От
|
марат
|
К
|
марат
|
Дата
|
19.07.2009 22:46:46
|
Рубрики
|
WWII; Политек;
|
Re: обещанная статья из ТМ
>>>>
>>>>А есть примеры отправок в лагеря за невыполнение подобных поручений?
>>>Э, вот в Техника-Молодежи за 2000?
>>
>>>Так там была статья-ответ одного товарища, он написал,
>>
>>То есть, причиной ареста был тривиальный донос. Не невыполнение ответственного задания, курируемого лично Сталиным, Берией или Молотовым, а донос злоумышленника, стремящегося извлечь из этого личную выгоду.
>Не-а! журнал на даче, постараюсь в выходные привезти и или выложу или приведу цитаты. Автор второй статьи как раз считает, что Костиков был одним из первых инженеров-ракетчиков по образованию, а не самоучка и предлагал дельные вещи по организации работ, а вот Тихомиров и Клейменов не считали нужным что-либо менять. Вобщем, если есть интерес, то до вечера воскресенья или понедельника.
Вот, отсканил и выкладываю:
КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ
Присваивая все заслуги в создании того или иного изделия главному конструктору, люди, работавшие с ним, неизбежно начи¬нают описывать его как великого человека (с упором на слово «великий»), не имею¬щего недостатков, никогда не ошибающе¬гося, в конце концов — обладающего за¬мечательными человеческими качества¬ми. Тогда отсвет его славы и святости не¬избежно падает и на них...
Все это, безусловно, тоже было. Но без ответа остается масса недоуменных «поче¬му», возникающих при более внимательном изучении нашей космической истории. По¬чему мы не слетали на Луну, хотя готови¬лись? Почему у нас столько космических проектов, дошедших уже до «железа», оста¬лись на Земле? Почему «Восток» был соз¬дан за полтора года, а «Союз» шел к перво¬му — катастрофическому — пуску целых 7 лет? Почему СП. Королев в своей извест¬ной книге «Ракетный полет в стратосфере» (1934) заклинал отказаться от «бессмыс¬ленной затеи» вертикального подъема тя¬желых ракет, упирая на ракетопланы, а В.П. Глушко, до того момента, пока не увидел об¬ломки ракетного двигателя немецкой А-4, отрицал возможность создания ЖРД боль¬шой тяги? Почему, почему, почему...
Популярная 10 лет назад версия о «ко¬мандно-административной системе» — прямо-таки, средоточении всех зол —
КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ ТОРЖЕСТВУЕТ. Это же надо видеть: седые, с лицами, обожженны¬ми пустынными ветрами и парами азотной кислоты, люди, которым уже трудно наде¬вать государственные награды, ибо годы берут свое, а орденов хватит на две груди, творцы советской — и мировой — космо¬навтики, создатели ракетного меча стра-ны... чуть не хватают друг друга за грудки, до хрипоты, до предынфарктного состоя¬ния отстаивая свой взгляд на «отдельные моменты» нашей истории.
Я много моложе, но тоже небеспристра¬стен в этом споре (см. «ТМ», № 7 за 1999 г). И поэтому не буду сейчас в очередной раз представлять собственную точку зрения на роль и место Королева, Глушко, Челомея, Янгеля,.. Лангемака, Клейменова, Костико¬ва, Берии и Устинова, наконец, в истории на¬шего ракетостроения — разве что по ходу дела. Нет, речь пойдет совершенно о другом.
Давно и неоднократно было сказано, что в науке и технике прошло время одиночек, что новые элементарные частицы открыва¬ют и новые космические корабли создают не гениальные единицы, а многотысячные коллективы. Между тем, мы и сегодня гово¬рим: ракета Королева, двигатель Глушко, самолет Туполева, бомба Харитона, автомат Калашникова...
Что это, пережитки культового, «царист¬ского» сознания, отнюдь не расстрелянно¬го 9 января 1905 г., «последействие» мощ¬нейшей пропагандистской машины, пер¬сонифицировавшей командиров произ¬водства, или то и другое вместе? Не знаю — да и не важно. Важно, что такой культ личности вредит делу — и в истории космонавтики, и в самой космонавтике.
