Директор местного музея, фронтовик Николай Таратын, рассказал о том, как он вернулся после войны в свое село (из его рукописных воспоминаний):
"Уже перед рассветом, как наступил первый день 1946 года, я, наконец, дотопал до Тупичева... Полуразрушенными были строения больницы, а рядом с ними лежало кладбище, на котором стояло до 30 куцых березовых обрубков – крестов. На некоторых из них еще были каски, а на некоторых уже и не было. Значит и тут нашли себе могилу фашистские зайды! Добре! Ой, добре! …Подумалось, кто ж это выкосил их столько?.. А вот и дорога на Ивашковку, с развилкой на Куликовку, мне же нужно повернуть на первую… И вот когда я глянул от себя вправо, сразу за хату в которой, кажется, проживал учитель Шкилиндей, то увидел снова немецкое кладбище… Второе. Такое же, как и возле больницы. И такие же низкорослые березовые кресты с сидящими на них касками, только наклоненные, вроде полуразрушенные. Разница была в том, что крестов тут было больше, чем возле больницы. Может, 50, а может и больше. Вот, оказывается, как встретили немцев наши в сорок первом году… Но кто и откуда эти герои, которые положили тут столько фашистов? Оказалось, что ответ на это мне не нужно было и долго искать… Первой об этом рассказала мне моя мать...
И вот когда они ехали подводой, то, подъехав к Тупичеву, возле одной из четырех столетних дуплистых верб увидели нашего солдатика. Мертвого. Исколотого штыками. Кто это? Мать хоть и чувствовала себя очень плохо, но приказала братику остановиться и посмотреть – кто это? Еще наказала – и поискать документы. Брат слез с воза, так и сделал. Документов у солдата не было, но рядом валялся разорванный комсомольский билет, в котором он прочитал и фамилию, и имя того солдата. И мать сначала это хорошо помнила, но потом забыла. Осталось в памяти только то, что звали его Николай. Мыкола, по-нашему...
Потом тупичевцы рассказали, что этот солдатик, небольшого роста, 162–165 см, черноволосый и худой, как вырвались немцы из Тупичева на Куликовку 29 августа 1941 года, в солнечный летний день, то он залез с «дегтяревым» на эту вербу, пристроил пулемет и стал косить фашистов и наложил их целое кладбище. Потом их подсчитали – было аж 55 человек. Но еще были и раненные, которых лечил немецкий полевой госпиталь, который размещался в больнице в центре села. Некоторые из них нашли свое место уже на этом кладбище.
Других немцев, которые были похоронены возле больницы, выкосили наши бойцы, останки которых в 1966 году случайно раскопали в липовых аллеях. 26 человек, во главе с политруком Григорием Марковичем Шевчуком... Побывал тут, возле тела героя и один хлопчина из Куликовки. Михаил Анищенко. В 1968 году он прислал мне письмо, в котором рассказал, как он прибежал к той вербе, где тот солдатик лежал в крови, исколотый штыками, а возле него стояли два немецких солдата которые на ломанном русском языке говорили: «Это плохой зольдат. Он убил офицер и много зольдат». Они, мол, прошли Париж, Варшаву и вашу Россию. «Их никто не убил, а этот убил их. Хоронить нельзя. Это плохой зольдат».
Село рядом со мной. Все этот случай подтверждают. Только добавляют, что это был старшина, и что с ним были и другие солдаты, которые напились спирта с Тупичевского спиртзавода и он их расстрелял.
И что в начале боя их было двое и один сбежал.
А может, я думаю, не сбежал, а тоже был с пулеметом, стрелял с другой позиции и остался жив. Отступил, так сказать.