От bankir
К А.Никольский
Дата 28.11.2001 19:43:50
Рубрики WWII; Армия;

Ре: Бороться с...

Во времена оны, в бытность свою на економфаке МГУ, наш герой отличился даже на обшем фоне взяткодательства. По воспоминаниям очевидцев, он был чуть ли не единственным парторгом на которого собирались заводить уголовное дело. Впрочем, если завели бы, он бы достиг еше больших высот в перестройку как пострадавший от кровавых сталинистов... Прорабы перестройки, 2,718беныть

П.С. ИМХО у подонков нет национальности, так что реверансы в сторону ее, право слово, излишни..

С уважением
От А.Никольский
К bankir (28.11.2001 19:43:50)
Дата 28.11.2001 20:57:13

Ветераны общественных наук вспоминают, как он ходил с корзинкой

>Во времена оны, в бытность свою на економфаке МГУ, наш герой отличился даже на обшем фоне взяткодательства. По воспоминаниям очевидцев, он был чуть ли не единственным парторгом на которого собирались заводить уголовное дело. Впрочем, если завели бы, он бы достиг еше больших высот в перестройку как пострадавший от кровавых сталинистов... Прорабы перестройки, 2,718беныть

>П.С. ИМХО у подонков нет национальности, так что реверансы в сторону ее, право слово, излишни..
++++++
В которой всегда позвякивало множество бутылок коньяка. Впрочем, были дяди и покруче в смысле корупции в общественных науках - типа Аганбегяна. По словам Коржакова, именно через свой богатый коньяком погребок на даче Гаврила Харитоныч и проложил путь к сердцу Ельцина.
А национальность, согласен с Вами, тут не причем, как и в прочих случаях.
С уважением, А.Никольский

>С уважением
От Pout
К А.Никольский (28.11.2001 20:57:13)
Дата 29.11.2001 09:34:03

Re: Ветераны общественных...


>>Во времена оны, в бытность свою на економфаке МГУ, наш герой отличился даже на обшем фоне взяткодательства. По воспоминаниям очевидцев, он был чуть ли не единственным парторгом на которого собирались заводить уголовное дело. Впрочем, если завели бы, он бы достиг еше больших высот в перестройку как пострадавший от кровавых сталинистов... Прорабы перестройки, 2,718беныть
>

>++++++
>В которой всегда позвякивало множество бутылок коньяка. Впрочем, были дяди и покруче в смысле корупции в общественных науках - типа Аганбегяна. По словам Коржакова, именно через свой богатый коньяком погребок на даче Гаврила Харитоныч и проложил путь к сердцу Ельцина.


Я с им знался три года, когда мы оба были депутатами Моссовета.Он правда ПРедседателем. Одно из прозвищ в период 91-92 - ГХЧП. Гавриил вытребовал себе тогда спецполномочий у БНЕ, Н раз подавал в отставки,говорят, катался по ковру в прихожей БНЕ (разве что не жевал его, как АГ в народных анекдотах фаш.Германии). Визг такой характерный в интонациях.

К числу достоинств ГХЧП относится умение вот именно в _трех_пассажах так излагать три мысли, что профанам вроде становится чего-то ясно. Оратор херовый, но риторика хорошая. Деятель тот еще. Спец по адм.управлению, разгроимл в знаменитой статье по романе Бека "Новое назачение"о сталинских наркомах в 1987 "административную систему". С этой статьи есть пошла перестройка. Статья есть на сайте ТРИЗ. Как дошло до дела,ничего в практике управления Москвой
кроме карточек и тупой адм.схемы у него почему то не получилось.