объясняет кое-что, но далеко не все. В частности, она — будь принята — не объ¬ясняет, почему же тогда первый спутник, первый человек в космосе, первая кос¬мическая орбитальная станция, и многое другое с эпитетом «первый» — наши. Ес¬ли предположить, что в одних случаях си¬стема вредила, в других — помогала, то почему — именно в этих?
БЕЗ ГНЕВА И ПРИСТРАСТИЯ? Между тем, техника сама по себе предельно конкретна, и ее создатели мыслят точны¬ми значениями килограмм и миллимет¬ров, джоулей и метров в секунду. Давно и хорошо отработаны и методики сравне¬ния — как сходных изделий, так и разных систем, решающих идентичные задачи. Более того! В классических отечествен¬ных трудах по истории техники как раз и провозглашалась необходимость поиска внутренних закономерностей процесса, если не отказа, то абстрагирования от субъективных, личностных факторов...
Но когда дело доходит до нашей авиа¬ции, космонавтики, вообще «оборонки», о трудах классиков мгновенно забывают. Ведь «носителями информации», как пра¬вило, являются фирмы-разработчики, а они совершенно не заинтересованы рас¬пространяться о своих, своего Главного или Генерального, неудачах. И дело здесь не в чьей-то злой воле, к сожалению.
Ведь за тем же Янгелем или Кузнецовым стояли и стоят тысячи, а порой, и миллионы людей. И продвижение изделия их КБ озна¬чает для них работу, а значит, — зарплату и немалые в советские времена социальные преимущества на годы, десятилетия впе¬ред. Или — отсутствие всего этого.
Только сегодня, с рассекречиванием, мы узнаем, что практически все образцы воо¬ружения в Советском Союзе создавались по конкурсам. То же относится и к пасса¬жирским самолетам, космическим аппара¬там. Но... беда в том, что побеждали в этих конкурсах далеко не всегда технические па¬раметры создаваемых изделий. Зачастую в серию и эксплуатацию шло не лучшее, а со¬зданное более авторитетным в «верхах» разработчиком. А что такое «более автори¬тетный разработчик»? Это тот, у которого больше творений принято заказчиком...
И, опять-таки, этому есть вполне реаль¬ное техническое обоснование. Заказчику не нужны «сверххарактеристики», если машина при работе постоянно ремонти¬руется. Ну а надежность, в конечном сче¬те, определяется возможностями завода-изготовителя. Лучшие же заводы, естест¬венно, закреплялись за лучшими КБ!
Не следует думать, что все описанное — наша национальная специфика. Во всем мире, в любой подобной структуре, неиз¬бежно происходило, происходит и БУДЕТ ПРОИСХОДИТЬ то же самое. Более или ме¬нее жестко, грубо, но — будет.
И Генеральный, Главный конструктор в таком процессе — чуть ли не вождь, веду¬щий свое КБ в бой не столько с неведо¬мым, сколько с конкурентами, заказчи¬ком, государственным руководством... А в бою приказы командира и его личные качества не обсуждаются!
НА БАРРИКАДАХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕ¬СКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. А как же быть с ролью Генерального или Главного конструктора как творца новой техники? Можно ли вообще расчленить творческий процесс на отдельные соста-вляющие, и сказать: вот это — история техники, это — про¬сто история, а это — социология или психология? Можно и нужно!
В ведомствен¬ных нормативных документах давно уже определена последователь¬ность разработки нового образца са¬молета, ракеты, ко¬рабля,., ткацкого станка, мягкой иг¬рушки. И вполне конкретно очерче¬но место научно-технического руко¬водителя в этом процессе. Он дол¬жен, вообще гово¬ря, решить две за¬дачи: сначала сформировать об¬щую концепцию, стратегию новой машины, представление о ней. А потом из нескольких (нескольких десятков) пред¬ложенных ему вариантов реализации вы¬брать ОДИН, наиболее полно соответст-вующий этому представлению. И все!
