От Jones
К All
Дата 10.11.2006 16:01:26
Рубрики WWII; ВВС; 1941; Память;

МИНСК 22 — 28 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Статья из сборника "Сообщения Белорусского государственного музея истории ВОВ

Здравствуйте!
И. Ю. ВОРОНКОВА
МИНСК 22 — 28 ИЮНЯ 1941 ГОДА
Волею судьбы и обстоятельств Минск оказался оккупированным немецкими войсками уже на седьмой день войны — 28 июня 1941 г. Столь быстрый захват крупного промышленного и культурного центра, второй с начала войны столицы союзной республики (24 июня был оккупирован Вильнюс) явился страшным военным и моральным ударом для всех граждан СССР.
В советской исторической и мемуарной литературе послевоенных лет нашла достаточно полное отражение хроника оборонительных боев на минском направлении и обороны непосредственно Минска. События, происходившие в этот период в самой белорусской столице, всегда оставались на втором плане, излагались фрагментарно, с немалым количеством неточностей и разночтений, многое недоговаривалось намеренно. Между тем, эти события представляют немалый интерес как с фактологической, так и с психологической точки зрения.
14 июня 1941 г., в день, когда в Советском Союзе было опубликовано Сообщение ТАСС, опровергавшее слухи о возможном нападении Германии, в Берлине состоялось совещание высшего командного состава Вермахта по вопросу готовности к войне с СССР. Командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Г. Гудериан на вопрос А. Гитлера сколько ему потребуется времени, чтобы достичь Минска, ответил, как впоследствии оказалось, почти безошибочно: 5 — 6 дней (1).
Бывшая сотрудница Главного разведывательного управления НКВД Зоя Воскресенская-Рыбкина в своих воспоминаниях приводит такой факт. После воссоединения в 1939 г. Западной Белоруссии сотрудники ГРУ разоблачили и арестовали одного из абверовских разведчиков, действовавшего на этой территории — бывшего капитана царской армии Нелидова. Его привезли на Лубянку и поручили сотруднице Управления 3. В. Воскресенской, которая на основании показаний разведчика должна была проанализировать ход военных игр, проведенных Германией в последнее время.
—"Отчетливо помню синие стрелы, направленные на границу Белоруссии",— вспоминает 3. И. Воскресенская. Нелидов пояснил, что во время одной из последних военных игр Минск предполагалось занять на пятый день после начала немецкого наступления. —"Я рассмеялась:

как это на пятые сутки? — Он смутился и принялся клясться всеми богами, что именно так было рассчитано Кейтелем...". Когда 3, И. Воскресенская доложила о разговоре начальнику Главразведупра М. П. Фитину, тот возмутился: "Ну и заливает этот подонок! На пятый день уже и Минск'". Однако, в первых числах июня 1941 г. Управлением был получен от советского агента, железнодорожного чиновника в Берлине, адресованный ему пакет с надписью: "Вскрыть по объявлении мобилизации". Там находилось предписание Главного военного командования Германии, обязывавшее этого чиновника прибыть на станцию Минск, начальником которой он назначался, и приступить к исполнению своих обязанностей на пятый день после начала военных действий. (2)
Слухи, которые так настойчиво отрицала советская пресса, несмотря ни на что упорно расползались по приграничной Белоруссии особенно с начала мая. Однако тревога у людей была еще неосознанной: никто и представить не мог масштабов надвигавшейся трагедии, а, тем более, ее темпов.
Последние предвоенные номера газет были заполнены мирной, рядовой информацией. "Советская Белоруссия" от 21 июня писала о досрочном выполнении предприятиями полугодовых планов, о соревновании тракторных бригад, о награждении передовых рабочих-железнодорожников. Было много заметок о летнем отдыхе. Мингороно объявлял о собраниях родителей по вопросу отправки детей в пионерские лагеря. (3) Эти строки читаются с особой болью, так как пребывание детей в пионерских лагерях, на дачах дошкольных учреждений стало причиной трагедии многих минских семей, разлученных первыми вихрями войны. Спустя несколько месяцев уже другое издание — "Менская газэта", выходившая в оккупированном городе, будет из номера в номер публиковать объявления несчастных родителей, разыскивавших своих детей.
В предвоенную субботу весь Минск готовился к назначенному на воскресный полдень торжественному открытию искусственного озера, построенного силами комсомольцев города и поэтому после войны названному Комсомольским. Субботним вечером приехавший 17 июня из Москвы на гастроли МХАТ имени М. Горького давал в Доме Красной Армии спектакль "Тартюф" по пьесе Ж. Мольера. (4) В театральном зале находились руководители республики и командование ЗапОВО. Заметим, что в некоторых воспоминаниях называются другие спектакли, которые якобы шли в ДКА в этот вечер: оперетта "Свадьба в Ма-

линовке", драма "Анна Каренина"... На самом деле "Свадьбу в Малиновке" играл в Минске в мае 1941 г. Государственный театр музкомедии БССР из Белостока, а "Анну Каренину" — Смоленский драматический театр, гастроли которого проходили в марте 1941 г.
Мирный характер носили и газетные сообщения от 22 июня (подготовленные накануне, они, естественно, не могли быть иными, а строки, непосредственно касавшиеся событий военных действий на западе, носили подчеркнуто отстраненный характер). Та же "Советская Белоруссия" поместила репортаж о подготовке к 20-летнему юбилею БГУ, рекламу новых летних товаров минского Универмага, объявление о большом воскресном гулянье в столичном парке имени Горького. (5) Когда ничего не подозревавшие минчане воскресным утром читали об этом, в приграничных районах республики уже рвались снаряды и гибли люди. В половине пятого утра 22 июня в квартире первого секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко раздался телефонный звонок командующего Западным Особым Военным Округом генерала армии Д. Г. Павлова с сообщением о начале боевых действий на границе. П. К. Пономаренко позвонил в ЦК дежурному, распорядился собрать в 5-30 членов Бюро ЦК и немедленно выехал в штаб округа. Однако там, в связи с тем, что с первых часов войны связь с западными районами была нарушена, он получил лишь самую общую информацию о боях с превосходящими силами противника и о расширении радиуса действия немецкой авиации.
В 5-30 состоялось первое военное заседание Бюро ЦК КП(б)Б. П. К. Пономаренко сообщил о нападении Германии, предложил срочно продумать первоочередные меры на случай введения мобилизационного плана и в 9 часов утра собраться вновь. Во время заседания, вероятно около 7 часов утра, позвонил из Москвы И. В. Сталин. Заявив, что сведения, полученные от Д. Г. Павлова, его не удовлетворяют, потребовал от П. К. Пономаренко лично разобраться в обстановке, не поддаваясь при этом панике. Для лучшей ориентации Сталин порекомендовал Пономаренко постоянно находиться в штабе округа. Тот вновь направился в штаб, но там ситуация по-прежнему не прояснилась: проводная связь была повреждена в результате бомбардировок или диверсантами, по разным причинам бездействовала и радиосвязь. (6)
В 9-30 утра состоялось второе заседание Бюро ЦК расширенного состава (некоторые мемуарные источники называют другое время: 9-00 и даже 8-00, в данном случае приводится время, указанное в Дневнике ЦК

