От Gardemarin
К All
Дата 11.05.2008 00:21:57
Рубрики WWII; Память;

Дневник партизана.

От деда мне остались дневники которые он вел с начала войны и в партизанском отряде. Незадолго до своей смерти дед начал работу на написанием своих мемуаров, но не успел. Спустя годы я решил продолжить начатое им дело. Хочу сохранить память о деде для моих потомков, ес-ли получится то и издать его мемуары.
Работа продвигается медленно т.к. дневники дед писал на украинском, в добавок некото-рые фрагменты зашифрованы и хотя ключ имеется, но дело это не упрощает. Несколько помогают те материалы, которые подготовил дед. Кое что приходится домысливать самому на основании позднейших записей и книг боевых товарищей деда. Поэтому, не исключаю, что в процессе напи-сания мной могли быть допущены ляпы, если кто заметит, буду очень благодарен.
Так же хотелось бы уточнить один вопрос – может кто знает где можно посмотреть боевой путь 15-й танковой дивизии или 486-й гаубично-артиллерийского полка? (41 год)
__________________________________________________________________________



МОИМ ВНУКАМ И ПРАВНУКАМ О СЕБЕ.

Ваш дед, Манько Алексей Иосифович, родился 28 января 1919 года в селе Волчий Яр Диканьского района Полтавской области в семье почтового служащего. Я был первенцем в семье.
В свободное от работы время мой отец, Иосиф Аккимович, занимался столярными рабо-тами. У него были «золотые» руки. Но не смотря на это, быстрорастущая наша семья (за мной ро-дились сестры Александра, Мария и младший брат Андрей), была очень бедная и постоянно ис-пытывала нужду. В двадцатые годы на Украине всем жилось очень трудно, а крестьянским семьям было особенно тяжело. Гражданская война, разруха, неправильная и непродуманная по-литика молодого Советского государства в области развития сельского хозяйства создали ситуа-цию массового го-лода на всей Украине.
Спасая свою семью от неминуемой голодной смерти, отец вынужден был завербоваться в 1928 году на одну из строек Донбасса. Но и в Донбассе было не сладко. В январе 1932 года отцу каким-то образом удалось достать себе медицинскую справку, на основании которой семье было разрешено, из-за «плохого» здоровья отца, переехать на постоянное место жительства в город Ки-словодск.
Мама, Екатерина Алексевна, не имела никакого образования и специальности, поэтому ей всегда было тяжело найти себе работу, а на новом месте - тем более. В Кисловодске отцу уда-лось устроиться работать на стройку. Но на маленькую зарплату чернорабочего нелегко было прожить большой семье, поэтому осенью 1932 года наша семья перезжает в аул Первомайск Ма-ло-Карача-евского района, где отец стал работать начальником почты, а в свободное от работы время – сто-лярничать.
Вскоре, после переезда, нашу семью постигло большое горе – от перитонита умер ма-ленький четырехлетний Андрюша – любимец всей нашей семьи. Особенно тяжело переживала и убивалась от горя мама. К счастью, отцу удалось устроить ее на работу в учебное хозяйство ме-стного зооветтехникума, правда, только на сезонные полевые работы. Но, наша забота и посто-янная работа среди людей помогли маме справиться с ее горем.
В 1934 году в Первомайске я закончил «Совхозуч» и тогда же поступил в местный зоо-веттехникум, который с отличием окончил в 1938 году, получив специальность «младший зоо-техник». После окончания техникума, мне, как отличнику учебы, разрешили продолжить учебу в высшем учебном заведении, для чего необходимо было окончить 10-й класс в Кисловодске. Летом 1939 года я поступил на исторический факультет Ульяновского педагогического инсти-тута, а в ноябре 1939 года меня призвали в ряды Красной Армии.

****

В конце ноября я прибыл для прохождения службы в город Бердичев в 486-й гаубичноар-тиллерийский полк, где, 1 апреля 1940 года, после окончания полковой школы, за отличную учебу был досрочно аттестован «сержантом». Меня оставили для прохождения дальнейшей службы в полковой школе в должности помощника командира взвода, а затем, во время Бесса-рабских событий, назначили командиром 2-го огневого взвода.
После участия в Бессарабских событиях в июле 1940 года полк перебазировался на За-падную Украину в город Калуш Станиславской области (ныне Ивано-Франковская). Наш полк был придан 15-й танковой дивизии. После перебазирования, я продолжал проходить службу в полковой школе. Меня избрали секретарем комсомольской организации, а в декабре 1940 года - приняли кандидатом в члены ВКП(б).
Город Калуш – небольшой украинский городок в предгорье Карпат, расположенный на возвышенности среди лесов. Город со всех сторон окружали доты, которые построила австровен-герская армия во время осады в годы первой мировой войны. Они служили безмолвными памят-никами мужеству и героизму русских солдат, которые своей грудью и ценой своих жизней смяли сильнейшую оборону противника и освободили город от интервенции. В самом городе о той да-лекой войне напоминали неразорвавшиеся артиллерийские снаряды, торчащие из стен многих домов, которые так же свидетельствовали о тяжелых и кровопролитных уличных боях. На окраи-не города находилось старинное кладбище, где покоились в братских могилах тысячи рядовых солдат и офицеров разных национальностей – русские и украинцы, немцы и австрийцы, румыны и венгры. Всех их примирила смерть, а последний приют дала многострадальная украинская земля. На кладбище было много могил с фамилиями известных людей того времени – старших офицеров и генералов царской армии и армии противника, а также могилы князей и членов их семей.
Напротив кладбища был расположен парк материальной части полка. Полковая школа на-ходилась недалеко от штаба, батареи были рассредоточены по всему городу, а артиллерийские склады со снарядами - вынесены за городскую черту в лес.
Начиная с весны 1941 года, все постоянно жили в каком-то напряжении. По городу ходили слухи о скором нападении Германии на Советский Союз., Часто по ночам шалили молодчики из черного кодла украинских националистов, которые забрасывали камнями из густых зарослей кладбища наших часовых в парке и у складов с боеприпасами. Ночные засады и облавы на клад-бище и в лесу результатов не давали – националисты знали каждую тропинку, поэтому каждый раз уходили безнаказанно. В соседнем селе на кладбище был найден труп сержанта 3-й миномет-ной батареи, который накануне стоял дежурным по батарее. Кем-то было тщательно инсцениро-вано его самоубийство из табельного нагана. В ходе расследования были произведены аресты среди местных жителей, как в городе, так и в селе. В частности арестовали продавца нашего воен-торга.
На совещаниях и партсобраниях полка мы постоянно просили командование разъяснить нам создавшуюся тревожную обстановку. Но командование нас заверяло, что все в порядке, что слухи о войне распускают украинские националисты, чтобы дестабилизировать обстановку в го-роде, и что никакой угрозы со стороны Германии нет и быть не может, потому что у нас с ней подписан мирный договор. Но, не смотря на эти заверения, все линейные батареи с материальной частью были тайно ночью выведены в окрестные леса.

