Do not salute me. There are goddamned snipers all around this area...
Настойчивые просьбы Запада дать ответ относительно взаимоотношений Германии и СССР в 1930 — 1940 гг. все больше похожи на призывы к покаянию и самобичеванию. Однако при внимательном рассмотрении фактов поводов для этого не обнаруживается. В глазах потомков Советский Союз во многом подвело стремление быть «святее Папы Римского». Страна, позиционировавшая себя как государство нового типа, не должна была себе позволять многих вполне обыденных с точки зрения мировой политики ходов и решений. Поэтому не отвечавшие стандартам святости решения замалчивались и стыдливо драпировались. Эта застегнутость на все пуговицы впоследствии сыграла злую шутку. Мировое общественное мнение, стандарты безупречного поведения которого были заметно ниже, делало из политики умолчания неверный вывод: «Русские скрывают что-то совсем ужасное!»
Особенно хорошие результаты в построении конспирологических теорий о монструозной России получались при некоторой избирательности памяти. В отсутствии у исследователя приступов амнезии договор с Германией, заключенный в августе 1939 г., выглядит вполне логичным продолжением предыдущих событий. Главной причиной появления договора, известного как «пакт Молотова-Риббентропа» было разочарование в западных союзниках. В 1936 г. правительством СССР был заключен союзнический договор с Францией и Чехословакией. Когда в 1938 г. возник чехословацкий кризис, Советский Союз выразил готовность исполнять союзнические обязательства и даже провел частичную мобилизацию войск (подтвержденную в наше время историками документально). Но Англия и Франция предпочли договориться в Мюнхене с Гитлером. Американский журналист Уильям Ширер, свидетель всех перипетий предвоенной политики, впоследствии писал: «…Франция вместе с Германией и Англией единодушно исключили Россию из числа участников встречи в Мюнхене. Это был выпад, который Сталин запомнил. Через несколько месяцев западным демократиям пришлось за это расплачиваться. 3 октября, через четыре дня после мюнхенской встречи, Вернер фон Типпельскирх, советник германского посольства в Москве, докладывал в Берлин о последствиях Мюнхена для политики Советского Союза. Он полагал, что «Сталин сделает выводы»; он был уверен, что Советский Союз «пересмотрит свою внешнюю политику».
С точки зрения теории «экспансионистской политики» СССР договор 1936 г. и мобилизация РККА 1938 г. необъяснимы. Все генералы, близкие Гитлеру, которым удалось пережить войну, соглашаются с тем, что если бы не Мюнхенское соглашение, то фюрер напал бы на Чехословакию 1 октября 1938 г. В разразившейся войне еще слабый вермахт был бы легко разгромлен армиями европейских держав. После гипотетические надежды Сталина расширить границы за счет соседей были бы задавлены в зародыше. Зачем же СССР было участвовать в таком «бесперспективном» мероприятии? Не подтверждаются тезисы об экспансионистской политике также опубликованными в 1990-х военными планами советского Генштаба. Их главной целью был не захват территории за пределами границ СССР, а разгром армий потенциальных противников.
Для современников было вполне очевидно, что пакт Молотова-Риббентропа является закономерным следствием Мюнхенского сговора. После 1938 г. все надежды советского руководства на коалиционную стратегию были втоптаны в грязь. Если союзники позволили разделить абсолютно идеологически благонадежную Чехословакию, то как бы они отнеслись бы к предложению Гитлера разрешить ему напасть на Советскую Россию? На столь же грустные размышления наводило участие Польши в разделе Чехословакии — оккупация Тешинской области. Недружественные отношения с Польшей достались СССР в наследство от Российской Империи и были усугублены войной 1919 — 20 гг. Соответсвенно в советском военном плане 1938 г. как вероятный противник фигурируют «германо-польские войска». При границе, проходящей в непосредственной близости к Минску и Киеву, такой вариант был почти апокалипсисом.
Коалиционная война против Германии была куда предпочтительнее. Но возможность разбить Германию объединенными силами после Мюнхена была упущена, джинн был выпущен из бутылки. В этих условиях СССР начал свою игру на выживание. И.В.Сталин мог предложить Гитлеру только две вещи: совместный раздел Польши и экономическое сотрудничество. Кстати, часто забывается, что сотрудничество с Германией было двусторонним. В одну сторону шел поток сельхозпродукции и сырья, а в другую — станки и технологии.
Однако союз Гитлера и Сталина был обречен на разрыв. Советский Союз стремился сохранить независимость своей внешней политики, что расценивалось немецким руководством как потенциальная опасность. Именно по итогам переговоров с В.М.Молотовым в ноябре 1940 г. Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР. Независимая позиция сохранялась и в дальнейшем. Документы показывают, что советское руководство было в большей степени склонно к переоценке собственных сил, нежели поиску дипломатических решений войны. Уже зимой 1941 — 1942 гг. ставились задачи «разгромить Германию в 1942 г.». Поэтому разговоры о поисках путей к перемирию в 1943 г. выглядят как минимум необоснованными.
Что дал СССР пакт Молотова-Риббентропа? Надо сказать, что время между сентябрем 1939 г. и июнем 1941 г. было использовано достаточно результативно. Во-первых, была реорганизована армия, ушедшая от тройного развертывания (когда из одного соединения мирного времени формируется три военного времени) стрелковых дивизий к одинарному. Это существенно сокращало время на мобилизацию и повышало качество выходящих с конвейера мобилизации соединений. Во-вторых, резко возросла доля военных расходов в бюджете СССР, позволившая расширить производственные мощности. В 1941 г. эвакуируемые предприятия размещались на площадках начавших строиться в 1940 — 1941 гг. заводов. Территориальные приобретения 1939 г. также сыграли свою роль. Те 15 км, которые немцы не дошли до Москвы, закладывались в боях между старой и новой границей. Разрыв между двигавшимися в пешем порядке от новой к старой границе немецкими пехотными корпусами и вырвавшимися вперед танковыми группами Гота и Гудериана был использован советским командованием в Смоленском сражении.
Когда Запад требует ответа у российских историков, то это выглядит как минимум странно. Может быть, другие историки найдут более деликатные ответы, но я могу лишь посоветовать освежить в памяти хронологию событий 1936 — 1938 гг. и вспомнить, что делал британский премьер Невилл Чемберлен в немецком городе Мюнхене. История последних предвоенных лет это не страшная сказка о несостоявшейся советской экспансии, это грустная история упущенной возможности задушить агрессора малой кровью на его территории.