"...За мысом Домеснес, прикрытые калибром "Славы", корабли сбросили на курляндский берег матросский десант. Пошли на берег и зеленые от качки драгуны, быстро оживляясь при виде твердой землицы. Вдоль побережья началась дикая битва на штыках, и немцы бежали. Балтийцы взорвали форты и батареи врага. Пулеметная команда добровольцев со "Славы" разогнала всех немцев по лесам и болотам. Гоня перед собой большое скопище пленных, десант вернулся на корабли... Отличная была операция!
Потом корабли ушли под Ригу и стали гвоздить оборону противника. Казалось,
русский флот хотел возместить в войне то, чего не хватало армии, - снарядов они не жалели! "Слава" с эсминцами густо клала свои залпы в глубину. На семнадцать километров от моря корабли перемешали с землей и навозом немецкие блиндажи, в которых немцами было припасено на зиму все, начиная от дойных коров и кончая роялями.
Неожиданно для всех над рубками "Славы" фукнуло огнем (издали - словно чиркнули спичкой). Броненосец пошатнулся всей своей многотонной массой, а пушки его замолки. Трухачев заволновался:
- Сигнальцы! Отщелкайте им: "Что у вас. Вопрос".
Мостик "Славы" не отвечал. Начальник Минной дивизий велел Артеньеву быстро
смотаться на линкор катером - выяснить.
- Будет исполнено, Павел Львович...
Случайный снаряд, пущенный с берега наугад, оказался роковым. Он влетел через броневую прорезь внутрь боевой рубки. В самой гуще людей и техники он лопнул, опустошая все вокруг себя. При Артеньеве лопатой выгребали то, что осталось от людей. Одному матросу-визирщику срезало осколком лицо и влепило его в броню с такой страшной силой, что искаженное ужасом лицо - отдельно от человека - повисло на переборке, словно портрет в рамке из заклепок. Артеньев поднял из-под ног орден Владимира с мечами.
- Это флагарта, - пояснил сигнальщик. - Кавторанг Свиньин при орденах и кортике был. А наш... так. Он не сиял.
"Слава" потеряла своего отважного командира. И вспомнил тут Сергей Николаевич, как любил говаривать о себе скромный умница каперанг Вяземский: "Я не сиятельный - я старательный..."
Катером Артеньев быстро вернулся на свой эсминец.
- Ну, что там, старшой? - тревожно спросил его Трухачев.
- Как японская шимоза. Изрубило людей в сечку. Всех!
- Ну-у, так уж и всех? - не поверил фон Грапф.
- Всех, кто был в рубке. Восемь матросов еще живы. Но кто без руки, кто без глаз... Я же говорю вам - в сечку!
Адмирал снял фуражку, крестясь богомольно. Губы его, серые от холода,
вытаптывали молитвы. Грапф от телеграфа крикнул:
- Павел Львович, накройтесь... простудитесь!
- Тут людей на лопате гребут, а вы мне о простуде. Воображения у вас нет,
Гарольд Карлович...
"Слава" опять ожила и открыла огонь по врагу. Оттуда передавали, оповещая флот, что в командование линкором вступил лейтенант Марков. Никто этого Маркова не знал, но "Слава" стреляла при нем отлично - как и при Вяземском..."