***
21 июня 1941 года, суббота.
Был тихий знойный летний день. По небу тихо скользили белые облака.
Я, вместе с курсантами полковой школы, готовился вечером заступать в караул. Времени было много, поэтому все подшивали свежие воротнички и тщательно брили головы.
Это была самая короткая ночь в году, но очень тревожная. Караульное помещение находи-лось у складов недалеко от штаба полка. Периодически я связывался с постом № 2, который нахо-дился в самом конце артиллерийского парка напротив старого городского кладбища Бруславских времен. Кладбище было густо заросшее высоким кустарником. Курсанты, дежурившие на посту, постоянно докладывали, что в зарослях кто-то находиться.
На востоке занималась заря, но все вокруг еще мирно спало и только неугомонные соловьи радостно встречали рассвет своими звонкими трелями, да часовые стояли на посту, охраняя по-следние минуты мира и покоя на нашей земле.
Примерно в 5 утра мы услышали за городом в районе железной дороги, которая находи-лась в долине реки Калуш, рев самолетов, короткие пулеметные очереди и частые тревожные гудки паровозов. Ничего не понимая, все курсанты, свободные в это время от караула, выбежа-ли из караульного помещения. У всех на душе была страшная тревога и тяжелое предчувствие ог-ромной беды. Теплилась надежда – может это учебная тревога или маневры? Просто не верилось, что в один миг могла оборваться мирная жизнь, а вместе с ней и все мечты на будущее. Осе-нью я должен был демобилизоваться. Мечтал вернуться в институт и продолжить свою учебу, но прежде хотел заехать домой повидать родных и друзей. Очень соскучился по родным, особенно по маме.
Неожиданно над артпарком и караульным помещением появились два самолета с желтым брюхом и черными крестами на крыльях и фюзеляже. В кабинах были четко видны лица немец-ких летчиков. Они летели на бреющем полете в тридцати-пятидесяти метрах над землей, и стре-ляли длинными пулеметными очередями. Пролетая над караульным помещением, летчики, ради своей потехи, бросили в нас несколько ручных гранат. К счастью, никто не пострадал. Как стер-вятники рыскали самолеты в поисках материальной части полка, о которой, очевидно, им сооб-щили змееныши из украинских националистов. Несколько раз они безнаказанно пролетели над артпарком, но, к счастью, парк был пуст. Тогда, озлобленные неудачей, они догнали на дороге машину ГАЗ-АА и расстреляли ее из пулеметов, ранив одного бойца в кузове. Немцы в воздухе «гуляли» как хотели. Обиднее всего было, что в небе они не встречали никакого сопротивления со стороны наших летчиков.
В 10 утра прибыла смена нашему караулу, и мы отправились в расположение полковой школы. Там нам объявили о вероломном нападении Германии на Советский Союз и зачитали приказ о направлении всех курсантов школы в линейные батареи полка согласно штатному рас-писанию на случай войны, а так же было объявили о всеобщем построении полка в 12 ноль-ноль с полной боевой выкладкой.
Ровно в полдень полк (весь личный состав и техника) выстроился в длинную колонну под высокими старыми тополями на узкой улице, которая вплотную примыкала к центральной улице го-рода – улице Ленина. Личный состав полка состоял из молодых ребят, в основном, 17-20 года рождения, большинство из которых имело среднее образование, а многие даже - неоконченное высшее и среднее специальное образование. Кадровый командный состав был исключительно грамотный и отлично знающий свое дело. Это были настоящие профессионалы! Если бы с самого начала войны их профессионализм правильно и грамотно использовали – наверняка многих оши-бок и жертв можно было бы избежать. Мы все беззаветно любили свою Родину и готовы были, не задумываясь, отдать за нее свои жизни. Все без исключения горели ненавистью к врагу, который посмел посягнуть на нашу землю, мир и покой. Всем не терпелось побыстрее встретиться лицом к лицу с ненавистным врагом и дать ему достойный отпор. Ведь благодаря хорошо поставлен-ной пропаганде наших политруков, мы твердо были убеждены, что нанесем быстрый и сокруши-тельный ответный удар по противнику и отбросим его на сопредельную территорию, а если при-кажут, то и разобьем его там же в пух и прах. Мы верили, что наша армия самая сильная, самая оснащенная и самая подготовленная к войне. Ведь у нас был боевой опыт в Испании, победа над японцами на Холл-Хин-голе и совсем недавняя победа в финской войне.
Нам зачитали приказ о выступлении. Полк должен был выдвинуться в район села Вошков-цы, расположенного недалеко от города Черновцы и прибыть туда для выполнения боевой задачи 23 июня в 3 часа утра. Примерно в 13 часов полк маршем выступил в направлении города Стани-слова.
По небу пробегали редкие облака. Было слышно, как высоко над ними назойливо гудели вражеские самолеты. Немецким летчикам хорошо был виден наш маршрут. За колонной тягачей и машин, вытянувшейся по дороге длиной лентой, поднималась густая дорожная пыль.
Перейдя Станислов, колонна двинулась в горы, проходя мимо гуцульских сел, в которых толпами ходили босые гуцулы, одетые в нарядно расшитые овчинные безрукавки и белые хол-щовые брюки. Зажиточные гуцулы были в костюмах и обуты. Все они смотрели на нас по-разному: одни с нескрываемым презрением и злорадным торжеством, другие – с тревогой и слезами на глазах, потому что хорошо помнили, как совсем еще недавно, жилось им при панской Польше, и, конечно же представляли себе, что ждет их при возращении старых порядков за ту землю, которую они получили при Советской власти в надел при обрезке земли у многоземель-ных.
Всю дорогу, даже ночью, нашу колонну, барражируя высоко в небе, сопровождали немец-кие самолеты-разведчики.
Ночь была звездная, но очень темная. Колонна медленно продвигалась вперед, потому что в целях демаскировки запрещено было включать фары и курить. Стоп-сигналами служила накле-енная белая бумага на дула гаубиц и кузова машин.
Часто из придорожных лесных зарослей можно было видеть взлетающие в ночное небо сигнальные ракеты. Это диверсанты, заранее засланные на нашу территорию, давали наводку не-мец-кой авиации. Они до поры до времени скрывались под крышами выслуживающихся перед своими западными хозяевами украинских националистов, надеющихся получить из рук новой власти «самостийную» Украину.
Ранним утром, еще до восхода солнца, полк спустился с предгорья в большое украинское село Вошковцы, которое утопало в зелени садов. Недалеко от села стояло поместье бывшего румынского боярина, окруженное со всех сторон серебристыми карпатскими елями. В селе стоял сплошной крик и плач – это проходила мобилизация в армию мужиков села. Понурые шли они мимо своих хат одетые в расшитые безрукавки, холщовые штаны и рубахи, поднимая по дороге пыль босыми ногами. На голове у всех были высокие черные шапки из смушки (разновидность каракуля).
Хорошо замаскировавшись, полк занял позиции. Было приказано ни в коем случае не стре-лять по пролетающим мимо немецким самолетам, на какой бы малой высоте они не летели. Но находились ухари, которые решались ослушиваться приказа пытаясь подбить «стервятника» из пистолета.
Днем впервые пришлось наблюдать за воздушным боем. Но так как мы еще не умели на большом расстоянии отличать наши самолеты от самолетов противника, то нам трудно было по-нять, чей самолет, не выдержав натиска другого, ретировался с поля боя. Но нам очень хотелось, что бы это был немецкий самолет. Целый день в небе стоял сплошной гул. Немецкие самолеты, которые, полностью захватили наше воздушное пространство, безнаказанно летали над нами в разных направлениях.
Недалеко от нас шел бой. В сумерках угасающего дня были видны отблески артиллерий-ской канонады. Мы тоже готовились принять бой. В каждую батарею для изучения были розда-ны по 2 автомата ППД (пистолет-пулемет Дектярева, который во многом был скопирован с фин-ского «Суами»). Весь полк был в тревожном ожидании первой встречи с врагом. В батареях по-стоянно зачитывались отнюдь не утешительные сводки, да и те какие-то нелепые и туманные. Сообщалось, что наши войска на всем западном участке отошли на более выгодные позиции, что на реке Прут войска твердо держат оборону, а на отдельных участках даже отбросили противни-ка на их территорию. Так город Яссы в Румынии несколько раз переходил из рук в руки. Никто толком не знал, где конкретно находиться линия фронта.
В последних числах июня полк получил приказ отойти за левый берег Днестра к городу Залещики. Но так как все мосты были уже уничтожены, короткий путь отступления был невозмо-жен. Полку пришлось совершить длинный марш-бросок, прежде чем мы достигли цели, потеряв при этом огромное количество времени и сил. Приходилось двигаться скрытно, в основном но-чами, тщательно соблюдая светомаскировку. Извилистая дорога часто проходила по ущельям. Кроме отступающих подразделений на дорогах было много беженцев из Бессарабии, которые шли с войсками в Залещики, в надежде получить от нас при небходимости хоть какую-нибудь защиту. Беженцы передвигались кто на чем – кто на двух, кто на одной лошади. Некоторые при-хватили с собой даже коровенок, которые покорно шли за телегами, груженными какими-то ве-щами. Но основная масса народа небольшими группами шла пешком, неся за плечами свой не-хитрый скарб. Среди беженцев было много детей, которых матери старались увезти подальше от ужасов войны и страданий. Маленьких детей несли на руках и плечах родители или старшие де-ти. Особенно тяжело приходилось одиноким женщинам с детьми. Малыши от усталости и голода все время капризничали, с плачем требуя то, чего бедные матери не в состоянии были дать или сделать.
В полдень полк подошел к Залещикам. Город, весь утопающий в зелени, был разбросан, в основном, по крутым склонам вдоль левого берега Днестра. Переправа шла очень медленно, т.к. железнодорожный мост был взорван, а пропускная способность автогужевого была очень слабая. Кое-как, с Божьей помощью, все машины переправились на левый берег и, вытянувшись длинной лентой, стали подниматься в гору. Подъем был очень сложный – слева скалы, а справа крутой обрыв к Днестру. Солнце жгло неимоверно. В небе парил наш, один из немногих уцелевших в первые дни войны, самолет И-16, который не столько создавал некоторую видимость прикрытия переправы с воздуха, сколько поднимал наш боевой и моральный дух.