Разумеется, происходит описанное не одномоментно. И представление о новом образце в ходе его создания может ме¬няться, и вариант исполнения может при обсуждении родиться совершенно но¬вый, но, в конечном счете, все сводимо к тем же двум пунктам.
И в этом плане оценить деятельность того или иного Главного или Генерально¬го вполне можно — по «изделиям» его КБ. А уж методы ИХ объективной оценки от¬работаны!
«ЧеКа ЗРЯ НЕ САЖАЕТ?»... Давайте попробуем взглянуть на историю нашей ракетной техники, забыв, что она НАША. Что кровью и потом НАШИХ отцов политы пустыни полигонов, что НАШИ матери по ночам стояли у кульманов и монтажных стендов... К сожалению, для оценки техни¬ческого уровня ЭТО не имеет никакого значения!
Конец 20 — начало 30-х гг. Почти одно¬временно в нескольких странах, в том чис¬ле—в СССР, появляются эксперименталь¬ные ракетные двигатели, летательные ап¬параты с ними, и — организации, занимаю¬щиеся созданием новой техники, в первую очередь — для военных нужд. Да, америка¬нец Годдард вырвался далеко вперед, но на этом и успокоился, в целом же все страны шли примерно «ноздря в ноздрю».
А во второй половине 30-х картина изме¬нилась. Ракетами уже серьезно занялись не столько энтузиасты, сколько государствен¬ные военные организации, резко выросли расходы и уровень работ. Наиболее серьез¬но к делу подошли в Германии и СССР, но... результаты мы видим существенно разные. В Германии — резкий — до 25 т! — рост тя¬ги ракетных двигателей, отсюда — соответ¬ствующее наращивание стартовой массы ракет и их возможностей. В нашей стране и к середине 40-х гг. вершиной считались 1200 кг тяги... И следующий шаг был сделан ТОЛЬКО на базе трофейных немецких раз¬работок.
Естественно, встает вопрос — почему? С легкой руки журналиста Ярослава Голова¬нова создавшееся положение обосновыва¬ется «незаконными репрессиями против руководителей РНИИ и ведущих интеллек-туальных сил», но документы, даже пред¬ставляемые защитниками этой концепции, показывают: все было... наоборот!
Возьмем то самое «Заявление в партком НИИ № 3» (а не в «ЦК ВКП(б) - Ежову»), с которого сын В.П.Глушко, автор статьи А.В. Глушко, ведет отсчет репрессий в ин¬ституте. В нем есть и такие строки (орфо¬графия и пунктуация оригинала сохранены):
«Существо вопроса заключается в том, что с самого начала руководством была взята неверная установка. Вместо углуб¬ленного обсуждения вопроса в лабора¬торных условиях и использования имею¬щегося опыта уже в технике была взята установка на рост в ширь, на разбазари¬вание средств и скрытие кустарничест¬вом существенных недостатков. Этим объясняется отсутствие лабораторий в частности отсутствие крупных специали¬стов, которые могли бы вскрывать (при условии их честности) все безобразия в методе работы и направлении».
Могут возразить: где же тогда было взять специалистов-ракетчиков? Или А.Г. Кости¬ков, окончивший Военно-воздушную инже¬нерную академию им. Н.Е. Жуковского как раз по такой специальности (первым!), имел в виду себя? Нет, «я поставил этот во¬прос на Партгруппе и <мы> потребовали через Партком создания специального тех¬нического совета для обсуждения этого во¬проса с приглашением специалистов (Вет-чинкина, Стечкина и Вентцель)». Напомню, что Ветчинкин и Стечкин — выдающиеся механики и газодинамики, а учебник Вент-целя по теории вероятности знают все сту-денты-«технари»!
Людям моего поколения, выросшим на рассказах об энтузиастах, забывших о ноч¬ном сне и ежегодном отпуске в едином по¬рыве создания ракет и космических кораб¬лей, больно читать следующие строки:
«...опытный динамометр, с общим коли¬чеством необходимых часов для его произ¬водства 70-80 часов изготовлялся:
Сдан в производство 27.10.35 г., полу¬чен с браком 1.IX.36 г.
