С того дня прошло ровно 60 лет, однако «инцидент в Майнила» не был забыт. На протяжении долгого времени он использовался официальной советской историей для оправдания нападения на суверенную страну и как доказательство агрессивных намерений противника. Правда, к концу 70-х годов упоминать о нем постепенно перестали, более того, в статье про советско-финскую войну из последнего издания «Большой Советской Энциклопедии» описание начала боевых действий изложено столь дипломатично, что в нем можно усмотреть признание ответственности СССР за начало войны.
Но в последние годы события в Майнила вновь начали привлекать внимание историков, теперь уже с диаметрально противоположными целями — доказать что либо Советский Союз сам устроил провокацию, сопровождавшуюся гибелью своих солдат. Впрочем, по другой версии никакого обстрела не было вовсе, а вся история высосана из пальца чтобы найти повод к войне.
Действительно, сообщая о погибших в результате инцидента, руководство СССР, скорее всего, дезинформировало мировую общественность. Изучив советские архивы, историк Павел Аптекарь выяснил, что в период с 25 по 28 ноября численность расположенного в районе Майнила 68-го полка 70-й стрелковой дивизии 19-го стрелкового корпуса не изменилась и составляла 3041 человек (из них 932 кадровых, остальные — призванные из запаса). Таким образом, гибель советских солдат во время инцидента архивными документами вроде бы не подтверждается — хотя в принципе у границы в этот момент могли находиться не только пехотинцы 70-й дивизии, но и пограничники, а также артиллеристы или саперы, в том числе из частей корпусного и армейского подчинения.
С самим обстрелом дело обстоит несколько сложнее. Материалы финского расследования были опубликованы в Финляндии достаточно давно. Недавно выдержки из них появились и в отечественных публикациях [1], поэтому отечественные историки новой эпохи ссылаются и на них.
Тем не менее, при изучении материалов финского расследования создается впечатление, что за прошедшие с тех пор 60 лет никто так и не удосужился прочитать их повнимательнее!
В ночь на 27 ноября финское пограничное командование на Карельском перешейке сообщило в ставку Маннергейма об инциденте следующим образом:
«В промежутке между 14:30 и 15:00 был слышен выстрел небольшого орудия с русской стороны. У деревни Майнила замечен разрыв снаряда» [2].
На следующий день после инцидента, 27 ноября 1939 года, начальник финской пограничной службы Карельского перешейка подполковник К.Инкала провел дополнительное расследование инцидента. Были допрошены три свидетеля — два пограничника 4-й роты погранохраны и один рядовой из 1-го егерского батальона, дислоцированного в деревне Яппинен (ныне — Симагино).
Все три опрошенных в момент инцидента находились с трех сторон майнильского «языка» — в углах своеобразного треугольника, вершиной которой служит автодорожный мост у деревни Яппинен, а противоположное основание проходит через деревню Майнила на советской стороне. В ходе расследования оба пограничника утверждали, что в 14:45 по финскому времени слышали на советской стороне два орудийных выстрела, а 20 секунд спустя — разрывы снарядов. Спустя некоторое время снова послышался выстрел, а за ним — разрыв.
Правда, по мнению одного из пограничников, находившегося в районе автодорожного моста, стреляли не из пушки, а из миномета. Кроме того, он заявил, что между первым и вторым выстрелом прошло всего 20 секунд.
Второй пограничник находился в дозоре на берегу реки Сестры, восточнее Яппинен и к северу от Майнилы. Он утверждал, что все три разрыва слышались с примерно одинаковыми интервалами в три минуты, а некоторое время спустя он услышал звуки еще нескольких разрывов. Оба пограничника заявили, что выстрелы слышались юго-востока, с советской территории.
Третий свидетель был опрошен у себя в батальоне. Он говорил всего лишь об одном орудийном выстреле, причем произошедшем в районе 15 часов. За этим выстрелом якобы последовало несколько винтовочных. Этот шюцкоровец не указал направления на выстрел.
Зато он был единственным, кто своими глазами наблюдал разрыв снаряда — поскольку находился у самой границы, всего в километре от места происшествия. Затем он наблюдал, как для осмотра воронки прибыло несколько русских солдат, которые ничего не забирали и не поднимали с земли. Он тоже утверждал, что разрыв произошел через 20 секунд после выстрела.
То, что все трое свидетелей находившихся с трех разных сторон от места разрыва и на разных расстояниях (от 1 до 2,5 километров), назвали одно и то же время (20 секунд), прошедшее между выстрелом и разрывом, выглядит несколько странно. Но даже эта странность меркнет перед глобальной неувязкой, на которую доселе не обратил внимание ни один из исследователей.
Как мы видим, несмотря на утверждения Маннергейма и Ирье-Коскинена, никакого «расчета скорости распространения звука от семи выстрелов» и прочих триангуляционных вычислений не проводилось. Основанием для утверждений о том, что стрельба велась с советской стороны, стало только мнение свидетелей происшествия.