Кое-как выбрались на плоскогорье, где снова стали попадаться беженцы и отдельные, сильно потрепанные в боях, подразделения.
Немцы, сметая все на своем пути, стремились отрезать всю юго-западную группировку наших войск. Наши войска отступали по всему западному фронту. Части двигались неорганизо-ванно, связь была парализована, движение поездов приостановлено. На железнодорожных стан-циях скопилось множество составов без паровозов. Везде царили хаос и неразбериха. Было непо-нятно, почему мы отступаем и когда, наконец, начнется воплощение в жизнь всех тех лозунгов, которые бесконечное множество, раз произносились с высоких трибун: «Ни одной пяди родной земли не отдадим врагу!» или «На удар врага ответим тройным ударом!». Теплилась надежда, что наше бегство будет только до старой границы 1939 года, где была создана мощная линия обороны из железобетона.
Благодаря тому, что наш полк входил в состав танковой дивизии, он перед самым началом войны был полностью перевооружен. Вся матчасть была на гусеничном и резиновом ходу, поэто-му по равнинной местности полк передвигался довольно быстро, даже не смотря на постоянное преследование немецкой авиацией.
Не задерживаясь, прошли город Борщов в Тернопольской области. За городом свернули в лес. После тяжелого и длительного марша всему личному составу просто необходим был корот-кий отдых. Едва полк успел расположиться в глубине леса, как налетело штук 20 мессершмитов и на бреющем полете стали прочесывать лесные опушки и железную дорогу, которая проходила ря-дом с лесом, в поисках людей и техники. К счастью нас они не заметили, а железная дорога была совершенно пуста, иначе нам пришлось бы несладко. Четырехспаренные зенитные установки ма-ло чем смогли бы помочь.
Ночью снова двинулись в путь. Всем очень хотелось поскорее добраться до старой грани-цы. Казалось, что там своя земля, а люди приветливее и роднее и никто не будет смотреть на нас вол-ком с нескрываемой лютой ненавистью во взгляде, и, что, наконец, мы остановимся и не бу-дем больше позорно отступать, а преградим все вместе дальнейший путь врагу и будем стоять на-смерть до конца.
На рассвете вошли в одно из сел Сметричского района Каменец-Подольской области, рас-положенного в низине. Погода с утра была нелетная. Перед рассветом прошел сильный дождь, и небо все еще плотно закрывали тучи, поэтому, не опасаясь немецкой авиации, решили остано-виться на отдых прямо в селе. Утренний воздух был свеж, и приятная прохлада нежно ласкала тело. Было очень тихо. Казалось, что нет никакой войны и кошмар последних дней июня – это всего лишь страшный сон. Все умывались и запасались водой у сельских колодцев. Полковые по-вара кашеварили у своих походных кухонь. Вдруг в небе над облаками послышался рев моторов, а затем и разрывы авиабомб на дороге, которая проходила недалеко от села. В селе нам оставаться было опасно. Да и жителей села никто не хотел подвергать смертельной опасности. Поэтому уже через несколько минут, колонна машин вышла из села.
На трактовую дорогу машины выбирались с трудом. Земля после дождя раскисла, колеса машин буксовали в грязи и в гору шли неохотно. К счастью, в низине после дождя все еще стоял туман, а небо прикрывали тучи, сквозь которые иногда пробивались солнечные лучи восходящего солнца. Но впереди на возвышенности, в нескольких километрах от нас, небо над дорогой уже прояснилось, а туман рассеялся, и немцы со всем остервенением бомбили этот участок. Когда ко-лонна на большой скорости подошла к месту бомбежки, перед нами открылась ужасная картина. От увиденного слезы наворачивались на глаза, а кровь застывала в жилах и в сердце закипала еще большая ненависть к фашистам. По обочинам дороги валялись обломки телег, изуродованные взрывами трупы лошадей и беженцев. Особенно бросались в глаза тела убитых детей, совсем крох, в глазах которых навечно застыли непонимание и ужас.
Когда полк уходил из Калуша, всем казалось, что это совсем ненадолго. Все в глубине ду-ши надеялись, что нападение Германии на Советский Союз э это всего лишь военный конфликт, как это было на Хосане или Хан-Хилголе. Никто не думал, что немцы так стремительно будут на-ступать, а мы позорно сдавать город за городом, позицию за позицией. И уж точно никто из нас, даже самые страшные пессимисты и паникеры, не могли представить себе, что фашисты будут так жестоко убивать и глумиться над ни в чем ни повинными малыми детьми, женщинами и ста-риками, которые никакой опасности для немцев не представляли.
На полном ходу колонна прошла мимо опустевшей МТС, которая находилась у самой до-роги, и въехала в город Смотрич. Город был разграблен мародерами. Везде были видны следы по-громов. Окна и витрины магазинов выбиты, двери выломаны. Тяжело было все это видеть, но обиднее всего было за наших людей. Ведь наверняка погромами занималась только кучка негодя-ев. А остальные что? Молча и безропотно на все созерцали, не пытаясь даже противостоять? А где были милиция и органы власти? Струсили? Сбежали, бросив все на произвол судьбы и на от-куп кучке мерзавцев?
Не останавливаясь, проехали старую границу (1939г.) между Польшей и Украиной. На вы-сотах зияли раскрытыми пастями амбразуры дотов. У всех была надежда, что этот последний ру-беж преградит путь врагу, что именно здесь фашисты сломают свои зубы. Мы думали, что артил-лерия и танки займут позиции позади линии укрепрайона, что было бы весьма разумно. Но, к об-щему удивлению, наша колонна прошла не один десяток километров, прежде чем получила при-каз остановиться и занять огневые позиции в Винницкой области за городом Бар. А из дотов ук-репрайона, как узнал позже, не было произведено ни единого выстрела.
Идея укрепрайонов на западной границе с Польшей была очень правильная и своевремен-ная. Денег на их строительство было вложено немало. Разработкой проекта и строительством лучшие военные инженеры того времени. Было продумано все до мелочей. Огневые точки на по-зициях располагались в несколько этажей, подача боеприпасов к ним была автоматизирована. В подземных шахтах были вырыты глубокие колодцы для питьевой воды, находились склады с продовольствием и боеприпасами и даже же госпиталь для раненых. Все огневые точки имели подземное сообщение. А так как авиабомбы и снаряды железобетону были не страшны, то дер-жать оборону, сдерживая натиск противника, можно было очень долго. Но вся беда в том, что ко-гда наши войска в 1939 году освободили Западную Украину от Польского гнета, граница была передвинута на новые рубежи, где укрепрайоны до начала войны не успели построить, зато ста-рые, за ненадобностью, кто-то из вышестоящих умников приказал демонтировать. Немцы об этом, к сожалению, хорошо были осведомлены, т.к. среди враждебно настроенной части населе-ния новой полосы было много шпионов.
Полк занял позиции на окраине города Бар. Весь дивизион побатарейно, как и положено окопался на высоте, тщательно замаскировав позиции. Весь день отбивали атаки немцев. Приказы получали по связи. Над нами постоянно пролетали армады немецких самолетов, но нас они не трогали – летели на восток, чтобы бомбить наиболее слабые участки нашего фронта. Для того чтобы хоть какая-то часть самолетов сбросила свой боезапас не долетев до назначенной цели, в перерывах между атаками мы открывали по ним огонь из четырехствольных зениток.
В начале третьей декады июля наш полк вывели из боев. Полку было приказано прибыть в город Жмеринку в Винницкой области на железнодорожную станцию, погрузиться на платформы и отправиться в сторону Мозыря. День был пасмурный, погода была нелетная, временами шел дождь, поэтому, не опасаясь налета немецкой авиации, быстро и беспрепятственно добрались до места. Но когда колонна подошла к городу, мы увидели, что, немцы бомбят железнодорожную станцию. В районе бомбежки в небо взвивались сигнальные ракеты, с помощью которых дивер-санты корректировали бомбовые удары немецких самолетов по скоплению вагонов, паровозов и технике.
Полк расположился на окраине города. Во всех батареях были приняты меры предосто-рожности против авианалетов, т.е. все бойцы вырыли для себя глубокие узкие щели, в которых могли укрыться во время налета, а для техники – окопы. И лишь штабные «писаря», еще с мирно-го времени облеченные ленью, этого не сделали. Они не пожелали сильно перенапрягать себя фи-зическим трудом и натирать лопатой мозоли на своих холеных ручках, но и не выполнить приказ командира полка они не имели права, поэтому, не слишком утруждая себя, вырыли неглубокие, на 2-3 штыка лопаты, ямки и посчитали, что этого достаточно. Как всегда неожиданно из-за тучи выскочили немецкие истребители и стали поливать нас на бреющем полете пулеметным огнем. Все бросились к своим спасительным щелям и замерли. А капитан Трушков – один из штабных «умников», прыгнув с разбегу в свою мелко вырытую ямку, чуть не сломал себе обе ноги. Воя от боли и страха, он пытался, как циркач, сложить свое почти двухметровое тело в несколько раз чтобы спрятаться на дне своей ямки от пулеметного огня. Все, давясь от смеха, слегка высунув-шись из своих укрытий, наблюдали за этим невероятно смешным зрелищем, рискуя при этом по-пасть под огонь немецких пулеметов. Это был хоть и смешной, но очень показательный урок всем нам и, тем более, капитану Трушкову, над которым еще долго потом все потешались. После вой-ны я встретил его в звании полковника и со Звездой Героя Советского Союза на груди. По его словам, тот урок многому его научил. И главное, что он вынес из него, это то, что нельзя ни к ка-кому делу, каким бы незначительным оно не казалось, относиться с пренебрежением и спустя ру-кава, особенно в военное время. На войне мелочей не бывает и она никому не прощает оплошно-стей. Любой невыполненный правильно приказ, каким бы мелочным он не казался, может стоить тебе и твоим товарищам жизни.