Испытат<ельный> станок лаборатории сдан 27.10.35г, получен 1.6.1936г.
Топливные баки для лаборатории сданы 20.11.1936 г., до сих пор не изготовлены.
Образец ракетного двигателя объект 205 сдан 20.11.1936, запланирован был к испытанию 1.4.1936 г., получен с производства 1.6.36 г.».
Костиков объяснял это тем, что «все ра¬боты проводимые по двигателям на жидком топливе носят сугубо экспериментальный характер. Для быстрого решения отдель¬ных вопросов, необходима самая тесная связь инженера, конструктора, станка и ис¬пытательной лаборатории. Нужна система принятая буквально во всех научно-иссле-доват<ельских> Институтах. Мы просили для проведения экспериментальных работ выделить максимум 4 станка, которые должны обслуживать эти работы и стать на единственно правильный путь. Эта точка зрения категорически отметалась со сторо¬ны КЛЕЙМЕНОВА, ЛАНГЕМАКА и НАДЕЖИ-НА. Все время существовала принятая им система. Это проектирование, изготовле¬ние чертежей, сдача в производство, а за¬тем изготовление заказа в течении такого длительного срока, что он терял всякую на¬учную ценность так как за это время удава¬лось получить самым кустарным способом сведения, которые сводили к нулю заказ».
Теперь поставьте себя на место мало-мальски ответственного руководителя. В институте, создающем принципиально но¬вое, во многом — непонятное оружие, та¬кая вот «веселая» картина. Причем содер¬жание «Заявления», к сожалению, блестя¬ще подтвердилось. Ваши действия? Пол¬ная замена руководства института — как минимум, разве не логично? А если вспом¬нить, что на Лангемака и Клейменова уже имелись материалы в «деле» Бухарина...
ОГЛЯНЕМСЯ ВОКРУГ. Конечно, на са¬мом деле все было сложнее. Лаборатор¬ный, исследовательский подход, за кото¬рый ратовал Костиков (и не он один), требо¬вал и требует приоритетного развития при¬боростроения, создания испытательных стендов — ведь эффективность экспери¬мента зависит, в частности, от того, какие в нем используются измерительные прибо¬ры. Спрашивается, о какой результативно¬сти исследований можно говорить, если еще и в 1942-м температуру камеры сгора¬ния двигателя ракетного истребителя БИ-1 определяли... рукой, на ощупь?!
Ракетный двигатель — сегодняшняя вер¬шина машиностроения вообще. Просто не существует технических устройств, в кото¬рых выделялась бы столь же чудовищная мощность в столь же крохотных размерах, а сами они при этом оставались бы целыми — атомные бомбы, как известно, испаряются.
Очевидно, что сделать такое устройст¬во можно только с предельно точным ис¬полнением всех деталей и сборок, опира¬ясь на высочайшую культуру производст¬ва. ОТКУДА она в нашей стране в 30-х? Как получить высшую точность на стан¬ках, собранных Королевым для ГИРДа «с бору по сосенке»?
Отсюда в совершенно новом свете предстает значение «немецкого насле¬дия» — собственно, для самих ракетчиков или самолетчиков, в отличие от историков и журналистов, оно давно известно. Глав¬ным трофеем стали не два десятка ракет А-4, которые удалось собрать из найден¬ных комплектов деталей, а ОТРАСЛЬ — культура производства, замечательные приборы, высокоточные станки (нам са¬мим все это еще только предстояло соз¬дать), и опирающийся на все это очень не¬плохой научный задел, выражающийся в глубоком понимании происходящих в кон¬струкции ракеты и двигателя процессов.
Следует отметить, что сами немцы очень многое недоделали, и не потому, что не успели. Теоретиками русский на¬род не обижен, и многое из начатого в Пе-немюнде закономерно продолжалось и творчески развивалось в Подлипках. И вот именно здесь мы вправе говорить о гениальности С.П. Королева.