КП(б)Б первых дней войны — В. И.). (7) Итогом заседания стало первое военное постановление "О задачах партийных организаций в связи с вероломным нападением фашистской Германии на СССР". В качестве первоочередных задач в нем были определены: установление связи с воинскими частями, усиление охраны промышленных предприятий, складов и других стратегических объектов, оборудование госпиталей, немедленное окончание строительства щелей и газоубежищ, приспособление всех подвальных помещений под бомбо - и газоубежища.(8)
Состояние ПВО вызывало особую тревогу. К началу войны не был даже достроен так называемый "Спецобъект № 1" — командный пункт ПВО в Минске. Кроме того, Минск не имел ни одного убежища первой категории защиты. Буквально накануне войны, 25 апреля 1941 г., П. К. Пономаренко обратился к И. В. Сталину и В. М. Молотову со служебной запиской "Об одной возможности быстрого и дешевого строительства бомбоубежищ, по качествам равных первой категории". Предполагалось, что таковыми могут быть подземные галереи, обррудованные в естественных возвышенностях Минска шахтным методом, с верхним слоем земли свыше 20 м., и закрепленные деревянными прямоугольными клетями. (9) В Минске решено было построить к июню 1942 г. за счет местных средств 6 таких убежищ на 5 тыс. человек: возле стадиона "Динамо", в парке имени Горького, на улице Мясникова возле Фабрики-кухни и тюрьмы, в карьере возле фабрик "Коммунарка" и имени Крупской, в районе рынка на Юбилейной площади и в сквере на улице Кирова. (10)
Не лучше обстояли дела и с убежищами второй категории, которыми должны были служить подвалы зданий. Лишь 6 мая 1941 г. ЦК КП(б)Б принял постановление "О мероприятиях по улучшению противовоздушной обороны в БССР", которым предписывалось, в частности, Минго-рисполкому к 1 июня 1941 г. освободить все подвалы, пригодные для приспособления под убежища, а к 1 октября — приспособить эти подвалы силами их владельцев и арендаторов под убежища без специальных фильтровентиляционных установок. К 1 ноября планировалось дополнительно оборудовать под убежища второй категории на 15 тыс. человек подвалы существующих и строившихся зданий. (11)
Нетрудно подсчитать, что абсолютное большинство 250-тысячного населения Минска не могло рассчитывать на более или менее высокий уровень защиты. Для него предназначались укрытия полевого типа в

парках, скверах и на пустырях. Подготовительные работы по их созданию должны были окончиться к 1 июля 1941 г.
К началу войны не были завершены и другие важнейшие мероприятия по системе ПВО. Почти все они находились в стадии разработки или рассмотрения: организация светомаскировки, оповещения, водоснабжения, пожаротушения и пр. Причины такой медлительности крылись в порочной, как потом доказала сама жизнь, советской военной доктрине войны малой кровью на чужой территории, результатом которой была неготовность многих структур к оборонительным, защитным действиям. Безусловно имели также место несогласованность действий различных ведомств, низкое качество строительных работ. Все просчеты абсолютно четко проявились в первый же день войны. Так, по воспоминаниям очевидцев, к вечеру этого дня в некоторых минских дворах уже начали копать укрытия, однако никто толком не знал, как это нужно делать и какими они должны быть. Созданная 22 июня .городская комиссия по организации ПВО Минска не имела плана противовоздушной обороны города. Не было его и в городской военной комендатуре, и, судя по некоторым данным, в штабе Западного фронта. Об этом, в частности, рассказывает в своих воспоминаниях бывший военный комендант Минска подполковник Ф. М. Багреев. Вечером 22 июня ему позвонил вновь назначенный начальник военного гарнизона города генерал-майор Хабаров с требованием выдать план ПВО Минска для доклада Совнаркому, однако в комендатуре такового не оказалось. (12)
В течение 22—23 июня трест "Минлеспром" организовал оперативную доставку в Минск для оборудования убежищ 1500 кубометров строительного леса из Узденского, Логойского, Слуцкого, Пуховичского, Ивановского и Борисовского мехпунктов, однако, в связи с начавшейся 24 июня бомбардировкой, использовать его по назначению не успели. (13)
Пропали и усилия бригад рабочих и инженерно-технических специалистов, мобилизованных в первый день войны на строительство убежищ. В составе одной из таких бригад, сформированной из строителей авиазавода, находился будущий известный партизан Федор Бачило. Его бригада была брошена на оборудование убежища для руководства республики в подвале спортклуба на перекрестке улиц Интернациональной и Ленинской. (14)
Были подняты по тревоге и руководители структур Осоавиахима. В преддверии предстоящей мобилизации в ряде случаев состоялись кад-

ровые изменения. Так, командир-инструктор городского и районных Советов Осоавиахима Милитина Анушко была назначена председателем городского Совета. Структуры Осоавиахима начали создание групп самозащиты на предприятиях, в учреждениях, в учебных заведениях, при домоуправлениях. (15)
В 12 часов дня, после выступления по радио наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова, официально объявившего о начале войны, П. К. Пономаренко вновь вызвал к телефону И. В. Сталин, и руководитель Белоруссии доложил ему о проводимых мероприятиях. Разговор со Сталиным, официальное сообщение о начале войны не оставили сомнений втом, что произошел не локальный пограничный конфликт, а началась война.
В 14-00 (по другим сведениям в 15-00) в Доме партийного просвещения на улице Энгельса (не сохранился), состоялось собрание партийного актива Минска, на котором с докладом о текущем моменте выступил П. К. Пономаренко. Затем во всех партийных и государственных структурах прошли совещания по вопросу введения на следующий день в действие мобилизационного плана.
В течение первого дня войны руководство республики пыталось поддерживать постоянную связь со всеми районами Белоруссии. Секретарь ЦК КП(б)Б Н. Е. Авхимович вспоминал, что все секретари ЦК с первых часов войны поочередно дежурили в кабинете П. К. Пономаренко у телефонов и аппарата "ВЧ". Информация, получаемая из обкомов партии, была крайне отрывочная, многие западные районы вообще не выходили на связь, из других поступали тревожные сведения о бомбардировках, о немецких танках и воздушных десантах. К концу дня общая и правительственная связь с Белостокской, Брестской и Минской областями была окончательно прервана.
Н. Е. Авхимович свидетельствует, что в штабе Западного фронта не имели и такой связи. Поэтому возле дежурного секретаря ЦК у телефонов постоянно находился офицер связи командующего фронтом, который немедленно передавал всю полученную информацию в штаб. (16)
В приемной П. К. Пономаренко постоянно находились люди, прибывавшие сюда по долгу службы за последними новостями. Среди них был и собственный корреспондент газеты "Правда" по Белоруссии Петр Лидов. По его воспоминаниям, вышедший поздно вечером в приемную П. К. Пономаренко, сообщил собравшимся, что немцы прошли Брест, и их тан-

ки быстро продвигаются в направлении Барановичей, а также изложил текст выступления по радио ВВС премьер-министра Великобритании У. Черчилля, в котором он выразил поддержку Советскому Союзу. (17)
Абсолютное большинство жителей Минска узнало о начале войны только из выступления В. М. Молотова. Многих горожан эта весть застала на торжественном открытии озера. Кто-то услышал ее на дневном представлении цирка, или в читальном зале библиотеки, или во время воскресных хлопот по дому...
Во многих воспоминаниях можно встретить утверждение, что Минск подвергся бомбовому удару уже 22 июня. Это не соответствует действительности, людей просто подводит память. В течение первого дня войны немецкие самолеты несколько раз пытались прорваться к Минску, но были остановлены, на Минск не упала ни одна бомба. Поэтому обстановка в городе оставалась достаточно спокойной, многие еще не успели осознать серьезности случившегося и по инерции продолжали заниматься заранее запланированными делами. Уже упоминавшийся П. А. Лидов в этот день записал в своем дневнике, что на лицах людей был заметен скорее вопрос, нежели страх.
Во второй половине дня на крупнейших предприятиях и в учреждениях Минска, несмотря на воскресный день, были организованы антивоенные митинги. Состоялся и митинг артистов МХАТа. На митингах звучали воззвания патриотического характера, вносились предложения о сверхурочной работе и т. д. Люди, которых не один год уверяли, что в случае агрессии Красная Армия мощным ударом быстро отбросит и разгромит врага, не допускали и мысли о возможности отступления, не могли и представить, что уже через 5 дней по улицам Минска загрохочут немецкие танки. Однако вечером они уже увидели первых беженцев, впервые воочию столкнулись с военной действительностью. Вот что вспоминает по этому поводу военный комендант Минска подполковник Ф. М. Багреев: "Около 17 часов... увидел скопление на площади (имеется в виду площадь Свободы, где в здании бывшего Святодухово-го монастыря размещалась комендатура— В. И.) грузовых и легковых машин, а на них женщины, дети в исключительно паническом состоянии и жалком виде: кое-как одеты, грязные, у некоторых разорваны платья, у некоторых кровь на одежде, вещей почти ни у кого не было... Это были семьи военнослужащих из занятых немцами гарнизонов... Они все ждали помощи и возможности отправиться дальше в глубь страны".