Немецкая авиация полностью уничтожила станцию «Жмеринка». Во время бомбежки были разбиты паровозы и часть вагонов, сильно пострадало и железнодорожное полотно. Поэтому, ко-гда полк отправить по железной дороге не удалось, чья-то совершенно безмозглая, а может и вра-ждебная голова из вышестоящего штаба приказала отправить своим ходом через Киев на Мозырь взводы управления огнем, так как у них были машины на резиновом ходу. А огневикам с гусе-ничной техникой вместе с командиром полка остаться в Жмеринке и ждать отправки эшелоном. Лучший полк, который гремел на всю 15 танковую дивизию, был лишен своих глаз и ушей. Огне-вики без взводов управления, куда входили связисты и разведчики, стали совершенно «слепы» и «глухи», ведь в артиллерии огневые подразделения являются только исполняющим органом. Прождав сутки, мы получили приказ срочно создать новые взвода управления и двигаться своим ходом в сторону Винницы. Поздним вечером, когда наступили сумерки, и немецкая авиация была не так опасна, полк, вернее, то, что от него осталось, выдвинулся в направлении Винницы.
К городу колонна подошла днем. Винница сильно пострадала от бомбежек. От многих улиц остались одни развалины. Всюду валялись щебень, груды штукатурки, стекла и битого кир-пича. Долго блуждая по разбитому городу, полк только к вечеру смог выбраться за город. Связь со штабом дивизии была потеряна, поэтому командир полка принял решение остановиться на ночь на окраине города в парке и дождаться восстановления связи, чтобы согласовать дальнейшие действия. Ночью началась сильная гроза. Дождь лил как из ведра. Спасали плащ-палатки, которые были очень высокого качества (после войны я таких больше не встречал). На рассвете полк вы-двинулся в направлении Бердичева.
После ночного ливня утренний воздух был свеж и прохладен. Дождь смыл пыль и копать с листьев деревьев и оживил пожухлую от летнего зноя траву. Капли дождя блестели и перелива-лись всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца.
Полк, вытянувшись в длинную колонну, громыхая гусеницами тягачей, на большой скоро-сти двигался по еще почти пустой мощеной дороге. Вскоре послышался рев приближающегося немецкого самолета. По команде «воздух!» колонна остановилась и весь личный состав, высыпав из машин, залег в кюветах вдоль дороги. Легкий немецкий бомбардировщик, возвращавшийся на свой аэродром без боезапаса, безнаказанно, откровенно смеясь над нами, всем своим поведением показывая, что он себя чувствует полным хозяином в небе, сделал над нами пару пике, развернул-ся и улетел, на прощанье, издевательски помахав крыльями.
Около десяти часов утра колонна въехала в Комсомольск. Полку было приказано остано-виться на окраине города в фруктовых садах и тщательно замаскироваться. Вокруг было много различных частей. Но все затаились в своих укрытиях и старались, без приказа и без надобности, не производить никаких даже маломальских передвижений и передислокаций, потому что немец-кая авиация постоянно бомбила город. Самолеты шли волна за волной, пикируя сбрасывали на бреющем полете бомбы. За день было сделано более 10 налетов. Особенно пострадал район бани. Немцы приняли огромные банные котлы за резервуары нефтебазы и целый день с остервенением бомбили ее территорию. Наводкой немецким летчикам служили, случайно подбитые во время первого налета на город, два танка. Черный дым от горевшего дизельного топлива поднимался высоко небо и служил хорошим ориентиром немецким летчикам. В горящих танках с треском взрывались снаряды.
Поздним вечером полк получил приказ скрытно под покровом ночи, выйти из города и за-нять позиции в районе лысой горы на окраине Бердичева, где до войны стояла 486-я стрелковая дивизия. Прибыв в назначенный пункт, полк быстро начал окапываться, параллельно на ходу пе-рестраиваясь, чтобы восполнить отсутствие разведчиков и связистов. Но сделать это было сложно из-за полного отсутствия приборов и необходимой аппаратуры. Первый и третий дивизионы за-няли позиции со стороны Комсомольска и Махновки, а наш, второй, – недалеко от села Гришков-цы.
С утра погода стояла ясная и солнечная, поэтому небо разрывалось от рева немецких само-летов, которые безуспешно пытались сбить наши зенитчики. Около полудня личному составу на-шего дивизиона было объявлено, что в районе Бердичева несколько дней назад высадился круп-ный десант противника, который наши войска плотно зажали со всех сторон в селе Гришковцы, куда немцы с боем отошли и закрепились. Нам необходимо было с помощью артиллерии выбить их из села.
В течение дня нам постоянно говорили, что вот-вот все закончиться, что немцы уже не ока-зывают почти никакого сопротивления. Однако дивизион вел бой почти до самого вечера. От села практически ничего не осталось – артиллерийскими снарядами оно было сравнено с землей.
Вечером неожиданно поступил приказ срочно сняться с позиций и отойти к железнодо-рожной станции Казатин, так как уже не мы окружали немцев, а они нас. Двигались всю ночь ле-сом в полном неведении, что нас ждет впереди. Двигались очень медленно из-за всяких неполадок в технике и больших заторов на лесных дорогах. Утром остановились на большой опушке леса. Едва успели замаскировать технику, как в небе появилась рама – немецкий самолет фоккевульф, который был снабжен отличной видео- и фотоаппаратурой, а также аппаратурой для корректи-ровки артиллерийского огня. К счастью, мы ни чем не привлекли внимания летчика, иначе он бы скорректировал огонь дальнобойной артиллерии по нашей временной дислокации.
Подойдя к Казатину, получили новый приказ – в городе не задерживаться, а как можно бы-стрее отходить на юго-восток. Пройти быстро через весь город колонне тягачей было проблема-тично. Всюду зияли глубокие воронки от авиабомб, поперек дороги валялись огромные кучи би-того кирпича, щебня, штукатурки и снесенные взрывной волной крыши с уцелевших домов. Все автогужевые мосты были взорваны. Еле-еле нашли один чудом уцелевший небольшой мост и на большой скорости, чтобы было меньше риска провалиться, переправились через реку. Дальше двигались по перелескам и полям, на которых в этом году был, как никогда, богатый урожай пше-ницы. Часть хлеба уже было убрано и сложено в копны. Для уборки зерновых стояла исключи-тельно благоприятная сухая погода, но время было такое, что мало кто этим занимался. Колхоз-ники просто не знали, как быть и что делать.
Возле села Подгурцы или Белиловка (без карты точно не помню) было приказано остано-виться и занять оборону. Село находилось на склоне большого холма, окруженного со всех сто-рон полями с неубранной пшеницей. Подъезд к нему в одном месте пристреливался.
С утра начался бой. Пехоты ни впереди, ни сзади нас не было, связи ни с кем – тоже. Мы ничего толком не знали, о том, что творится вокруг нас, и стреляли до тех пор, пока к нам, чуть ли не вплотную, неожиданно с тыла подошли немецкие автоматчики, на стороне которых в начале войны было моральное преимущество и превосходство автоматного огня над одиночными винто-вочными выстрелами. Небольшие, специально подготовленные, группы немецких автоматчиков находили брешь в нашей обороне, без шума просачивались на позиции и неожиданно открывали огонь, преимущественно нам в спины. Тягачи немцы подбили гранатами. Мы буквально на руках выносили свои орудия из-под огня противника, пытаясь хоть как-то спасти их. Одно орудие все же не успели откатить - немцы уже вплотную подошли к нему. Тогда, чтобы гаубица не досталась врагу, мы стали быстро насыпать песок в ствол и затвор пушки, чтобы выстрелом разорвало ствол. К счастью, в это время подошла пехота и помогла отбить орудие у немцев.
В этом бою многие получили ранения. Во время затишья всех их отправили в тыл. Особен-но сильно поредела наша батарея. Был ранен младший сержант Николай Клюев. Он был родом из Владимира. Утром перед боем, во время дискуссии, которые постоянно возникали у нас в пере-рывах между боями, Николай рассказывал, как в первую мировую войну его отец в штыковой атаке заколол рыжего немца (а немцы в большинстве своем были рыжие), который потом часто снился ему после войны.
Сам Николай был невысокого роста, коренаст, очень горяч, но дисциплинирован. Верный и надежный товарищ. Даже в самых сложных и, казалось, безвыходных ситуациях он всегда был рассудителен, не падал духом и смело рвался в бой. И лишь во время отступления он роптал, приводя в пример слова отца: «Как и в первую мировую войну, плетень (т.е. рядовой солдат), так же как и сейчас, был крепок. А вот столбы (т.е. старший офицерский состав) подгнившие и сла-бые. Потому и драпаем теперь со своей земли». – недовольно делал вывод Николай.
Всю ночь продолжался бой. В темном ночном небе далеко были видны отблески артилле-рийской канонады. На рассвете командир дивизиона приказал сменить нашей батарее позицию и занять оборону в густой посадке перед самой железной дорогой.
Справа от нас была глубокая ложбина, по которой проходила автогужевая дорога. Над ней – железнодорожный мост, за сваями которого укрылся, выстроившись в колонну весь полк гото-вый к отступлению. Перед нами была железнодорожная насыпь. За ней – огромное колхозное по-ле со скирдами соломы, за которыми скрывались немецкие танки.
Наша 3-я батарея должна была заставить неожиданным огнем отойти противника как мож-но дальше. Мы открыли кучный огонь по немецким танкам, поджигая при этом скирды соломы. Испугавшись сильного огня и потери нескольких машин, немцы отошли на значительное рас-стояние. Полк, воспользовавшись временным отступлением противника и густой дымовой заве-сой, незамеченным прошел и поднялся по дороге, перед самым носом немцев, на высокий гребень ложбины и скрылся из вида. Наша батарея, быстро снявшаяся с позиций, шла замыкающей. Мое орудие, как помощника командира взвода, должно было прикрывать отход полка до конца и по-кинуть позицию последним. Но когда расчет стал подниматься на гребень ложбины, дым от го-рящих скирд почти рассеялся. Мы стали видны, как на ладони. Немцы, успевшие получить под-крепление, открыли по нам бешеный огонь, поэтому нам не удалось проскочить с орудием вслед за уходящим полком. Для того, чтобы догнать полк нам надо было вернуться на исходную пози-цию, а затем сделать большой крюк под шквальным огнем, либо идти на прямую через пшенич-ное поле, которое находилось в ложбине. Пшеница из-за полноты колосьев сильно полегла, и в ней быстро запутались колеса гаубицы и тягача. И все же я принял решение отходить напрямую через поле, но без тягача и гаубицы – они служили прекрасными мишенями для немецких танков. Я приказал расчету поджечь тягач, а с пушки снять панораму и затвор.
