь их; я желаю Вашего спокойствия» (Соловьев, 235). Коленкуру депешей Шампаньи от 25 ноября были даны полномочия заключить конвенцию на русских условиях (ВПР. Т. V. С. 684). Конвенция была подписана 4 января 1810 г. в Петербурге. Однако Наполеон отказался ратифицировать ее. 9 февраля был составлен французский проект конвенции (Там же. С. 690), отражавший нежелание французской стороны гарантировать интересы России в столь важном для нее вопросе. Наиболее явственно это проявилось в замене русского пункта «Польша никогда не будет восстановлена» на «е. в-во император французов обязуется не помогать никаким начинаниям, клонящимся к восстановлению королевства Польского». Мотивировал Наполеон это так: «Я не могу предварить решений Провидения и не хочу воевать с другими государствами, которым придет фантазия восставлять Польшу» (как будто кто-то кроме Франции располагал возможностями восстановить Польшу!) (Соловьев, 236). Еще более явственно лицемерность позиции Наполеона проявилась в том, что он предлагал сделать соглашение тайным, в то время как Россия настаивала на его публичности. Дело в том, что сохранение конвенции в тайне оставляла у поляков надежду на содействие Наполеона в их борьбе за независимость, тогда как ее обнародование должно было бы отнять у них подобные надежды. Отказываться от использования польского фактора в своих играх Наполеон, разумеется, не собирался, как не собирался всерьез договариваться с Александром. Весь дальнейший ход дела это подтверждает. В начале марта (не позднее 26 февраля (10 марта) 1810 г.) Александр представил свои замечания на французский проект. И хотя 24 апреля 1810 г. Наполеон и передал Шампаньи свои замечания на русский проект конвенции, французы взяли курс на всемерное затягивание переговоров. Замечания Наполеона не были сообщены русскому послу кн. А.Б. Куракину, напротив Шампаньи в беседах с ним утверждал, что император еще не высказал своего мнения. Интересно, что он мотивировал это тем, что Наполеон в связи с женитьбой якобы совсем не занимается делами. Даже после возвращения Наполеона из свадебного путешествия в июне 1810 г. русской стороне так и не был предоставлен письменный вариант французского контрпроекта. В устной беседе с кн. А.Б. Куракиным (братом посла) Наполеон выдвинул идею увязать французские гарантии существующих границ Польши с признанием России всех наполеоновских завоеваний. Видя, что французы не собираются подписывать столь важный для России документ, Румянцев 7 (19) сентября 1810 г. предписал русскому послу в Париже прекратить всякие демарши по вопросу о конвенции (ВПР. Т. V. С. 694-695). Видимо, было решено не дразнить гусей. Видя, что французы не собираются предоставлять гарантии невосстановления Польши Александр начал готовиться к обороне. Наполеону усмотрел в этом желание начать войну. И понеслось – взаимные упреки, подозрения и проч. Так что, как не крути, польский вопрос – один из важнейших катализаторов конфликта.

>>Зато я подскажу. Князь Карл Филипп Шварценберг был посланником в Санкт-Петербурге в 1808 г. Так что, звиняйте.

>совершенно не то,

Вот и я про то же. Вам, видимо, просто изменяет память или попросту Вы что-то перепутали. Еще раз подчеркну: кн. Шварценберг был послом в России до войны 1809 г. (я еще раз уточнил: с января по май 1809 г.), именно тогда он и договаривался о том, что русские войска в ходе приближающегося конфликта ограничатся формальным участием. После войны, с октября 1809 г. по 1812 г. Шварценберг был послом в Париже и уже договаривался об участии австрийского вспомогательного корпуса в походе на Россию. Понятно, что, находясь в Париже, ни с какой тайном миссией он в Петербурге появиться не мог. Австрия в ее положении таких кунштюков себе позволить просто не могла – приходилось держаться за стремя Наполеона.

>>О каком эпизоде мемуаров Сегюра речь? Что-то я не припомню там недовольства французов условиями мира.

>эпизод и Тильзитском мире

Вам, видимо, придется показать мне пальцем. Ибо при всем старании, я обнаружил у Сегюра лишь единственный эпизод, посвященный Тильзитскому миру и подходящий под Ваши признаки (благо Сегюра полно в сети в электронном виде). Вот он: «Своими уступками в Тильзите, за счет Пруссии, Швеции и Турции, Наполеон приобрел благосклонность только одного Александра, но этот трактат был результатом поражения России и датой ее подчинения континентальной системе. Он задевал также честь русских, что было понято лишь некоторыми, и их интересы, что было понято всеми». Только в этом эпизоде речь идет вовсе не о недовольстве французов, а о недовольстве русских, что понятно и без Сегюра. Французы же были несказанно довольны Тильзитским миром, ибо он завершил одну из самых тяжелых кампаний – первую польскую. Так что, Вам придется либо привести иные свидетельства, либо отказаться от своего по-моему не совсем адекватного действительности утверждения о том, что французские офицеры «Тильзит считали позором, который нужно смыть ...». Французские же солдаты так вообще считали, что война 1812 г. началась из-за сахара и кофе.

>>Я что-то не пойму, о чем Вы ведете речь? Официальная Пруссия поддерживала Наполеона до упора.

>Как только пришла Россия, она его поддерживать перестала. И ещё до Лейпцига.
а прусская армия перешла на сторону России, еще до королевского указа, если помните.

Еще раз подчеркну, что приход России в начале 1812 г. и в конце – две большие разницы, ибо поначалу и у кого не было никаких сомнений, кто победит в этой борьбе и к кому надо примкнуть. Поэтому тщетными оказались призывы Александра в 1810-1812 гг. к Австрии и Пруссии. Да и вообще, корпус Йорка – это еще не вся прусская армия.

Честь имею.