Поскольку беженцы все прибывали, комендатура организовала для них пересыльный пункт в бывших кавалерийских казармах (находились в конце улицы Красноармейской, не сохранились — В. И.). 23 июня была создана городская комиссия по организации помощи беженцам. Штаб Западного фронта выдал комендатуре 1 тыс. рублей для оказания им материальной помощи. Военный комендант железнодорожного узла И. Шмиголь получил распоряжение подготовить эшелоны для их отправки, однако отправить беженцев в связи с начавшейся бомбардировкой не успели. Большинство из них разделило судьбу минчан. Лишь немногие 23 июня выехали на тех же автомашинах, на которых и прибыли, в направлении Борисова.
Вместе с гражданскими беженцами вечером 22 июня в Минске стали появляться разрозненные группы военнослужащих и сотрудников милиции из приграничных районов. Они, как вспоминает Ф. М. Багреев, "рассказывали ужасы и выдвигали фантастические версии о своем выходе из окружения". Всех их, а также военнослужащих, не имевших возможности вернуться в части из отпусков, комендатура направляла в Ко-зырево (старое название поселка на южной окраине Минска, переименованного в 1935 г. в поселок имени Фрунзе, ныне — район улицы Маяковского, Физкультурного переулка — В. И.), где в помещениях Минского пехотного училища были развернуты приемный и питательный пункты. Затем их отправляли на Могилев. (18)
Понедельник 23 июня начался, на первый взгляд, как обычный рабочий день: открылись предприятия, учреждения... Однако жизнь минчан уже переступила за некую, пока еще не столь видимую грань, за которой продолжалась уже по законам военного времени. В этот день были введены в действие изданные накануне Указы Президиума Верховного Совета СССР и СНК СССР об объявлении военного положения в местностях, находящихся под угрозой вторжения противника, и о мобилизации. На основании этих указов ЦК КП(б)Б принял 23 июня постановление "О мерах в связи с введением в Белорусской ССР военного положения и проведением мобилизации". Оно предусматривало: полную перестройку работы всех отраслей; первоочередное выполнение предприятиями военных заказов, в первую очередь — боеприпасов, для чего соответствующие заводы переводились на обязательные сверхурочные часы до 3-х часов в смену и работу в воскресные дни; строгий контроль за немедленным продвижением воинских эшелонов и грузов; быстрое и организованное проведение мобилизации. (19)

Наряду с крупными предприятиями изменили график работы и бо
лее мелкие. Так. пищевые артели системы Белкооппромсовета перешли
на трехсменную работу, чтобы увеличить выпуск газированной воды,
мороженого и повидла. (20) >
Структуры Уполнаркомзага СССР по Белоруссии - - тресты "Загот-транс", "Заготзерно", "Заготсено", "Тлавмука" — и Белкоопсоюза начали передачу мобилизационных фондов воинским частям. (21) Когда на следующий день остро встал вопрос об эвакуации населения Минска и власти отдали распоряжение руководителям предприятий и учреждений передать весь имеющийся в наличии автотранспорт для этой цели, оно не возымело действия, так как почти весь транспорт накануне был передан в Красную Армию.
23 июня стал первым и, как оказалось, последним днем мобилизации непосредственно в Минске. С утра минские военкоматы — городской и Ворошиловский на площади Свободы, Сталинский на улице Бакунина, Кагановичский на улице Мясникова — были полны. Люди приходили не дожидаясь повесток, было подано 1315 заявлений от добровольцев. Городская парторганизация выделила на каждый призывной участок по 2—3 человека, которые проводили с призывниками беседы, организовывали питание и проводы. В этот день мобилизация в Минске прошла четка и слаженно. Однако назавтра ситуация резко изменилась: сильная бомбардировка фактически лишила военкоматы возможности нормально работать, а военкомат Кагановичского района вообще был разрушен. Они вынуждены были выехать из Минска и разместились в Колодищах (Кагановичский) и в Красном Урочище, в районе нынешнего Автозавода. (Сталинский, Ворошиловский и городской). Там военкоматы продолжали призыв до 28 июня, пока окончательно не отошли на восток вместе с отступавшими частями.
Число минчан, мобилизованных 23 июня непосредственно в городе, неизвестно. Многие жители столицы в последующие дни просто не сумели добраться до нового места расположения военкоматов или не успели получить повестки. В исторической литературе утвердилась цифра 27 тыс. человек, мобилизованных минскими военкоматами в течение 23—28 июня. Около 10 тыс. из них влились в 1-й Минский запасной полк, сформированный на станции Колодищи и участвовавший в обороне Минска. Более 12 тыс. человек было направлено по Могилевскому шоссе на восток, они сражались впоследствии на Березине и Днепре, Западной Двине и Соже. (22) Некоторые из них, волею судьбы, вскоре вновь

оказались в Минске. Так, 23 июня был мобилизован минчанин Кузьма Матузов. Он вспоминает, что призывники практически пешком добрались до г. Калинина, где влились во вновь формировавшуюся 298-ю стрелковую дивизию. В августе она попала в "мясорубку" под Киевом. К. Л. Матузов был ранен, попал в плен, бежал и, пробираясь по немецким тылам, в ноябре вернулся в Минск, стал здесь подпольщиком. (23)
23 июня в Минске призыв шел также в 100-ю стрелковую дивизию, в 16-й Дзержинский пограничный отряд, участвовавший в обороне столицы, в 7-ю Отдельную зенитно-артиллерийскую бригаду ПВО, охранявшую небо над городом.
В этот день ЦК КП(б)Б принял постановление "Об организации вооруженных рабочих отрядов для усиления охраны предприятий и порядка в городе Минске". Для этой цели предусматривалось просить Военный совет Западного фронта выделить 5 тыс. винтовок и соответствующее количество патронов. (24) Формирование отрядов было поручено командиру 100-й стрелковой дивизии, на которую командованием Западного фронта возлагалась специальная задача охраны столицы, генерал-майору И. Н. Руссиянову 23 июня он был назначен начальником Минского гарнизона взамен убывшего в войска генерал-майора Хабарова. (25) Отряды были созданы при горкоме партии и каждом из трех райкомов. Их действия, их судьба до конца не ясны. Безусловно не приходится говорить о том, что удалось собрать и вооружить 5 тыс. человек. Количество бойцов этих отрядов неизвестно. Их роль заключалась в патрулировании улиц и охране стратегических объектов, в ходе боев за Минск они участвовали в этих боях в составе регулярных частей, участвовали также в уничтожении воздушных десантов противника в окрестностях Минска.
На рассвете 23 июня крупный десант был выброшен в районе железнодорожной станции Олехновичи, в 10 часов утра — у Королева Стана. Оба они были уничтожены регулярными частями. (26) В течение дня высадилось несколько небольших десантов на артиллерийском полигоне, причем высланным туда курсантам Минского пехотного училища уничтожить их не удалось. (27) В середине дня 24 июня довольно значительные десанты были выброшены в районе деревень Лошица и Новый Двор, часть их уничтожили регулярные войска. (28)
В лесах и на проселочных дорогах диверсанты обстреливали командиров и бойцов Красной Армии. Как вспоминает бывший начальник

штаба 64-й стрелковой дивизии 44-го стрелкового корпуса В. Ф. Белы-шев, когда в ночь с 22 на 23 июня его подчиненные подверглись обстрелу в районе Заславля, Ратомки и Старого Села, все решили сначала, что это результат собственного неосторожного обращения с оружием. Но когда подобные случаи участились и появились раненые, поняли, что имеют дело со снайперами. Тогда в каждом стрелковом полку были созданы группы из 2—3 человек, состоявшие из отличных стрелков или снайперов для противодействия врагу. (29)
Диверсанты, переодетые в форму военнослужащих Красной Армии, милиции или просто в гражданскую одежду, стали появляться и на улицах Минска. Их действия были замечены, например, в ночь на 23 июня, когда они пускали сигнальные ракеты в районе площади Свободы, где располагались городская военная комендатура, городской и районный военкоматы. (30)
Около 23 часов этого же дня военный патруль задержал на пересечении улиц К. Маркса и Комсомольской шестерых мужчин в штатских костюмах, которые пытались проникнуть в здание Наркомата лесного хозяйства (этот старинный дом из красного кирпича и сейчас стоит на перекрестке тех же улиц). Обнаружилось, что они говорят с акцентом, при обыске у них нашли пистолеты иностранного производства. Диверсантов доставили в штаб фронта. (31)
Несмотря на то, что для борьбы с диверсантами в Минске были созданы специальные, действовавшие в ночное время группы милиции, подобных случаев становилось все больше. Особенно наводнили диверсанты Минск, когда в городе началось безвластие — с 25 июня. Они разжигали панику, провоцировали грабежи, деморализовали население.
Изданная 23 июня директива ЦК КП(б)Б "Об организации борьбы с вражескими диверсантами и парашютистами", предусматривала создание специальных групп наблюдения и уничтожения, вооруженных всеми имеющимися на местах видами оружия, вплоть до охотничьего и холодного. Почва для создания таких групп была подготовлена заранее — постановлением ЦК КП(б)Б от 26 мая 1941 г. "Об организации на территории Белоруссии постоянных групп и отрядов по уничтожению авиадесантов противника". С началом войны именно на их базе стали создаваться истребительные батальоны. (32) Однако эти группы получили развитие в основном в районах, которые подверглись оккупации позже, нежели Минск.