Отходили с боем. Особенно «жарко» было, когда спустились в ложбину и стали подни-маться вверх по противоположному склону. Немцы вели по нам бешеный огонь из танков. Когда, наконец, поднялись на гребень и перевалили через него, то увидели наш броневик, который кур-сироовал, изредка постреливая по танкам противника (видно было мало снарядов), вдоль гребня. Только теперь мы поняли, почему немцы не преследовали нас, а только вели огонь на расстоянии. Во время отступления потерялись младший лейтенант Трипольский (позже я встретил его в должности командира отделения в одном из партизанских отрядов) и сержант Ченцов. Остальные, слава Богу, все были живы и здоровы. До предела измотанных физически и морально, нас вскоре подобрала полковая машина. На большой скорости мы въехали в лес, в котором укрылся полк. Там мы встретили нашу походную кухню и впервые за последние дни поели горячей каши, прав-да, без хлеба.
Во время отступлений личный состав полка питался один, максимум - два раза в сутки. Ели в основном кашу. Хлеб давали редко, так как походная пекарня не успевала его выпекать. Хлеб пекли и выдавали тогда, когда полк задерживался на передовой более суток. Снабжение продо-вольствием во время отступления было отвратительным. Люди теряли силы от длительных пере-ходов, усугубляя это постоянным нервным перенапряжением и голодом. Танкистам и нам, артил-леристам, было намного легче чем «царице полей» пехоте. Мы передвигались на автомашинах, тягачах и танках, а они шли пешком, часто босые, потому что ноги были стерты и разбиты о кам-ни до ран. К их физическим страданиям добавлялся еще и голод. Несмотря на то, что питание в армии во время отступления было организовано отвратительно, принимать продукты от населе-ния, было строжайше запрещено. У большинства солдат белье и форма были в ужасном состоя-нии. Но об их замене не было и речи, хотя полковые машины возили за собой не только продо-вольственные склады, но и вещевые тоже. Непонятно только для кого и для чего все это возилось, и главное, когда, где и кем собиралось использоваться.
Едва успели перекусить, как был дан приказ о выдвижении полка в сторону Умани. Пройдя несколько километров, колонна остановилась в ложбине, склоны которой были засеяны горохом. Командир полка собрал возле себя всех офицеров и командиров взводов для уточнения маршрута и объяснения новой боевой задачи. Водители и подносчики снарядов остались у своих тягачей. Неожиданно в небе появился немецкая рама, которая, сделав пару кругов, улетела. Все с облегче-нием вздохнули, решив, что ни чем не привлекли внимания летчика. Казалось, уже больше ничего не предвещало беды. Все потихоньку начали успокаиваться. Неожиданно послышался шипящий свист мин – это немецкая артиллерия по наводке летчика накрыла нас минометным огнем. В ре-зультате обстрела был ранен курсант полковой школы Симкин. Ему осколком мины вырвало ку-сок ягодицы. Он мужественно терпел боль и только тихонько постанывал, ожидая пока медики осмотрят и окажут помощь армянину, который орал благим матом, что его убили. Когда медики рассмотрели его ранение, оказалось, что осколками мин ему срезало каблуки на сапогах и не бо-лее того. Долго потом все смеялись и подтрунивали над ним.
Полк двигался всю ночь. Утром поступил приказ в спешном порядке занять позиции в од-ном из ближайших сел, которое стояло совершенно на открытой местности. У кладбища, на ок-раине села, что тактически строжайше было запрещено, стояли артиллерийские и минометные батареи какого-то полка, только на конной тяге. Команда «к бою!» раздалась, едва мы успели окапаться и занять позиции. Вскоре после начала стрельбы, обнаружили, что наша точка наводки – вышка на высоте, по которой мы отмечались панорамой во время стрельбы, была сбита немец-ким снарядом. Только пыль столбом стояла на том месте, где еще минуту назад находилась выш-ка. Пришлось срочно перейти на запасную точку наводки.
После нашей артподготовки немцы устроили нам ответный «концерт», который продол-жался минут 10-15. К счастью, потерь в нашем полку не было – все успели укрыться в заранее выкопанных щелях. Когда мы вышли из своих укрытий после артобстрела, от гари и дыма нечем было дышать. Все было в дыму, как в тумане. У соседей убило много лошадей, но из людей тоже никто не пострадал.
После обеда наш дивизион был отозван с передовой, где почти не было пехоты. Полк от-ходил под прикрытием села через узкую плотину огромного пруда. Но так как отступали не только мы одни, возле нее образовалась пробка. Кроме этого, немцы периодически обстреливали плотину из минометов. Вся плотина была в глубоких воронках. Для того, чтобы переправить тех-нику на противоположный берег, личному составу нашего подразделения было приказано рассре-доточиться по всей плотине и засыпать воронки от мин землей. Во время очередного обстрела был ранен мой лучший друг Понасенко Василий. Родом он был из Ставропольского края. До вой-ны учился в фельдшерском техникуме (медучилище) в городе Кисловодске.
С тяжелыми боями полк отступал к Умани. Однажды нам пришлось уходить от немцев под шквальным артиллерийским огнем по сильно пересеченной холмистой местности. Водителям тя-гачей пришлось использовать все свое мастерство, чтобы уклоняться во время подъема на гребень холмов от пристрелки противника и не попасть в артиллерийскую вилку.
Мы шли на Умань в надежде пополнить боезапас. Но, к сожалению, к тому моменту, когда полк прибыл в город, все склады были уже уничтожены. Мы получили приказ занять оборону в западной части города в районе бывших каменоломен. Еще до темноты все батареи успели занять позиции и окапаться.
Весь следующий день полк вел тяжелые бои. Снарядов почти не было, а потери в личном составе были большие. Погиб командир полка майор Хазанов и наш командир батареи старший лейтенант Черемухин, который был родом из Умани.
Вечером стали постепенно отходить через заповедник Софиевка. Новым командиром пол-ка был назначен пожилой майор Галиновский.
Наша 12 армия, под командованием генерал-майора Понеделина выходила из окружения вместе с 6-й армией генерал-лейтенанта Музыченко. 6-я армия пробивала дорогу, а наша прикры-вала отход. За Уманью 6-й армией на сутки была прорвана оборона немцев шириной в несколько кило-метров. Но успели из-за плохой согласованности командования вывести из окружения толь-ко раненых, да и то неизвестно, что с ними стало, и боевые части 6-й армии. А 12-я армия и тыло-вые части 6-й армии остались в окружении.
Мы получили приказ срочно изменить направление и идти на юго-восток - к городу Пер-вомайск. Оттуда на помощь нам шла 18 армия. Но немцы оттеснили ее, и мы оказались в еще бо-лее плотном кольце. Ночью, когда стихал бой, было видно, как вокруг нас взвиваются освети-тельные ракеты. У нашего полка совершенно не было снарядов, поэтому мы не представляли ни какой угрозы для немцев.
После обеда, 5 августа, командир полка Галиновский собрал всех офицеров и командиров взводов и объявил, что по решению высшего командования армии сегодня ночью будет соверше-на попытка прорыва немецкой обороны в районе Подвысокое. Личному составу полка было при-казано уничтожить все личные документы, а офицерам, кроме этого, еще снять и все знаки разли-чия. Но командиров и политработников легко было отличить от рядового состава по стрижкам. Дело в том, что до войны, в армии было принято в обязательном порядке брить головы всему ря-довому составу. А офицеры, в основном, носили короткие стрижки. И только некоторые из них, когда было очень жарко, брились налысо.
Вечером наши части были подвергнуты мощному артиллерийскому обстрелу. С наступле-нием темноты начали готовиться к прорыву. Все были напряжены до предела. Вся техника вы-строилась в длинную колонну. Впереди шли танки и пехота, на плечи которых и была возложена задача прорыва обороны немцев. Из-за полного отсутствия снарядов артиллерия в прорыве не участвовала. Нам было приказано сопровождать технику и в бой вступать только в крайнем слу-чае. Всю ночь двигались лесом и ложбинами в сторону Первомайска. К утру небо затянуло туча-ми, и в низины спустился густой туман. Знобило от сырости и утренней прохлады.
На рассвете 6 августа мы напоролись на немцев, которые открыли по нам ураганный огонь из всех видов стрелкового оружия и малокалиберной артиллерии. Над нами шел настоящий свин-цовый дождь. Пули с пронзительным свистом невидимо носились в темноте. Мы лавиной хлыну-ли в ложбину, где вдоль поля с подсолнечником были вырыты длинной цепочкой одиночные не-мецкие окопы. Много немцев осталось в них навечно. На бегу заметил, что у одного убитого нем-ца, который сидел на корточках в окопе, выскочили из орбит глаза. Они висели у него на щеках, на каких-то ниточках. С нашей стороны были тоже большие потери. Рядом с трупами немцев ос-тались лежать и тела наших ребят. Раненые кто ползком, кто бегом, пытались уйти вместе со все-ми. Но силы покидали их. Они отставали, падали, снова поднимались и снова падали…. А, мы живые, стремясь быстрее вырваться из этого ада, бежали, перепрыгивая на ходу через их тела, стараясь не отстать от основных сил и не затеряться в этом хаосе.
Несколько уцелевших машин нашего полка прошли линию немецкой обороны, пересекли поле подсолнечника и поднялись на противоположный гребень ложбины. Казалось, что самое страшное уже позади. Внизу, у дороги, остались пустые немецкие палатки с дымящимися возле них походными кухнями, по свекольному полю беззаботно паслись итальянские мулы. И все же хотелось птицей подняться в небо и побыстрее улететь от этого места как можно дальше.
