Вот только что говорил с одним знающим человеком...
спрашиваю: а при вынесении решений о реабилитации тех, кого обвиняли в шпионаже или вообще в связях и закордонными организациями, поднимают доступные архивы? Ну там донесения нашей агентуры, материалы контрразведки, не говоря уж об архивах разведки польской, которые почти все у нас. Посмотрел как на идиота - кто ж этим заниматься-то будет? И действительно. Кому это надо?
Ну подуманешь, в ренальности чел работал на какую-то разведку, мелочи какие, правда? Проще скопом подписать реабилитацию на кучу народу чем с каждым отдельным разбираться.
И давать повод подвывать о безвинно растрелянных и тд...(
Проще скопом подписать реабилитацию на кучу народу чем с каждым отдельным разбираться.
++++
думаю, потребуется ччелов больше, чем сейчас в следственном управлении ФСБ работает
>спрашиваю: а при вынесении решений о реабилитации тех, кого обвиняли в шпионаже или вообще в связях и закордонными организациями, поднимают доступные архивы? Ну там донесения нашей агентуры, материалы контрразведки, не говоря уж об архивах разведки польской, которые почти все у нас. Посмотрел как на идиота - кто ж этим заниматься-то будет? И действительно. Кому это надо?
>Ну подуманешь, в ренальности чел работал на какую-то разведку, мелочи какие, правда? Проще скопом подписать реабилитацию на кучу народу чем с каждым отдельным разбираться.
>И давать повод подвывать о безвинно растрелянных и тд...(
Как мы видим, если в обычной уголовной практике прокуроры могут лишь опротестовывать решения судов в вышестоящих судебных инстанциях, то в вопросах, связанных с «жертвами политических репрессий», они получили право единолично отменять решения судебных органов. И лишь отказ от реабилитации производится в судебном порядке. Нетрудно догадаться, что прокурору гораздо легче вынести решение о реабилитации, чем через суд доказывать, что данный гражданин реабилитации не подлежит. Особенно если учесть авральные темпы работы реабилитаторов, обелявших «жертв» со скоростью хороших сборщиков на автомобильных конвейерах Форда. По словам всё той же Галины Весновской:
«В первые годы действия закона нас было несколько больше, и показатели были значительно выше — мы в год рассматривали по 180 тысяч уголовных дел. Кстати, если бы тот кадровый потенциал применить сегодня, за год-два наша работа могла бы быть завершена. На сегодняшний день в регионах (а у нас 89 регионов) работает всего 120 оперативных работников и 18 в центральном аппарате» (Там же).
Таким образом, с учётом выходных и праздников в те годы ежедневно рассматривалось по 700 уголовных дел. Сегодня реабилитацией занимается 138 работников, тогда их было «несколько больше». Насколько больше, Весновская не уточняет, но надо полагать, что не в десять и не в двадцать раз. То есть всё равно на каждого сотрудника приходилось по несколько дел в день. Можно ли в подобной ситуации говорить о каком-то тщательном рассмотрении материалов? К тому же, кто спросит с прокурора, если он «по ошибке» реабилитирует кого-нибудь лишнего? Да никто!