23 июня вышли фактически первые военные номера газет, хотя обыч
но газеты по понедельникам не выходили. Печатное слово не вселяло
особой тревоги, хотя были опубликованы указы о введении военного
положения и о мобилизации. Центральные белорусские газеты "Звязда"
и "Советская Белоруссия" поместили репортажи с многочисленных ан
тивоенных митингов, прошедших по всей республике. Была опублико
вана и первая сводка с фронта — очень короткая и абсолютно не отра
жавшая истинного положения дел. Сообщалось, что после ожесточен
ных боев враг отбит с большими потерями, только на Гродненском и
Кристынопольском (Украина) направлениях враг достиг незначитель
ных тактических успехов. Авиация противника, как писали газеты, всюду
встречает решительный отпор наших истребителей и зенитной артил
лерии и несет при этом большие потери. (33)
24 июня газеты вышли в Минске последний раз, рано утром в город
еще успели доставить центральные издания. Гранки подготовленного к
печати номера "Звязды" за 25 июня были уничтожены во время бомбар
дировки (редакция и типография находились на пересечении улиц Со
ветской и Комсомольской).
Утром 23 июня в Минске была объявлена первая воздушная тревога. Радиопередачи прекратились, в течение дня в эфире звучала только одна фраза: "Городу Минску дан сигнал воздушной тревоги".
Однако, поскольку налета сразу не последовало, паники по-прежнему не было. Пожалуй главной реакцией было то, что люди, особенно женщины, устремились в магазины для закупки продуктов. Вот как прокомментировал ситуацию в своем дневнике П. А. Лидов: "Улицы полны людьми. Сегодняшнюю воздушную тревогу никто не обсуждает. Женщины возмущены лишь тем, что во время тревоги была прекращена торговля и было потеряно много времени для покупок".
Во второй половине дня в Минске начались перебои с хлебом, в связи с чем некоторые магазины временно прекращали работу, а Совнарком на специальном заседании в 23 часа рассмотрел план Наркомпи-щепрома по увеличению выпечки хлеба для населения и армии. (34)
Первые немецкие самолеты появились над Минском около полудня, но сбросили бомбы только на Товарную станцию (район улицы Сураж-ской), аэродромы в Лошице (Аэропорт Минск -1) и в Слепянке (р-н улиц Столетова, Уральской, ныне этот аэродром не существует). Зенитчикам удалось сбить 7 бомбардировщиков. (35)

Вновь обратимся к дневнику П. А. Лидова. "'ПВО получила сообщение, что немецкие самолеты пытаются осуществить налет на Минск. С балкона (семья Лидовых жила в гостинице "Беларусь", ныне — "Свис-лочь" — В. И.) мы наблюдаем за небом: наших самолетов не видно. Около полудня я выхожу на улицу и слышу серию сильных, громоподобных ударов. Бомбы! Я смотрю вверх и вижу 9 гудящих бомбардировщиков, проплывающих в ясном голубом небе. Они летят в очень четком, строгом порядке и проплывают над городом в направлении вокзала. Звук их моторов дребезжащий, дерзкий и вызывающий. Неожиданно перед ними появились наши истребители. Немцы летят дальше, не меняя курса и строя. Истребители атакуют последний, девятый вражеский самолет. Он обстрелян и сбит, остальные медленно удаляются".
И другие очевидцы вспоминают, что с любопытством наблюдали за немецкими бомбардировщиками, стоя прямо на улице, так как чувства опасности абсолютно не было. Когда советский истребитель сбил на их глазах "немца", раздались восторженные аплодисменты зрителей, большинство которых было уверено, что пройдет еще 2•- 3 дня и жизнь войдет в привычную колею. Молоденькой минчанке Людмиле Лавровой, выпускнице 42-й школы, родные не разрешили выйти на улицу, но она не послушалась, так как страха не было, а была уверенность, что под родным небом ее не могут не только убить, но даже ранить.(Зб)
Осложнившаяся ситуация заставила П. К. Пономаренко во второй половине дня позвонить И. В. Сталину с просьбой решить эвакуацию государственных ценностей и детских учреждений. Сталин, удивившись,
— не рано ли? - разрешение дал, но вновь потребовал не поддаваться
панике. (37)
Получив "добро" вождя, ЦК КП(б)Б принял постановление об эвакуации ценностей и денежных знаков из Белорусского отделения Госбанка СССР и детей из городов, подвергающихся бомбардировкам в полосе военных действий, и из Минска. На эвакуацию ценностей Госбанка в Москву были даны сутки, руководители Минского железнодорожного узла обязывались обеспечить эвакуацию вагонами. Совнаркому, Нарком-просу, ЦК ЛКСМБ и Мингорсовету было поручено в течение двух дней вывезти воспитанников детских домов, садов и пионерских лагерей в безопасные места. Судя по некоторым данным, речь о дальнем отъезде минских детей не шла. Так, директор минской средней школы № 6 Константин Король по распоряжению Миноблоно выехал 23 июня в Чер-

вень, чтобы организовать прием детей из Минска, но их приезд не состоялся из-за последовавшей назавтра бомбардировки. (38)
Что касается населения Минска в целом, вопрос о его эвакуации 23 июня не поднимался. В этот день автотранспортом из города выехали в основном лишь семьи командного состава ЗапОВО. Семьи руководства Белоруссии были направлены сначала на дачи ЦК и СНК, ставшие своеобразным сборным пунктом, а затем вывезены на восток.
Относительно эвакуации промышленных предприятий, 23 июня дело ограничилось лишь совещанием руководителей ЦК и СНК с наркомами на предмет такой возможности. Республиканская комиссия по эвакуации во главе с председателем СНК И. С. Былинским была создана только 25 июня, когда руководство республики находилось уже в Могилеве.
Утро 24 июня перечеркнуло все надежды минчан на благополучный исход событий. В 8-40 прозвучал сигнал воздушной тревоги. В 9-40 началась первая массированная бомбардировка Минска, в которой участвовало 47 самолетов. Затем в течение дня город подвергся еще трем столь же мощным налетам. Этот ад продолжался до 21 часа. Заместитель председателя СНК И. А. Крупеня в своих заметках "Год тому назад в Минске", написанных в 1942 г., вспоминал об этом так: "Кто был в этот день и ночью в Минске, тот может сказать: из всего страшного, что я видел в жизни, самое страшное было здесь... Раскиданы как пушинки камни, которыми были вымощены улицы... На перекрестке улиц Советской и Урицкого лежали опрокинутые (трамвайные) вагоны, превратившиеся в братскую могилу людей всех возрастов... В 3-м Доме Советов (жилой дом на перекрестке улиц М. Богдановича и Сторожевской — В. И.) женщины и дети решили укрыться в подвале. Взорвавшаяся рядом бомба вызвала пожар. Огонь перекрыл все подъезды и подходы. Там погибло более 100 человек. (39)
В перерывах между бомбежками про радио звучали настойчивые призывы к населению покинуть центральные кварталы. Но многие, особенно старики, женщины и дети, просто не успели этого сделать.
Минск бомбили фугасными и зажигательными бомбами, поэтому к разрухе прибавились пожары — огонь молниеносно перебрасывался от здания к зданию. Многие минчане сгорели или задохнулись от дыма в плохо приспособленных для укрытия подвалах домов.
По оценке немецкой санитарной службы, на 1 августа 1941 г. под развалинами Минска оставалось еще от 600 до 700 трупов. (40) В этой связи