Ложбина вся окутанная туманом вплотную подходила к глубокому оврагу, поросшему гус-тым высоким кустарником. Из-за тумана было сложно ориентироваться. Кругом стояла беспоря-дочная стрельба. Непонятно с какой стороны находились свои, а с какой - немцы. Все двигались неорганизованно и автономно. Я взял немного правее восходящего солнца, лучи которого еще с трудом пробивались сквозь пелену тумана. Двигаясь вдоль оврага с карабином на перевес, с примкнутым к нему штыком, через час или полтора достиг села Шагинова, расположенного на крутых берегах небольшой речки Синюха.
На берегу скопилось много отдельных частей, вырвавшихся из окружения, которые вброд форсировали речку. Личному составу переправиться на противоположный берег было не трудно. Вода в месте переправы едва доходила до пояса. И все же, я с большой осторожностью перехо-дил на другой берег, избегая водоворотов и глубоких мест, потому что плавал, в основном, стилем «топора», да и тяжелое снаряжение сильно тянуло ко дну. Выбравшись на берег и ожидая на не-скошенном ячменном поле, когда переправятся наши тягачи, выкрутил портянки и вылил из сапог воду.
Техника переправлялась с трудом – глохли двигатели. Выше по течению реки был мост, который группа немецких автоматчиков держала под перекрестным огнем. Но никто даже не ду-мал организовать людей для их уничтожения. Кругом царили хаос и неразбериха. И все же, не-смотря на это, вся техника по-прежнему держалась вместе.
У нашей батареи осталось всего три гаубицы и три тягача, которые без каких-либо проблем преодолели речку и выбрались на крутой берег. На ходу я вскочил на передок одной из гаубиц. Тягачи двигались по полю развернутым фронтом в юго-восточном направлении. Неожиданно немцы открыли огонь из 37-ми мл скорострельной пушки. После нескольких выстрелов был под-бит дин из тягачей. Два других успели свернуть вправо и укрыться за гребнем холма. Личный со-став быстро рассеялся по всему ячменному полю и по-пластунски добрался до поля с подсолнеч-ником, которое находилось недалеко от нас. Противогаз очень мешал ползти. Он все время спол-зал на живот. Пришлось его выбросить, а напрасно, сумку надо было оставить. Метров через три-ста, наконец, удалось уйти из-под обстрела. Я встал и побежал, низко пригибаясь к земле. По сле-дам тягачей вышел на дорогу, которая по всей длине пересекала поле с подсолнечником. По этой до-роге шло много подразделений разных полков. За хутором Шевченко нас неожиданно догнал полковой тягач. Мы на ходу вскочили на него и на всем ходу помчались на юг по накатанной по-левой дороге, оставляя за собой шлейф густой пыли.
Неожиданно впереди открылась стрельба. Мы спешились. Дальше на тягаче продвигаться было опасно. Все начали отходить в лес, который находился справа от нас. Пробегая мимо каких-то построек, перерезали немцам в нескольких местах телефонный кабель. Когда мы с сержантом Копейкиным и небольшой группой бойцов достигли кромки леса, в небе появился немецкий само-лет-разведчик, который стал кружить над лесом и хлебным полем. В лесу оказалось много под-разделений разных полков. К счастью, и нашего - тоже. На опушке леса стояло несколько чудом уцелевших машин с продовольствием и обмундированием. Среди них и две машины нашего пол-ка, возле которых постоянно находился начальник ПФС. Кругом царил хаос и неразбериха. Было совсем не понятно, кто возглавлял все это скопление людей и техники.
Был полдень. Стояла невыносимая жара. Страшно мучила жажда. Очень хотелось есть. В последние дни окружения мы питались в лучшем случае один раз в день. Сильная усталость, усу-губленная бессонными ночами и постоянным нервным перенапряжением, тоже давали о себе знать. Сил двигаться почти не осталось, поэтому едва присев на траву под тень деревьев, я тут же уснул.
К вечеру появилась какая-то организованность и порядок. По лесу стали ходить офицеры из старшего комсостава, которые собрали всех бойцов и младших командиров на опушке леса, где нас уже ждали два пожилых полковника, подполковник и несколько офицеров младших по зва-нию. Командование всеми собравшимися разрозненными подразделениями, которые были преоб-разованы в пехоту, взял на себя подполковник артиллерии. Была создана разведка, а из числа младших командиров и офицеров назначены командиры вновь созданных подразделений. По лесу выставили часовых, а остальным было приказано отдыхать до темноты.
Очень хотелось есть. Кто был поумнее имел в противогазных сумках и вещмешках запас консервов, которые подобрали возле разбитых машин с продовольствием. Многие делились своими запасами с теми, у кого ничего не было. Съев немного консервов, которыми со мной по-делился один из бойцов, почувствовал себя намного лучше и увереннее. Сразу и силы появились и усталость куда-то ушла.
С наступлением темноты снова собрались на опушке леса, вся находившаяся в лесу техни-ка выстроилась в колонну. Было приказано двигаться на юго-восток. Впереди шла разведка, все остальные двигались за ней на значительном расстоянии. Почти всю ночь шли полевыми дорога-ми и ложбинами. Между собой переговаривались только шепотом. Одни предполагали, что идем к переднему краю обороны немцев, другие считали, что никаких немцев впереди уже нет, а мы идем навстречу 18-й армии, чтобы соединиться с ее основными силами. Вокруг стояла тишина. Ночь была темная, безлунная, но очень звездная. Изредка вдали в небо взвивались осветительные ракеты и артиллерийские снаряды. Все были до предела напряжены.
На рассвете 8 августа неожиданно справа по ходу колонны нас обстреляли немецкие танки. Отстреливаться было нечем, поэтому немцы прямой наводкой одну за другой подбили все наши машины. Пользуясь предрассветными сумерками, мы, чтобы не попасть под танковые снаряды и пулеметный огонь, быстро рассредоточились по подсолнечнику и невысокому просу, которые росли на склонах ложбины. Когда рассвело, увидел, что отстал от своих. Разыскивать их было не безопасно, поэтому примкнул группе бойцов чужого полка, которыми командовал один из пол-ковников.
Немцы, видя, что наша техника не оказывает никакого сопротивления, вскоре прекратили огонь. Вокруг была слышна только пулеметная и автоматная стрельба да изредка раздавались одиночные винтовочные выстрелы. Вся наша группа стала осторожно пробираться по полю с просом на юго-восток. Но низкорастущее просо служило нам плохим укрытием от немецких пуль. Я предложил спрятаться на поле с сахарной свеклой, которое находилось рядом, переждать в нем обстрел и, дождавшись темноты, постараться выйти из окружения без основных сил, которые бы-ли разбросаны немецким огнем, неизвестно на каком расстоянии. Но меня, к сожалению, никто не послушал. О чем, я думаю, сильно пожалели, когда, всего через несколько минут, попали под сильнейший пулеметный огонь.
Упав на землю, я быстро по-пластунски отполз в спасительное поле сахарной свеклы и спрятался среди густой зеленой ботвы. Когда немного утихла стрельба, отполз подальше в глубь поля, лег между рядов на спину и решил дождаться темноты. Выйти сейчас из своего укрытия и идти неизвестно куда, в лучшем случае было равносильно смерти, а в худшем случае меня ожидал плен. И это было самым страшным позором и бесчестием для меня, комсомольца и кандидата в члены ВКП (б). Я лежал среди свекольной ботвы и наблюдал за кружившей в небе «стрекозой», прислушиваясь к каждому звуку вокруг. Сильно мучил голод, но еще сильнее мучили тяжелые и горестные мысли. «Как выйти из окружения? Что предпринять, чтобы не попасть в руки к нем-цам. Ведь плен – это позор», - думал я. Даже в самых страшных мыслях я не представлял себя в плену. Хотелось жить, воевать, зубами рвать фашистские глотки!
В обед пошел сильный ливень. Дождь лил, как из ведра. В двух шагах ничего не было вид-но. Гимнастерка и брюки мгновенно промокли, в сапогах было полно воды. Я вскочил на ноги и под прикрытием ливня побежал к селу, которое стояло на краю поля. Добежав до одной из хат, спрятался среди каких-то кустов в вишневом саду. Вокруг не было не души. А дождь все лил и лил не переставая.
Через полчаса, ливень стал потихоньку утихать. Из дома во двор вышла женщина, у кото-рой узнал, что утром возле села был бой. Погибло много красноармейцев. На поле возле села брошено и подбито много нашей техники. Немцев пока в селе нет, но когда приезжали строго на-строго под страхом смерти приказали всем жителям села выдавать всех солдат и офицеров, кото-рые будут появляться в их селе.
Поговорив со мной, женщина вернулась в дом. Я, весь промокший до нитки, быстро юрк-нул за ней в сени. Войдя в хату, попросил хозяев переодеться во что-нибудь сухое, но те со стра-хом отказали мне, сказав, что все вещи какие у них были, раздали таким же солдатам, как и я. То-гда я попросил дать мне что-нибудь старенькое, только сухое. Хозяйка принесла мне на смену моего мокрого почти нового обмундирования старые рваные брюки и такую же рубашку. На-бравшись наглости, я попросил у хозяев разрешения отсидеться у них в сарае до ночи и предло-жил хозяину свои первые в жизни карманные часы в награду, если тот согласиться оставить у се-бя мои дневники, за которыми пообещал вернуться в их село Емиловку Головановского района Одесской области после войны. Понимаю, каким нелепым выглядело мое обещание в ту минуту. Ведь никто кроме Господа Бога не мог сказать, что ожидало меня и хозяев через час, два, сутки, год…. И все же хозяева оставили у себя мои дневники, за которыми к их огромному удивлению я вернулся спустя четыре года. Хозяева накормили меня молоком и свежим хлебом, а затем прово-дили в сарай, где, зарывшись в сухое сено, я быстро уснул.
