Жалко было смотреть на этого несчастного, несомненно подвергшегося в течение ночи гораздо более суровому - и отнюдь не публичному - допросу. Лицо Сальватора, как я описывал, и раньше внушало ужас. Но теперь оно еще больше стало походить на звериную морду. Следов истязаний не было видно. Но по странной безжизненности его опутанного цепями тела, с вывернутыми членами, которыми он почти не мог шевелить, по тому, как волокли его лучники за цепи, как обезьяну на веревке, легко можно было представить себе характер проведенного с ним ночного собеседования.
"Бернард пытал его", - шепнул я Вильгельму.
"Ничего подобного, - возразил Вильгельм. - Инквизитор никогда не пытает. Любые заботы о теле обвиняемого всегда поручаются мирским властям".
"Но это же одно и то же!" - сказал я.
"Нет, это разные вещи. Как для инквизитора - он не пятнает рук, так и для обвиняемого - он ждет прихода инквизитора, ищет в нем немедленной поддержки, защиты от мучителей... И раскрывает ему свою душу".(c)Умберто Эко