вряд ли можно согласиться с цифрой 186 человек, погибших в Минске при бомбардировке, приведенной в справке 1945 г. Минской областной комиссии по расследованию злодеяний оккупантов. Таким образом, количество минчан, погибших при бомбардировке в 1941 г., точно неизвестно. Вероятно речь может идти примерно об 1 тысяче человек.
В одночасье был уничтожен весь центр города. Особенно пострадали улицы Советская (пр. Ф. Скорины), Володарского (Городской Вал), Урицкого, Комсомольская, Ленина, Красноармейская, Пролетарская, Коммунистическая (две последние располагались в районе нынешних Октябрьской площади-улицы Я. Купалы), Свердлова, Долгобродская и другие.
В первой половине дня вышли из строя электроснабжение и водопровод, прекратили работу хлебозаводы и магазины, предприятия и учреждения, городской транспорт. Со второй половины дня жизнь в Минске была парализована. Городские и добровольные пожарные отряды, санитарные дружины, группы самозащиты из последних сил пытались выполнить свой долг: вытаскивали из-под завалов раненых, пока была вода, боролись с огнем.
В отношении Минска немцы применили уже испытанную ими в Варшаве и других городах Западной Европы тактику мощного воздушного удара, который наносил гораздо больший ущерб, нежели наземные операции. Но даже они признавали, что по сравнению с Минском сильно разрушенная Варшава производила впечатление нетронутого города. По такой же схеме, кстати, бомбили Витебск и Смоленск, когда уничтожался весь центр города, в том числе жилые кварталы, и лишь частично — окраины, где располагались промышленные предприятия.
Командующий 2-м Воздушным флотом Германии генерал-фельдмаршал А. Кессельринг свидетельствовал, что уже 24 июня его летчики в основном выполнили свою задачу относительно Минска и искали другие цели — отступавшие или находившиеся на марше советские войска. (41)
Авиация нанесла Минску столь большой урон, что это вызвало негативную реакцию представителей сухопутных сил. В частности, командир Айнзатцгруппы Б, вошедшей в Минск в первых числах июля 1941 г., А. Небе подчеркивал, что Минск был так сильно разрушен, что казался не подлежавшим восстановлению, и что это причинило вред немецкой службе тыла. Немаловажно, что А. Небе признавал факт уничтожения Минска на 85% именно немецкой авиацией и подтверждал, что версия о советских поджигателях была внедрена позднее немецкой пропагандой. (42)

Силы, защищавшие воздушное пространство над Минском, не смогли противостоять такому удару. Основную часть полков 7-й Отдельной зенитно-артиллерийской бригады, дислоцировавшейся в Минске в казармах по Логойскому тракту, война застала на лагерных сборах под Крупками. На позициях в Минске оставалось 8 батарей двухорудниного состава. 24 июня, в тяжелейшей обстановке, зенитчики сбили 6 вражеских самолетов. На следующий день подтянулись полки из-под Крупок, а также некоторые части, отступившие с западной границы. С помощью подкрепления удалось сбить еще 5 самолетов, но 26 июня обстановка в районе Минска обострилась, и зенитная бригада получила приказ отойти к Борисову.(43)
160-й и 163-й авиаполки из 43-й истребительной авиадивизии, сформированной лишь осенью 1940 г. из выпускников авиашкол, получили приказ прикрывать Минск в 5 часов утра 22 июня (в то время авиация войскам ПВО не придавалась). В это время они находились в военном городке Болбасово в Оршанском районе, где дислоцировалось командование дивизии. Полки испытывали нехватку кадров и материальной части, имея немногим более 100 самолетов устаревших конструкций "И-16" и "И-153". Они перелетели на аэродром в Лошицу лишь к полудню 22 июня, а в полдень следующего дня аэродром подвергся бомбовому удару. Он не имел зенитного прикрытия, самолеты были не замаскированы, часть их уничтожили прямо на земле, сгорели также склады с горючим. В сложившейся ситуации командиры полков даже не располагали точными данными о количестве вражеских самолетов, которые все-таки удалось сбить. (44)
Таким образом, Минск не имел должного прикрытия с воздуха. Секретарь ЦК КП(б)Б П. 3. Калинин так написал об этом в своих воспоминаниях: "Наши зенитные части оказывали очень слабое сопротивление. А наши истребители вообще не появлялись в воздухе. Как потом выяснилось, наша истребительная авиация, базировавшаяся вблизи Минска, была уничтожена на аэродромах. Лишь немногим летчикам удалось подняться в воздух". (45)
Действительно следует признать лишь единичные успехи и в то же время готовность к самопожертвованию советских летчиков и зенитчиков. Очевидцы вспоминают, например, о неизвестном летчике-герое, который один вступил в бой с 10 немецкими самолетами над Переспой (район Комсомольского озера) и 2 из них уничтожил.

Сохранились воспоминания и о мужественном зенитчике, который не отошел от своего пулемета на крыше строившегося здания ЦК (ныне — Администрация Президента на улице К. Маркса) до позднего вечера, пока у него не кончились боеприпасы.
Очевидцы рассказывают, что из некоторых сбитых немецких самолетов выбрасывались на парашютах пилоты, переодетые в форму советских летчиков, чтобы при благоприятной ситуации затеряться в городских кварталах. Несколько самолетов удалось принудительно посадить вблизи Минска еще 22 июня. Горожанам запомнился немецкий летчик, которого вели под конвоем в районе Парка имени Челюскинцев. Он вел себя нагло, громко смеялся и что-то выкрикивал.
Слабое, но все-таки сопротивление привело к тому, что 25 июня немецкие бомбардировщики начали летать на Минском уже только в сопровождении своих истребителей (ранее самоуверенно считали это излишним).
Тем не менее, обстановка ухудшалась с каждым часом. Начать в таких условиях массовую эвакуацию из Минска предприятий, учреждений, населения было уже невозможно. Подвижные пути Минского железнодорожного узла оказались разрушенными, часть подвижного состава была уничтожена. В перерывах между бомбежками отряды из рабочих, служащих и студентов пытались восстанавливать железнодорожное полотно и взлетную полосу аэродрома. Гигантские усилия предпринимались железнодорожниками, чтобы сформировать хоть какие-нибудь составы из разномастных вагонов, стоявших на запасных путях. Плечом к плечу с ними находились и сотрудники Минского линейного отделения милиции. Многие из них погибли во время бомбардировки, так как не ушли со своих постов: тушили пожары и обезвреживали зажигательные бомбы. В суматохе не всех погибших удалось опознать. Поэтому на скромном обелиске, который стоит у старой водокачки во дворе больницы Белорусской железной дороги по улице Аэродромной, написано только 6 фамилий. Это старший лейтенант Андрей Куропаткин — начальник линейного отделения милиции станции Минск и его товарищи-милиционеры. Куропаткину был 41 год, он был участником революционных событий в Петрограде в 1917 г. Его товарищам не исполнилось и 30. (46)
Сколько удалось отправить эшелонов из Минска 23—25 июня — неизвестно. По свидетельству руководства Западной железной дороги,