Проснулся на рассвете от шороха сена. В сарай вошли трое бойцов, один из которых был ранен в руку. Вскоре после знакомства, хозяйка принесла нам миску вареной картошки и мало-сольных огурцов, которые мы быстро съели. После сытного завтрака мы стали обсуждать, как нам лучше выбраться из окружения и добраться до линии фронта. Решили держаться вместе и идти на восток ночами, а днем где-нибудь отсиживаться подальше от людских глаз. Но все наши планы рухнули, когда буквально через несколько минут во дворе неожиданно появились немцы. Их бы-ло целое отделение. Они вывели во двор их хаты хозяев и стали допрашивать. Затем окружили сарай и стали кричать «los!». Мы зарылись поглубже в сено. Один из немцев зашел в сарай и, в поисках спрятавшихся там людей, стал штыком протыкать его. Испугавшись, трое бойцов вылез-ли из своего укрытия. Немец коротко на немецком языке спросил их: «Все?» В ответ один из бой-цов отрицательно покачал головой. Тогда немец стал громко кричать, чтобы я вылез из сена. Но мне необходимо было время, чтобы спрятать в земле у основания стены свои документы в наспех вырытую мелкую ямку. Немец, теряя терпение, стал передергивать затвор автомата. Быстро засы-пав землей документы, я стал медленно вылезать из сена, отведя в сторону руку с карабином, в котором не было ни единого патрона. У меня тут же отобрали карабин и перебили по шейке ложа. Так начался день 9-го августа 1941 года.
Нас вывели из сарая и под усиленным конвоем повели по сельской улице. Слева от нас стояли белые украинские хаты, а справа вдоль дороги раскинулось огромное поле сахарной свек-лы, в которой вчера пришлось прятаться во время обстрела. В середине села к нам стали присое-динять пойманных во время облавы наших бойцов и офицеров. В конце села нас было уже чело-век 50, но из моего полка никого не было. Плотно окруженные конвоем, мы покидали село.
Сельская улица спускалась вниз к маленькой речушке, через которую был переброшен не-большой мостик. Вдоль берега стояла наша подбитая и брошенная техника – тягачи, пушки, гау-бицы. Возле разбитых штабных ГАЗ-ов какого-то полка валялись флаги, разбросанные взрывной волной карты и другие штабные документы.
Нас вели на северо-запад. Дорога шла через неубранное хлебное поле, в конце которого виднелась березовая роща. Мы думали, что нас ведут именно туда, чтобы расстрелять. Все шли молча, каждый думал о своем. Ком горечи и обиды подступал к горлу, непрошенные слезы засти-лали глаза, а мозг сверлил один вопрос: «Ну почему так жестоко распорядилась мною судьба, и я так глупо и нелепо попал в руки этим ненасытным фашистским каннибалам?»
Все с облегчением вздохнули, когда в конце поля дорога резко свернула в сторону и пошла вдоль рощи. Здесь дорога стала намного шире, но была сильно разбита техникой. Несмотря на раннее утро, солнце припекало нещадно. Очень хотелось пить. В ямах и выбоинах стояла вода по-сле вчерашнего дождя, поэтому мы, не обращая внимания на крики и побои конвоиров, на ходу черпали из них воду руками и пилотками и с жадностью пили.
Всю дорогу наша группа пополнялась все новыми и новыми пленными. К вечеру нас было уже человек 70. Вечером в каком-то селе на школьном дворе, обнесенном в несколько рядов ко-лючей проволокой, нас соединили с очень большой группой пленных. Ночевали под открытым небом. Ночь была тихая и очень теплая. Нигде, даже вдали, не было слышно никакой стрельбы. От голода сильно сосало под ложечкой. Те, кто предвидел свое пленение или намеренно сдались в плен, имели при себе шинели, котелки и вещмешки с запасом продуктов и запасных вещей. У ме-ня же не было ничего. Я даже не успел переодеться в высохшую за ночь форму. На мне по-прежнему были сапоги, залатанные старые рубаха и штаны, да пилотка на голове.
Рано утром, 10 августа, немцы построили всех пленных в колонну по три. Затем стали хо-дить по рядам, вытрясать вещмешки и забирать приглянувшиеся вещи. У всех грабителей на пряжках ремней была надпись на немецком языке «Бог с нами». Грабя беззащитных пленных, они были твердо уверены, что поступают по заповедям Божьим, только не Всевышнего, а своего, на-цистского, с именем Гитлер. После бесстыдного грабежа нас снова куда-то погнали. О кормлении не было и речи. Немцы конвоировали нас с самодовольными сытыми, тщательно выбритыми, ро-жами. С засученными рукавами выше локтя они были похожи на мясников.
День выдался знойный, солнце безжалостно палило весь день. Сильно мучила жажда. Ко-лонна из нескольких тысяч пленных мгновенно высушивала все лужи, попадавшиеся по дороге. Нам навстречу постоянно шли закамуфлированные колонны с немецкой техникой. От ее вида еще пакостнее становилось на душе.
На закате наша колонна подошла к Головановке (до войны этот небольшой городок был районным центром). Нас загнали во двор заготскота, где уже находилось несколько тысяч плен-ных . Все вокруг гудело словно в переполненном улье. В воздухе стоял смрад от нечистот, гряз-ных тел и гноившихся ран. Единственный туалет был переполнен. К счастью, на территории был колодец, из которого когда-то поили скот. Теперь возле него постоянно толпились пленные. Нем-цы с помощью палок и прикладов наводили порядок у колодца. Здесь я впервые встретил своих однополчан. Мы стали держаться вместе.
11 августа на рассвете немцы построили всех пленных в колонну по три. При выходе из ворот, впервые за несколько дней каждому пленному давали по грамм 50 вареной конины и, тем, у кого была хоть какая-то посуда, наливали суп из горохового концентрата, который немцы за-брали из наших интендантских обозов. За воротами нас перестроили в колонну по шесть человек. Впереди и сзади колонны следовали бронетранспортеры с подменными командами и пулеметами на башнях, а по бокам - пеший усиленный конвой. С каждым часом идти становилось все труднее. Солнце и сильная жажда забирала последние силы. В селах немцы под страхом смерти не разре-шали местному населению близко подходить к дороге. Воду в кастрюлях, ведрах, в кувшинах, ко-торую люди выставляли вдоль дороги для пленных, немцы опрокидывали или расстреливали из автоматов. Если кто-нибудь из населения осмеливался и бросал в колонну какие-нибудь продук-ты, толпа истощенных и обезумевших от голода людей набрасывалась на них, толкая и давя друг друга. Немцы палками и прикладами жестоко избивали всех, кто осмеливался нарушать строй. Но голод не останавливал людей не перед чем. Всю дорогу к нам подъезжали немецкие корреспон-денты и просто «любители» собственной славы из числа немецких офицеров, которые, весело смеясь и переговариваясь, фотографировали пленных и себя, родимых, на фоне измученных и из-нуренных голодом и жаждой людей. Особенно от их назойливости доставалось плененным офи-церам и генералу, которые шли впереди колонны.
В одном из сел мне удалось, воспользовавшись замешательством конвоира, заскочить в один из сельских дворов, где молодая женщина быстро всунула мне в руки смятый кулек, в кото-ром было грамм 400 печенья. Получив за свою смелость сильный удар прикладом по спине, я ус-тоял на ногах только благодаря своим товарищам, которые успели меня подхватить. Мы в одну минуту расправились с содержимым кулька, поровну поделив его между всеми.
Вечером нас пригнали в большое село. Ночевали мы под открытым небом на школьном дворе, обнесенном тремя рядами колючей проволоки и под усиленной охраной. Здесь я встретил еще несколько однополчан. Теперь нас было человек 20. Спать легли кружком, так чтобы одному ты был подушкой, а другому грелкой.
Рано утром 12 августа нас снова разбудили немецкие палки и крики, переходящие в лай. И снова немцы рыскали между рядами пленных в надежде чем-нибудь беспардонно поживиться. По указателям, которые немцы успели уже выставить на дорогах, мы поняли, что нас гонят в Умань. Как и вчера, конвой даже близко не подпускал к пленным никого из жителей окрестных сел. Если кто-то из пленных выскакивал из колонны, чтобы взять еду из рук стоящих вдоль дороги женщин и детей, немцы, в лучшем случае, избивали смельчака палками и прикладами, но в основном вме-сто еды несчастный получал пулю в затылок или в лоб. Среди пленных было много раненых и больных. Жара и отсутствие воды отнимали у них последние силы. Немцы хладнокровно при-стреливали всех отстающих и выбившихся из сил. Вся дорога за колонной была усеяна трупами расстрелянных людей. Поэтому, чтобы не отстать, мы все, как могли, поддерживали друг друга. Кто был посильнее, подставив свое плечо, помогал идти более слабым. Немцы всю дорогу заба-ляялись, издеваясь над нами. Время от времени по обе стороны колонны становилось два здоро-вен-ных немца и с криками: «los!» (пошел!),- били палками всех, кто по их мнению медленно шел.
На закате колонна подошла к Умани. Выравнивая строй пленных перед городом, немцы избивали всех с особой жестокостью. Проведя колонну через весь город, нас загнали на колхоз-ный птичник, который находился на окраине Умани. Птичник был обнесен несколькими рядами колючей проволоки, за которой уже находилось несколько тысяч пленных. Вокруг все гудело, словно в переполненном улье. Те у кого были шинели и продовольствие, боясь грабежа, сгруппи-ровавшись, спали по очереди. Наша группа улеглась спать полным составом, ибо ни у кого не бы-ло ни еды, ни шинелей, а у меня даже и пилотки уже не было.
Утром, 13 августа, мы решили обойти весь лагерь и поискать среди пленных своих одно-полчан, чтобы держаться всем вместе. Вскоре мы наткнулись на большую группу своих ребят, среди которых были лейтенанты Овчинников, Богомаз, политрук Аникеенко, который был родом из го-рода Щорса Черниговской области и замполитрука Кузнецов родом из Калинина, а так же сержанты Заводчиков, Малахов, Кузовков Игнат и много рядовых бойцов. Увидев политрука Аникеенко, на миг, забыв где нахожусь, от радости я чуть не обратился к нему по уставу. К сча-стью, он вовремя жестом остановил мой радостный порыв.
13 августа по-прежнему стояла невыносимая жара. В курятники из-за духоты никто не шел. Пленные, разморенные жарой, кто сидя, кто лежа дремали на солнцепеке. Часть пленных толпилось возле проволоки в ожидании привоза воды, которую немцы доставляли в противопо-жарных бочках, запрягая в упряжь по 6-8 человек пленных. Когда бочку с водой завозили за про-волоку, возле нее тотчас начиналось ужасное столпотворение. Немцы, потешаясь, фотографиро-вали измученных жаждой людей, которые в стремлении добыть хоть один глоток воды, с ожесто-чением толкали и давили друг друга, разливая и расплескивая ее по земле ту малость. Которую удалось зачерпнуть.
От ПРАПОР
К Gardemarin (11.05.2008 00:21:57)
Дата 15.05.2008 13:11:40