Более того, все три свидетеля показали, что слышали звук выстрела до звука разрыва, а не после него. Между тем, скорость артиллерийского снаряда (в среднем 500 м/сек) значительно выше скорости звука (300 м/сек). Следовательно, для того чтобы услышать выстрел раньше разрыва, надо находиться к месту выстрела заметно ближе, чем к месту разрыва — либо стоять близко к линии выстрела и позади орудия. Наибольшим интервал между выстрелом и разрывом будет в том случае, если наблюдатель будет стоять совсем рядом с пушкой. Но поскольку все три финна находились рядом с границей, остается предположить, что снаряды летели у них из-за спин.
Но даже в этом случае интервал между звуком выстрела и звуком разрыва никак не сможет составить 20 секунд. Правда, остается еще вероятность минометного обстрела — скорость мины примерно равна скорости звука, а с учетом крутой навесной траектории может оказаться и меньше. Однако выстрел из миномета слишком тих, чтобы услышать его на большом расстоянии — между тем пограничник, предположивший, что стреляли именно из миномета, находился от места разрыва в двух с половиной километрах.
Отсюда следует предположить, что все три свидетеля ошиблись, и реальный интервал между выстрелом и разрывом был гораздо меньше 20 секунд. Однако даже видевший разрыв снаряда своими глазами егерь утверждал, что выстрел все-таки был услышан им раньше. То есть предположение о том, что орудие (или миномет) могло располагаться напротив наблюдателей, то есть на советской территории, где-то юго-восточнее Майнила, отпадает однозначно — при любом из вариантов его расположения —а их не так уж и много — звук выстрела дошел бы до всех наблюдателей много позже разрыва. Либо (в случае стрельбы из миномета) практически слился бы с ним.
Таким образом, для объяснения произошедшего остается одна-единственная непротиворечивая версия: выстрел действительно был произведен с финской территории, из точки, находившейся к северо-западу от Майнила, «за спиной» у свидетелей и ближе к ним, чем к месту разрыва. Если предположить, что стреляли все-таки из миномета и миномет этот размещался в районе деревни Яппинен, позади моста и совсем рядом с границей, то до стоявшего у моста пограничника (того самого, что говорил про миномет) звук взрыва действительно может дойти секунд через 15 после звука выстрела. Для наблюдателей, находившихся по обе стороны от места взрыва этот интервал составил бы от 5 до 8 секунд.
Надо заметить, что упомянутое выше утверждение Маннергейма о том, что в пределах 2 километров от советско-финской границы не было вообще никакой финской артиллерии, тоже выглядит весьма сомнительно. Вряд ли финская армия оставила бы полосу предполья совсем без артиллерийского прикрытия. Что же касается минометов, то они вообще входят в штатное вооружение батальона. Также трудно представить, что в районе трех часов по местному времени вся расположенная у границы финская армия целиком находилась на богослужении. Во всяком случае, опрошенные при расследовании происшествия финские солдаты в момент выстрелов находились не в церкви, а в дозоре. Более того, согласно некоторым источникам, одна из финских полевых батарей располагалась именно на кордоне Яппинен. По крайней мере, именно отсюда утром 30 ноября финская артиллерия вела огонь по наступающим советским частям.
Итак, судя по документам, выстрелы под Майнила все-таки были и стреляли действительно финны. Вряд ли это была сознательная провокация, как то утверждала советская пропаганда. Скорее всего, имел место просто случайный выстрел (например, при изучении егерями пехотного миномета) — событие, отнюдь не являющееся в армии чем-то экстраординарным. Да и вообще психология человека на войне такова, что при сосредоточении лицом к лицу двух армий, готовящихся в скором времени друг в друга стрелять, весьма часто кто-то начинает это делать и без приказа.
Правда, финские историки указывают на еще одну загадку, связанную с инцидентом — даже командование дислоцированного в этом районе 19-го стрелкового корпуса узнало о происшествии только в девять часов вечера, да и то из сообщения Москвы. Существуют также сведения о повышенной активности в этом районе сотрудников ленинградского Управления НКВД. В дневниках А.А Жданова были найдены относящиеся ко второй половине ноября 1939 года черновые записи, содержание которых может быть расценено как план готовящейся провокации с целью найти повод для войны. Кроме того, в литературе последних лет мелькали сведения об испытаниях сотрудниками НКВД «нового секретного оружия», проводившемся как раз в этом районе и в это самое время. Однако, источник последних сведений — историк и автор нескольких популярных книг о «белых пятнах XX века» Игорь Бунич — уже неоднократно был уличен в искажении фактов с целью придания им большей сенсационности.
Прочие же свидетельства, как это часто бывает, суммируясь вместе, дают весьма правдоподобное объяснение произошедшему. Судя по всему, управление НКВД Ленинградской области действительно получило распоряжение — «найти» повод к войне. Выполнением этого приказа чекисты и занимались — именно поэтому сообщение об инциденте пришло в Москву по каналам погранвойск (сиречь НКВД), а не по линии Наркомата обороны. Этим вполне объясняется удивляющее многих историков неведение военного руководства ЛВО и даже командования 19-го стрелкового корпуса, узнавших о происшествии лишь из сообщения московского радио от 21:00.