18

документы об эвакуации через Минский железнодорожный узел не сохранились. Существуют лишь цифры, основанные на воспоминаниях участников событий. В воспоминаниях заведующего отделом транспорта и связи ЦК КП(б)Б М. И. Сарычева упоминаются 50 эшелонов, выехавших из города 23—25 июня. (47) Секретарь ЦК П. 3. Калинин пишет о 10 эшелонах, выехавших из города, причем только 24 июня. По-видимому последний источник и использовался белорусскими историками в ряде публикаций 70—80-х годов.
Не существует также данных о количестве минчан, которым удалось эвакуироваться по железной дороге или автотранспортом.
Так или иначе, в течение 23—24 июня из Минска успели вывезти ценности Госбанка и сберегательных касс, архивы партийных органов. По свидетельству того же М. И. Сарычева, подготовка к эвакуации шла в здании ЦК (имеется в виду старое, не сохранившееся здание, стоявшее рядом с библиотекой имени Ленина по улице Красноармейской) в течение всего дня 24 июня. Как только был получен приказ об эвакуации, архивы были "с молниеносной быстротой погружены на машины и под прикрытием темноты отправлены в Могилев".
С архивами структур государственной власти возникли сложности. Во время первой утренней бомбардировки был поврежден Дом Правительства, и сотрудники размещавшихся там Совнаркома, наркоматов, Верховного Совета в него больше не вернулись, разместившись в других зданиях. СНК, в частности, перебрался в Слепянку. Там правительство "приняло меры по восстановлению 2-й электростанции, обеспечению населения водой и продовольствием, изъятию дневной выручки торговых организаций в связи с прекращением банковских операций". (48) Однако какие именно меры были приняты, источник не конкретизирует.
В 20-00 (по другим сведениям в 21-00) все центральные органы власти получили приказ командования Западного фронта эвакуироваться в Могилев. В 23-30 четверо заместителей председателя СНК выехали из Слепянки в Дом Правительства, чтобы проверить отправку архивов. Как прошла проверка, источник—дневник уже упоминавшегося И. А. Кру-пени, умалчивает.(49) Такое молчание не случайно. В руки немцев, вошедших через несколько дней в город, попали почти все дела, касавшиеся государственного управления БССР, в том числе: списки членов правительства и их семей с указанием адресов, членов Верховного Совета и их семей, руководящих работников ЦК ЛКСМБ, важнейших государственных структур, а также все мобилизационные дела БССР. (50)
20

Не успели вывезти оборудование ни одного из 332 промышленных предприятий Минска, смогли эвакуировать лишь часть коллективов некоторых из них.
Из Минска смогли выехать сотрудники некоторых организаций, в основном творческого и идеологического характера (Академии наук, Радиокомитета, редакций газет и др.), медперсонал и больные части медицинских учреждений (клиник Белорусского института туберкулеза, Белорусского института охраны материнства и младенчества и др.), воспитанники детских садов и домов, семьи военнослужащих, партийных и советских работников, немногие из рядовых минчан.
С огромным трудом удалось эвакуировать на восток часть воспитанников детских садов, отдыхавших на летних дачах, и школьников из пионерских лагерей. Некоторых детей доставили в Минск и передали родителям еще 22—23 июня, других через некоторое время привели в город воспитатели. 24 июня воспитанники четырех детских садов и пионерского лагеря, отдыхавшие под Ратомкой, с трудом были посажены в проходящий эшелон, двигавшийся в московском направлении. По дороге, в Смолевичах, к ним присоединились воспитанники еще одного детского сада. В итоге минские дети попали в г. Хвалынск Саратовской области, где для них было организовано 2 детских дома. (51) Пионерские лагеря, находившиеся в Городище, были вывезены в Мордовию и в Чка-ловскую область, лагерь из-под Тальки — в г. Кузнецк Пензенской области.
В больницах Минска осталось большое количество больных и раненых. Вечером 24 июня на прием к секретарю ЦК В. Г. Ванееву, ведавшему эвакуацией, пробилась делегация работников Наркомата здравоохранения, Горздравотдела и городских больниц, в ее числе был и будущий подпольщик профессор Е. В. Клумов. Вопрос был один: что делать с пациентами? В сложившейся ситуации он остался без ответа. (52)
Многие минчане не смогли эвакуироваться, так как "не организованных" граждан вокзал из-за нехватки транспорта просто не принимал. Кроме того, в связи с бомбежками началась паника. Вот строки из воспоминаний врача Надежды Хатченко: "24-го в полдень, когда образовался небольшой перерыв в налетах, бросилась с детьми на вокзал, но там была такая давка, что уехать не было никакой возможности". (53)
Помешали минчанам эвакуироваться и другие причины. Машинисту Петру Величко, сопровождавшему спецэшелон НКВД в Москву, просто

не разрешили взять с собой семью — жену и четверых детей. (54) Жена и две дочери начальника 4-го отделения милиции Петра Лаврова, мобилизованного накануне в армию, прятались от бомбежки в пригородном лесу, а в это время их безуспешно разыскивали сослуживцы отца, чтобы эвакуировать автомашиной. (55) Не успел на последний эшелон машинист Иван Матусевич. Первые три дня войны он неотлучно находился на службе и лишь в последний момент смог вырваться домой за семьей. Однако, прибежав на Товарную станцию, Матусевичи увидели, что эшелон с железнодорожниками уже ушел. Позже И. И. Матусевич одним из первых встал в ряды антифашистского подполья и погиб в гитлеровских застенках в ноябре 1942 г. (56)
Для тех, кто был ранен при бомбежке или потерял близких, вопрос об эвакуации вообще не стоял, как, например, для рабочей Галантерейной фабрики Инны Москалевич. Сама она была ранена осколком бомбы, а ее 9-месячная дочь — убита. (57)
Многие и не пытались эвакуироваться: кого-то удерживало годами наживавшееся имущество, кто-то, как секретарь-машинистка Молочного завода Анастасия Цитович, ждал, да так и не дождался распоряжения начальства об эвакуации. (58) На вопрос бухгалтера и секретаря комсомольской организации плодоовощной базы Елены Ярмолинской, что делать, если Минск будет захвачен немцами, представитель администрации ответил, что надо оставаться в городе и бороться с врагом. Так Ярмолинская и поступила (59)
И все-таки у некоторых минчан еще оставалась надежда» что ситуация вот-вот изменится. П. А. Лидов зафиксировал в дневнике неизвестно откуда взявшиеся слухи, что утром 24 июня 400 советских самолетов бомбили Берлин. Заметим, что слух был хотя и преувеличен, но не лишен основания: в этот день советская авиация действительно нанесла удар по Кенигсбергу, Данцигу и другим городам. Лидов отметил, что гордость за свою авиацию была так велика, что люди на время забыли о собственных горестях. Сам он тоже пытался подбодрить испуганных дочерей. Старшей, школьнице Светлане, приехавшей из Москвы на каникулы, отец сказал: "Тебе еще будут завидовать, ты единственная из всего класса уже видела настоящую бомбежку, будет о чем рассказать осенью в школе". Лидов и не подозревал, как жестоко ошибается. А ему самому, фронтовому корреспонденту "Правды", первооткрывателю подвига 3. Космодемьянской, суждено было погибнуть через 3 года, во время бомбардировки аэродрома по Полтавой.

Вечером и ночью 24 июня тысячи жителей Минска попытались самостоятельно уйти из горящего города по Могилевскому и Московскому шоссе. Зарево от минских пожаров было видно на расстоянии 120 километров. Маленькая Люда, дочь минчанки Елены Кречетович, шедшей в толпе беженцев, воскликнула: "Какое солнышко!" (60) Люди шли пешком, неся на руках детей и все, что смогли впопыхах захватить, многие вели за собой домашних животных. Редкие машины и телеги были плотно набиты беженцами, изредка попадались велосипедисты. Вот строки из воспоминаний Инны Левкевич: "Нас было четверо у мамы, трое шли пешком, а младшая у мамы на руках. Сестре...было 7 лет, она несла примус и мамины туфли, страшно боялась их потерять. Туфли были новые... Мама...ключ взяла с собой, а квартиру забыла закрыть. Она пыталась останавливать машины, кричала и просила: "Возьмите наших детей, а мы пойдем защищать город!" Она не верила, что враг войдет в город..." (61)
Большинству из тех, кто шел пешком, далеко уйти не удалось — одним дорогу вскоре перерезали немецкие танки или десантники, другие просто обессилели в пути и вынуждены были вернуться, третьих вернули, обвинив в паникерстве.
Преподаватель курсов киномехаников Анатолий Тесленко с группой курсантов был возвращен в Минск под конвоем немцев и попал прямиком в фильтрационный лагерь в Дроздах. Как невоенного человека его вскоре отпустили. Он вступил в ряды подполья и погиб на виселице по некоторым сведениям в декабре 1941 г. (62)
Утром 25 июня из Минска вырвался последний эшелон, на котором уехали сами железнодорожники. На станции Седча руководство эшелона — начальник политотдела Минского узла Миронов, начальник службы движения Карасев, начальник паровозного хозяйства Басманов и другие приказали отцепить паровоз и один вагон и уехали, бросив остальных на произвол судьбы. Железнодорожники пошли пешком. В Ру-денске их остановил патруль милиции и под угрозой расстрела приказал возвращаться в Минск, на основании якобы имеющегося приказа Наркомпути СССР Л. М. Кагановича всем железнодорожникам находиться на своем месте и готовить Минский узел для приема ожидающегося пополнения Красной Армии, так как Минск ни в коем случае сдан не будет. Железнодорожники, в числе которых был будущий подпольщик Федор Кузнецов, вернулись в Минск. Пополнения они естественно
23