Дебаты вокруг методов создания новой техники он, конечно, отлично помнил. И, не¬смотря на личную неприязнь к Костикову (см. статью Л.Смирнова «Гром» после побе¬ды создавался» в «ТМ», № 4 за 1999 г.), не мог не понимать, что, по большому счету, стратегически тот прав. Да только никакие самые лучшие стенды не убедят государст¬венное и военное руководство, что средст¬ва, и огромные, выделены не зря, так, как одна, пусть не самая совершенная, но ус¬пешно летающая, ракета. Времени на пос¬ледовательное создание сначала экспери-ментальной базы, а потом эффективных бо¬евых и космических машин не было: нужно было отводить от «виска» страны совер¬шенно недвусмысленно приставленный к нему «пистолет», теперь уже ядерный.
И Королев понял, что трофейной при¬кладной «науки» на первое время хватит. Потом, когда отрасль немножко оперит¬ся, будет постепенно развиваться свое приборостроение, появятся уникальные испытательные стенды, сеть ведомст¬венных НИИ, а первые шаги можно сде¬лать на том, что есть!
И принцип «делаем, пускаем, смот¬рим — почему взорвалось» на четверть века стал основным в нашей ракетно-ко¬смической отрасли. На его «счету» такие триумфы, как сверхнадежная, самая мас¬совая в мире, «семерка», и такие прова¬лы, как сверхтяжелая Н1.
Это был провал не конструкторского ге¬ния и не государственной системы — мето¬да организации работ. Другой вопрос, поче¬му хороший, на определенном этапе, метод не был своевременно заменен?
Урок Н1 привел к тому, что победила... точка зрения Костикова. Из 13 миллиардов еще тех, советских, рублей, в которые обошлась программа «Энергия» — «Бу¬ран», львиная доля ушла на уникальную приборно-стендовую базу. Из почти трех десятков полных комплектов деталей «Бу¬рана», изготовленных заводами, большая часть ушла на всевозможные стенды, од¬них только полноразмерных, для отработки систем ориентации и управления, было со¬здано три.., Генеральный конструктор сис¬темы, академик Валентин Петрович Глушко умел учиться на чужих ошибках, а свои, не признавая их в слух, исправлял, проявляя все те качества, что заслуженно поставили его, в конце концов, на вершину советской ракетно-космической иерархии.
С ДРУГОЙ СТОРОНЫ. Последствия не¬удачи с Н1 для нашей космонавтики оказа¬лись катастрофичны в другом: в космиче¬ской гонке мы оказались в положении дого¬няющего как раз в тот момент, когда, нако¬нец, появились объективные, не научные уже, не экономические, а ТЕХНИЧЕСКИЕ предпосылки для нового рывка! Только вот реализовывать их оказалось некому: люди, те самые кадры, которые решают все, утра¬тили тот наступательный порыв, который позволил раньше творить чудеса на куда более слабой материальной базе.
Как вы думаете, из каких соображений выбирается численность экипажа самоле¬та, космического корабля, подводной лод¬ки? Нет, верхняя граница — здесь понятно, а нижняя? Очень просто: известно, какой ин-формационный поток может при конкрет¬ных условиях «переварить» один человек, и — какой нужно обрабатывать при управ¬лении конкретным «Союзом» или «Лирой»; вторая цифра делится на первую, получен-ный результат округляется до ближайшего большего целого числа... То есть человек, экипаж здесь — звено технической систе¬мы, контура управления!
Почему бы не применить этот подход к анализу истории техники? Ее, технику, создают люди. Достаточно хорошо из¬вестно, какая работа в каких условиях лучше идет. Вывод, казалось бы, ясен — так давайте посмотрим на историю раке¬тостроения с этой стороны.
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР. Любое но¬вое дело всегда начинают самоотвержен¬ные энтузиасты, изобретатели, которых всегда очень мало. Чем интенсивнее раз¬вивается новое направление, тем быст¬рее в него приходят люди, менее увлечен¬ные, и наконец — те, которым, в общем, все равно где работать. Без них не обой¬дешься — в самом деле, хороший свар¬щик или слесарь-инструментальщик ну¬жен не только на ракетном заводе. Но им нужно уже регулярно платить зарплату, желательно — выше, чем в среднем по промышленности. Или — постоянно под¬держивать в них убеждение в особой важ¬ности, престижности, приоритетности предприятия, на котором они трудятся...