Re: Дневник партизана.

> Они летели на бреющем полете в тридцати-пятидесяти метрах над землей, и стре-ляли длинными пулеметными очередями. Пролетая над караульным помещением, летчики, ради своей потехи, бросили в нас несколько ручных гранат.

Вызывает вопрос бросание ручных гранат с самолета. И вообще, брать в полет ручные гранаты, была ли такая практика?
От Дмитрий Козырев
К ПРАПОР (15.05.2008 13:11:40)
Дата 15.05.2008 13:29:39

Re: Дневник партизана.

>Вызывает вопрос бросание ручных гранат с самолета. И вообще, брать в полет ручные гранаты, была ли такая практика?

Время было горячее, немцы окружали Севастополь, и дорог был каждый самолет, даже учебный. Мысль военкома понравилась майору, и он сам нашел время заняться а "тиграми" ночными полетами. Оба взялись за дело с удивившей его яростней страстностью, и скоро старенький учебный самолет, который в эскадрилье называли "телегой" или чаще "загробным рыданьем", нетерпеливо пошел на свою первую ночную "штурмовку". Его вел Усков, а на пустом сиденье второго летчика стояла корзина с малыми бомбами, с гранатами, "зажигалками" и пачками листовок.

И каждую ночь "загробное рыданье" стало ныть мотором над передним краем немцев, методически, с большими промежутками, швыряя в окопы гранаты и бомбы. Это, конечно, никак нельзя было назвать "штурмовкой", как гордо именовали свои рейсы Уткин и Усков. Но, как известно, и одинокий комар может быть причиной бессонной ночи. И немцы не спали, тревожно прислушиваясь к гуденью в темноте и время от времени получая на головы равномерно капающие с неба бомбы и связки гранат.

От Koshak
К ПРАПОР (15.05.2008 13:11:40)
Дата 15.05.2008 13:15:03

Re: Дневник партизана.

>Вызывает вопрос бросание ручных гранат с самолета. И вообще, брать в полет ручные гранаты, была ли такая практика?

В НЗ вполне могли быть, хотя сам факт их метания в с бомбера потехи ради вызвает сомнение