не дождались, единственное, что успели, уничтожить брошенные в отделе кадров личные дела и выправить себе новые документы. Ф. С. Кузнецов, в частности, превратил себя в рядового машиниста. (63)
Вынужденно вернулись и некоторые минчане, которым удалось эвакуироваться по железной дороге. Один из минских эшелонов был пущен под откос диверсантами у станции Колодищи. Об этом вспоминает Ромуальд Матусевич, в ту пору — 14-летний школьник. Он сам, его сестра, мать с новорожденным братом на руках добрались до города, когда там уже были немцы. (64)
Во время бомбежки был ранен студент пединститута Филипп Мос-калевич. Товарищи вытащили его из-под развалин общежития на улице Володарского и довели до вокзала, где им удалось сесть в санитарный поезд, шедший в направлении Витебска. Там Москалевич подлечился и вступил в Витебский истребительный отряд. В бою за город попал в плен, бежал, вернулся в Минск, стал подпольщиком и погиб в Тростен-це зимой 1943 — 1944 гг. (65)
Лишь немногим минчанам, ушедшим из города пешком,удалось прорваться подальше, осесть у родственников в сельской местности или добраться до железной дороги и выехать на восток. Среди последних оказалась концертмейстер Белгосконсерватории Кира Полубинская. С сыном Юрой они практически пешком добрались до Борисова, сели там в товарный поезд и оказались в конце концов в Саратове. По дороге, во время бомбежки, у 6-летнего Юры поседели волосы. (66)
В половине пятого утра 25 июня все органы центральной власти, в том числе находившейся в структуре НКВД милиции, выехали на автомашинах в Могилев. В это же время Минск покинул штаб Западного фронта, перебравшись из подвалов Дома Красной Армии сначала на территорию военного городка в Уручье, а на рассвете следующего дня также под Могилев.
25 июня развернулись кровопролитные бои на непосредственных подступах к Минску. В это утро несколько десятков немецких самолетов вновь нанесли удар по городу, в котором уже царило безвластие, породившее беспорядки. В воспоминаниях очевидцев содержатся свидетельства о том, что в городе никто не руководил, были хаос и неразбериха. Начались грабежи магазинов и складов, на улицах было много пьяных. Панику усиливали переодетые диверсанты и вырвавшиеся из тюрьмы уголовники (по некоторым сведениям, политические заключенные

были вывезены из Минска 24 июня и расстреляны, по одним данным в р-не Тростенца, по другим — под Червенем). (67)
Примечательно, что неприглядные факты беспорядков в Минске впервые были обнародованы не историком, а народным писателем Беларуси Иваном Шамякиным в его повести "Торговка и поэт", изданной в 1976 г. Некоторые минчане пытались остановить грабежи. Дочь председателя домового комитета с улицы Революционной Александры Дулевич вспоминает, что когда в их дворе начали грабить находившийся здесь продовольственный склад Военторга, мать кричала: "Не смейте, скоро наши придут!" (68)
Но до прихода "наших" было долгих 3 года. Вместо них утром 28 июня со стороны Болотной станции (район нынешней площади Бангалор) в Минск вступили немецкие передовые отряды 3-й танковой группы под командованием генерала Г. Гота. В середине дня начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер получил сообщение, что Минск занят. (69) 29 июня по Брестскому шоссе в Минск вошли части 2-й танковой группы генерал-полковника Г. Гудериана. Внешнее кольцо окружения остатков войск Западного фронта, попавших в "'котел" в Налибокской пуще, замкнулось.
В Москве трагическая новость стала известна, судя по всему, к вечеру 28 июня. Вот как пишет об этом в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: "В 2 часа ночи 28 июня у меня состоялся... разговор по прямому проводу с генералом В. Е. Климовских (начальник штаба Западного фронта — В. И.): "У аппарата Жуков. Доложите... в чьих руках Минск — Климовских: Минск по-прежнему наш". Вечером наши войска оставили Минск". (70)
Сообщение Совинформбюро в эти дни содержали лишь сведения о "двукратном налете на Минск" (24 июня), о боях на минском направлении с "просочившимися танковыми частями противника" (26 июня), об отражении наступления "крупных танковых частей" (27 июня), "успешной борьбе с танками" (28 июня), об остановке действиями наших войск "танковых частей передового эшелона противника", которые "несут большие потери" (29 июня). Начиная с 4 июля, минское направление из сводок незаметно исчезло. (71)
Ровно через год немецкая газета "Minsker Zeitung" ("Минская газета"), выходившая в оккупированном городе, опубликовала воспоминания немецких солдат, вступивших в него в числе первых: "Колеса на-

шей машины покатились по настоящей дороге... Дело идет к вечеру, однако черные облака, закрывшие небо, все-таки не могут означать приближение ночи. Эти страшные черные облака — несомненно дым пожаров. Это — Минск!.. Везде кирпичи и обломки бревен, через Минск война прошла, как извержение вулкана. Мы первый раз видели такие разрушения. На Западе нам уже приходилось видеть разрушенные города, но разрушения такого масштаба — нет!.. "Осторожнее, друзья, — предупредил нас часовой, — в этих развалинах что-то пощелкивает. Остерегайтесь!"... Центральная власть большевиков пала, но Минск не был спокойным городом из-за коварных выстрелов из засады. Минск стал для нас первым городом на старых советских территориях, который противостоял нам как форпост большевизма... По улицам двигаются бесконечные колонны наших войск. Штурмовая артиллерия, грохочущие танки, тяжелые, загруженные до отказа автомашины. По обочинам двигаются запыленные мотоциклы. Под ними трещат тысячи осколков стекла из выбитых окон, которыми устлана вся улица. В воздухе стоит запах пожарищ, из скелетов некоторых домов все еще вырывается пламя, с треском обрушиваются бревна. В зияющих провалах зданий роются жители, ищут под пеплом остатки своего имущества. Многие уже отказались от напрасных поисков и безмолвно стоят, окаменев, возле своих жилищ... Повсюду лежат противогазы, стальные каски — свидетельства поспешного бегства. На мостах и на перекрестках некоторых улиц — заграждения из мешков с песком... Будто широкий глинисто-коричневый поток течет вдоль улицы. Пленные! Тысячи их двигаются медленным шагом к сборным пунктам для пленных. Это красноармейцы из разгромленного котла в районе Минска—Белостока. На широком, песчаном, покрытом травой поле, там, где последние домишки Минска теряются в бесконечных белорусских далях, только что создан лагерь для пленных. Небольшие ограждения, колючей проволоки нет. Как сторожевые собаки стадо, охраняют всадники на маленьких косматых казачьих лошадях эту армию пленных. Сумасшедшая смесь народов! Все расы и племена подняли Советы с подвластных себе территорий на борьбу с Европой. На Западе мы видели большие скопления пленных, но такой массы — еще нет. Этот лагерь для пленных возле Минска — самое сильное впечатление войны на Востоке" (речь идет о лагере в Дроздах — В. И.). (72)