А царившая на границе напряженность гарантировала, что повод найдется очень быстро и без всякой специальной организации. Подобные «инциденты» здесь случались уже не раз — например, 15 октября 1939 года, как раз у Майнила с финской стороны была обстреляна из пулемета легковая машина. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что это был автомобиль... финской правительственной делегации, возвращавшейся с очередного раунда переговоров в Москве. Но тогда повода к войне еще не требовалось, поэтому инцидент остался без последствии.
Более того, и последующие дни на советско-финской границе имело место как минимум еще два инцидента со стрельбой. Вечером 28 ноября командующий войсками Ленинградского военного округа К.А. Мерецков доложил, что:
«...В 17 часов 19 минут 28.ХI.1939 года, в районе перешейка между полуостровами Рыбачий и Средний группа финских солдат — 5 человек, заметив наш наряд, двигавшийся вдоль границы, обстреляла его, пытаясь захватить. Наш наряд начал отход, действиями подошедшей группы с нашей стороны, финны были отброшены на свою территорию. При преследовании взяты в плен 3 солдата, остальные ушли в глубь своей территории. С нашей стороны потерь нет».
Буквально через несколько часов это сообщение в практически неизмененном виде было передано по каналам ТАСС, а 30 ноября появилось в газете «Известия». В той же заметке газета сообщала, что 28 ноября в Видлицком районе (северо-западнее Ладоги) с стороны Кясняселькя в сторону советской территории было произведено два орудийных выстрела, а вслед за этим небольшие группы финнов пытались перейти границу, но были встречены оружейным огнем и отступили.
Относительно первого инцидента финская сторона дает прямо противоположное объяснение — не финские, а советские пограничники нарушили линию границы, захватили в плен трех финнов и разграбили караульное помещение [3]. Не исключено, что так оно и было — даже из сообщения Мерецкова не ясно, на чьей стороне были захвачены пленные. И определить, кто в этой ситуации первым пересек границу, теперь уже не представляется возможным.
Гораздо более интересным является второй случай. Уже к концу 1980-х годов в Финляндии появилось довольно много исследований и воспоминаний о деятельности финской разведки против Советского Союза. Автор одной из таких работ, Раймо Хеисканен сообщает, что как раз в этот день в районе Видлицы на территорию Финляндии должна была выйти разведгруппа, направленная в Россию Сортавальским отделением финской армейской разведывательной службы. Из-за большого скопления войск группе не удалось пересечь границу в заданной точке, и она была вынуждена сделать это севернее, в районе Кясняселькя.
Таким образом, существует по крайней мере один подтвержденный факт вооруженного нарушения финнами советской границы. Однако после 26 ноября он уже мало кого интересовал — повод к войне был найден раньше...
Резонно задать вопрос: а имеет ли сегодня какое-то значение сторона, с которой прозвучали выстрелы у Майнила? Ведь приказ о наступлении (правда, без указания сроков) был отдан советским войскам еще 23 ноября, за три дня до инцидента. А само наступление спланировано гораздо ранее — чего советская историческая литература, между прочим, никогда не скрывала (кстати, это служит наглядным опровержением тезиса историков «ревизионистов» вроде В.Суворова о «сокрытии» планов превентивного нападения СССР на Германию).
Однако жизнь постоянно заставляет нас осознавать, что формальные, «пропагандистские» причины тех или иных событий играют в истории куда более значительную роль, чем это может показаться при логическом анализе событий. Для человеческой психологии до сих пор ярлык значит гораздо больше, чем факт, на который он наклеен. Предполагаемое участие в финляндской революции 1918 года нескольких десятков русских большевиков до сих пор дает официальной историографии Финляндии называть эту войну «освободительной» или «войной за независимость». И хотя победу «белой» стороне в значительной степени обеспечила тогда высадка войск кайзеровской Германии, последнее никем в Финляндии угрозой для независимости не объявлялось.
Да и сама «Зимняя война» немногим более года спустя послужила официальным поводом для вступления демократической Финляндии во Вторую мировую войну на стороне гитлеровской Германии. И хотя в ходе боевых действий финны совершенно официально присоединили к себе территорию советской Восточной Карелии (так называемые провинции Аунус и Виена), в Финляндии участие бок о бок с нацистами в куда более кровопролитной (в том числе и для этой маленькой страны) войне и теперь не воспринимается как предосудительное деяние — ведь «русские напали первыми».
1. В первую очередь надо назвать сборник: «Принимай нас, Суоми-красавица. “Освободительный” поход в Финляндию 1939–1940 гг.» (СП6, 1999). Большинство материалов финской стороны, использованных в настоящей статье, взяты из этого сборника, где они даны в переводе Е.Балашова.
2. Цит. по: В.Н. Барышников, ук. соч.
3. В.Н.Барышников в указанной работе дает ссылку на документ из финского военного архива, датированный 29 ноября 1939 года.
(Гончаров В. Кто же стрелял в Майнила? // Генеральный штаб в предвоенные годы. М., 2005. С.526–531.)
а постили еще примеры финских прогулок на советскую территорию
из архивов даже с убийствами мирных жителей.
По которым проводилось разбирательства и даже выплата компенсаций финской стороной.
Только по поиску найти не могу.