Полетевшая — пусть не совсем удачно — ракета сразу решает обе задачи. А вот десятки, сотни часов, отработанных аг¬регатом на испытательном стенде, куда менее эффектны.
Здесь мы вступаем на зыбкую почву, со¬ставленную из понятий «морально-психо¬логический климат», «дух», «душа», наконец. В космонавтике, как и в любом ДЕЙСТВИ¬ТЕЛЬНО НОВОМ деле, это — материальная сила, которую, порой, можно выразить и в рублях! Ибо даже самый равнодушный и меркантильный человек способен ради вы¬сшей цели, святой идеи, совершить трудо¬вой подвиг. Но как же трудно убедить его в высоте цели и святости идеи!..
Так вот, Королеву это удалось. Тем, кто возглавил отрасль — не номинально, а фактически — после него, — нет. Но мог¬ли ли они сделать это в изменившихся внешних условиях? Вопрос, нуждающий¬ся, мягко говоря, в дополнительном изу¬чении. А можно ли было «зажигать» кон¬структоров и сборщиков, программистов и испытателей на создание «Бурана» те¬ми же методами, что и при разработке «Востока»? Что-то сомнительно...
В 70-х наша космонавтика могла совер¬шить следующий шаг, по значению сравни¬мый с запусками первого спутника и перво¬го человека. Могла, потому что опиралась на СОБСТВЕННУЮ мощнейшую научную базу, а работали в ней люди, либо с уни¬кальным опытом и квалификацией, либо уже с детства впитавшие культуру общения с техникой, сложной и новой. Могла...
Этому помешали, конечно, внешние ус¬ловия, в частности — новый виток глобаль¬ной конфронтации, а космические и меж¬континентальные баллистические ракеты делались в соседних цехах. Но, думается, важнее другое — в руководстве отрасли не нашлось человека, способного распоз¬нать, что из прошлого опыта мешает дви¬жению вперед, и СОЗДАТЬ НОВОЕ, СЛО¬МАВ УСТАРЕВШЕЕ... Впрочем, тогда его не нашлось и в руководстве страны.
Программа сверхтяжелой ракеты Н1 была далеко не первой, прекращенной на очень высоком уровне готовности, но до получения практического результата — однако крупнейшей из таких. И пусть чис¬то технически к ней «есть вопросы» — для кадрового потенциала космонавтики это стало шоком, от последствий которого она частично оправилась только через 15 лет.
«ЖЕЛЕЗО» ПОЛИТИКОЙ НЕ ЗАНИМА¬ЕТСЯ! О скрытой и, зачастую, непонятной неспециалистам истории нашей космо¬навтики можно говорить еще очень долго, и разговор, безусловно, будет продол¬жен. Продолжится и бесконечный спор о вкладе в нее тех или иных людей, как про¬славленных, так и забытых.
Но читая эти строки, эмоциональные или беспристрастные, помните: жизнь сложна. Сегодня мы зачастую открещива¬емся от поступков, которыми гордились вчера, — и в страшном сне не приснится, что сделаем завтра... Имеем ли мы право сегодня, с позиций сегодняшних — дале¬ко не бесспорных — ценностей, судить людей, живших и творивших теперь уже более полувека назад?
Имеем — но только по объективным кри¬териям, неизменным в веках. История — политизированная наука, а в политику игра¬ют люди. «Железо» политикой не занимает¬ся, давайте верить только ему!
Серей Александров, инженер (Техника-Молодежи 7/2000)
>>"Tаких, как Костиков давить надо" (с) С.П.Королев
сложно ожидать от человека, севшего на семь лет и бывшего на грани смерти добрых и справедливых чувств к Костикову. А вот Костикова тоже посадили в 1944 г., а по чьему доносу/просьбе/экспертному заключению?
Марат