Помимо разрушений, Минск понес тяжелые демографические потери. Точную цифру этих потерь установить не представляется возможным, поскольку, как уже упоминалось, нет цифр жертв бомбардировок, эвакуировавшихся жителей, минчан, умерших или убитых во время оккупации и т. д. Кроме того, с началом войны в Минске начались большие миграционные процессы. Так или иначе, до войны в Минске проживало более 250-тысяч человек, к моменту освобождения — менее половины этого количества (в справке 1945 г. Минской областной комиссии по расследованию злодеяний оккупантов названа цифра 103 тыс. человек), при этом не все они были минчанами, встретившими здесь войну.
В одном из немецких статистических документов от 20 июля 1941 г. приводятся следующие цифры: до войны в Минске проживало около 240 тыс. жителей, с началом оккупации население сократилось на 41%, т. е. на 100 тыс. человек. (73)
Первый день оккупации Минска фактически открыл новую страницу его истории, связанную с борьбой антифашистского подполья. Разрушенный, понесший большие демографические потери, город вписал яркую страницу в подпольную борьбу оккупированных территорий Советского Союза, за что в 1974 г. был удостоен звания Город-герой.
ИСТОЧНИКИ
1. Гудериан Г. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону, 1998, стр. 126.
2. Воскресенская-Рыбкина 3. И. Теперь я могу сказать правду (Из вос
поминаний разведчицы). В кн. Тайна Зои Воскресенской. М., 1998, стр.
21-27.
3. "Советская Белоруссия" от 21 июня 1941 г. Фонды Белорусского госу
дарственного музея истории Великой Отечественной войны (далее —
БГМИВОВ).
4. Там же.
5. "Советская Белоруссия" от 22 июня 1941 г. Фонды БГМИВОВ.
6. Пономаренко П. К. Всегда с народом. В сб. Партийное подполье в
Белоруссии 1941—1944. Минская область и Минск. Мн., 1984, стр. 15-
16.
7. Национальный архив РБ (далее —НАРБ), ф. 4, оп. 21, д. 2321, л. 81.

8. Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой
Отечественной войны. Документы и материалы. Т. 1. Мн., 1967, стр. 46-
47.
9. НАРБ, ф. 4-п, оп. 21, д. 2337, лл. 50-51.

10. Государственный архив общественных объединений Гродненской
области, ф. 6196, оп. 1,д. 473, лл. 1-3.
11. НАРБ, ф. 4, оп. 21, д. 2321, л. 81.
12. БагреевФ. М Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 7989.
13. Отчет о работе Наркомата лесной промышленности Белоруссии с
22.06.1941 по 10.05.1942. Фонды БГМИВОВ, кп-34535.
14. Бачило Ф. А. Остаюсь жить. Мн., 1981, стр. 7.
15. Анушко-Билетникова М. У. Автобиография. Фонды БГМИВОВ, кп-
47529.
16. НАРБ, ф. 4-п, оп. 33-а, д. 22, л. 18.
17. Bericht des Pjotr Aleksandrowitsch Lidow uber den Kriegsbeginn in
Minsk. H. Lenhard. Lebensraum im Osten. Deutsche in Belorussland 1941
— 1944. Dusseldorf, 1991, S. 70-72.
18. Алексеев Н. Грозные испытания. В кн. Сквозь огонь и смерть. Мн.,
1970, стр. 9.
19. НАРБ, ф. 4, оп-3, д. 1214, лл.8-9.
20. Отчет о проведенных мероприятиях Белкооппромсоветом за период
Отечественной войны. Фонды БГМИВОВ, кп-34535.
21. Отчетный материал о работе Управления Уполнаркомзага СССР по
Белоруссии с 22.06.1941 по 1.05.1942. Фонды БГМИВОВ, кп-34535.
22. Павлов Я. С. В суровом сорок первом. М., 1985, стр. 54-55.
23. Матузов К. Л. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 41590.
24. Всенародное партизанское движение... Стр. 49.
25. Руссиянов И. Н. В боях рожденная. М., 1982, стр. 19.
26. Тетерин П. А. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 7753.
27. Багреев Ф. М. Указанные воспоминания.
28. Аксенчик. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, кп-34362.
29. Белышев В. Ф. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 9605.
30. Багреев Ф. М. Указанные воспоминания.
31. Гинзбург Л. Н. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, кп-34362.
32. Всенародная партизанская борьба в Белоруссии против немецко-фа
шистских захватчиков. Т. 1. Мн., 1983, стр. 48.
33. "Советская Белоруссия" от 23 июня 1941 г. Фонды БГМИВОВ.


34. Краткое изложение основных мероприятий, проводимых СНК Бело
руссии за период Отечественной войны (с 22.06.1941 по 22.04.1942).
Фонды БГМИВОВ, кп-34535.
35. Ашкеров В. П. Зенитные войска и зенитная артиллерия. М., 1968,
стр. 10.
36. Лаврова Л. П. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 45058.
37. Пономаренко П. К. Во главе обороны. В кн. Солдатами были все.
Мн., 1972, стр. 35.
38. Король К. И. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 14530.
39. Крупеня И. А. Год тому назад в Минске. Фонды БГМИВОВ, кп-34535.
40. Gerlach С. Kalkulierte Morde. Die deutsche Wirtschafts-und
Vernichtungspolitik in Weisrussland 1941 bis 1944. Hamburg, 1999, S. 374.
41. Kesselring A. Soldat bis zum letzen Tag. Bonn, 1953, S. 120.
42. Gerlach С S. 382.
43. Ашкеров В. П. Указанное сочинение. Стр. 10.
44. Захаров Г. Н. Повесть об истребителях. М., 1977, стр. 45-46.
45. Калинин П. 3. Партизанская республика. М., 1964, стр. 10-11.
46. Горегляд В. Обелиск у старой водокачки. "Во славу Родины" от 10
августа 1999 г.
47. Сарычев М, И. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 471 5.
48. Крупеня И. А. Дневник за 22-29 июня 1941 г. Фонды БГМИВОВ, кп-
34517.
49. Там же.
50. НАРБ, ф. 4683, оп. 31, д. 1046, л. 17.
51. Чучко Я. Г. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 7723; Королева
Н. А. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 150956.
52. Калинин П. 3. Указанное сочинение. Стр. 10-11.
53. Хатченко Н. В. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 21334.
54. Величко П. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 21460.
55. Лаврова Л. П. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 45058.
56. Матусевич. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 14733.
57. Москалевич И. А. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 7920.
58. Цитович А. Я. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 8786.
59. Ярмолинская Е. И. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 21688.
60. Кречетович Е. Д. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 5898.

61. Левкевич И. Возьмите наших детей, а мы пойдем защищать город. В кн. Алексиевич С. А. У войны не женское лицо. Последний свидетель. ML, 1998, стр. 303-304. 62.Тесленко Е. Н. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 19567.
63. Котиков А. Л. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 4694.
64. Матусевич Р. И. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 21923.
65. Карпеко П. Ф. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 13328.
66. Полубинская К. В. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 18777.
67. Ковалев А. Колокол мой — правда, Майсеня А. Забыть не дано. Мн.,
1989, стр. 205-213; Татаренко А. Кровавый путь к победе. "Народная
воля" от 8 мая 2002.
68. Рогачевская В. И. Воспоминания. Фонды БГМИВОВ, н/в 24983.
69. ГальдерФ. Военный дневник. Т. 3, кн. 1. М., 1971, стр. 55.
70. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1978, стр. 260.
71. Сообщения Советского Информбюро. Т. 1. М., 1944, стр. 3-9.
72. "Minsker Zeitung", 28-29 Juni 1942. Фонды БГМИВОВ, кп-27904.
73. Bericht der Militar-Verwaltungsgruppe Feldkommandantur 812 vom
20.07.1941. BA R43II/691 40. Im Buch: Gartenschlager U. Die Stadt Minsk
wahrend der deutschen Besetzung. Dortmund, 2001, S. 19.



Джоунз
От Олег Радько
К Jones (10.11.2006 16:01:26)
Дата 12.11.2006 04:39:55

диверсанты у наркомата лесного хозяйства :)

Добрый день!
Научная ценность статьи сомнительна, но атмосферу в городе передает хорошо. Спасибо.
С уважением.
От Нумер
К Олег Радько (12.11.2006 04:39:55)
Дата 12.11.2006 11:10:31

Re: диверсанты у...

Здравствуйте
>Добрый день!
> Научная ценность статьи сомнительна, но атмосферу в городе передает хорошо. Спасибо.
>С уважением.

Может просто жулики из Зап.Белоруссии?

Родину спасут только массовые расстрелы творческой интеллегенции!
От vladvitkam
К Jones (10.11.2006 16:01:26)
Дата 11.11.2006 19:30:10

спасибо (-)
От Андю
К Jones (10.11.2006 16:01:26)
Дата 11.11.2006 01:22:39

Огромнейшее спасибо, Гриша ! Интересно и за душу берёт. (-)