с уважением

>А национальность, согласен с Вами, тут не причем, как и в прочих случаях.
>С уважением, А.Никольский

>>С уважением
От Pout
К Pout (29.11.2001 09:34:03)
Дата 29.11.2001 20:59:26

Статья про Административную систему

книга Бека
http://www.lib.ru/PROZA/BEK/assignm.txt
========
http://sigmac.dp.ua/user/TRIZ.nsf/pages/L0000105

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЭКОНОМИСТА (О РОМАНЕ АЛЕКСАНДРА БЕКА "НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ").
/
(с) Попов Г.
Журнал "Наука и Жизнь" № 4 за 1987 год. Стр. 54 - 65 .
============
Роман Александра Бека "Новое назначение" был написав в начале 60-х годов, но до читателя дошел только сейчас. События тридцатилетней давности: упразднение министерств, создание совнархозов, связанный с этим перевод одного из руководителей Совета Министров СССР на работу послом - показались мне (как и автору предисловия к роману Григорию Бакланову) прямо относящимися к проблемам вашей перестройки. Январский (1987 г.) Пленум ЦК КПСС еще больше укрепил это мое убеждение, и я попытаюсь поделиться мыслями о том, что непосредственно касается меня как экономиста, занимающегося проблемами управления общественным производством.
1. АДМИНИСТРАТИВНАЯ СИСТЕМА
Литературный герой романа - Александр Леонтьевич Онисимов - лицо вымышленное. Он работает председателем созданного воображением писателя Государственного Комитета по делам металлургии и топлива в Совете Министров СССР, ведающего группой министерств тяжелой промышленности. Но рядом с Онисимовым живут и действуют в основном не вымышленные лица, а руководители тех лет - Орджоникидзе, Тевосян, Сталин, Берия. События романа, по признанию самого писателя, в своей основе документальны, основаны на записях их современников. Но как и всякое подлинное произведение искусства, роман перерастает в типический анализ типических явлений. Поэтому он стал событием и нашей управленческой науки.
Год назад в статье "Управлению экономикой - экономические методы" (см. "Наука и жизнь" №№ 2 - 3, 1986 г.) я рассматривал проблемы комплексного, системного применения экономических методов в управлении и лишь отчасти касался системы администрирования.
Со страниц романа в живой, наглядной, осязаемой форме перед нами встает механизм управления, основанный преимущественно на административных методах, - Административная Система. Попытаюсь, оставаясь полностью в пределах материала романа, показать, чем она характеры.
В основе этой системы - централизация решений и пунктуальное, неукоснительное, беззаветное исполнение директив Верха и особенно лично Сталина - Хозяина. Не щадя себя, интенсифицируя прежде всего свою личную работу, Онисимов "держит аппарат в напряжении". День и ночь для значительной части высших служащих ничем не отличаются. Совещания в 12, час, а то и в два часа ночи - обычное явление.
Добиваясь выполнения директивных заданий, Онисимов говорит резкости, отчитывает, бьет наотмашь, подхлестывает - и наедине, и публично. Но те, на кого он обрушивается, воспринимают все это как должное. Это - правило, обычный порядок.
Онисимова самого тоже проверяют, подхлестывают, контролируют. Тевосян - давний друг Онисимова. Но это не означает, что Онисимов может рассчитывать на малейшую поблажку. Зная Онисимова, Тевосян, тем не менее, ежемесячно устраивает ему форменные допросы-проверки. Как всегда, тот безупречен, но в следующем месяце все повторится.
Официальность - основа административного процесса. Официальность отстраняет любые, не относящиеся к делу разговоры и взаимоотношения. Жестко накрахмаленный, всегда белый воротничок Онисимова ежесекундно напоминает, что перед вами человек дела, звено механизма, а не Александр Леонтьевич.
Вот как руководит Онисимов-нарком подчиненными. Регулярный отчет начальника главка. Сначала о состоянии дел в целом по главку. Порядок. Теперь - по цехам, по печам. Затем - по станам. Почему отстают отдельные цехи и печи? Начальник главка не готов к детализации ответов: "Я не знаю, у меня нет сведений". Онисимов: "Что же вы тут делаете? Для чего вы тут сидите? За что вам выдают зарплату?" Отчет продолжается. Как идет реконструкция трубного завода? Укладываетесь в график? Есть сбои? Какие? Покажите график! И так деталь за деталью.
А вот отчет самого Онисимова - тогда начальника танкового главка - перед Сталиным, перед Политбюро. Ему не надо прибегать к записной книжке. Он характеризует положение дел на том или ином заводе, даже в цехе. Приводит результаты испытаний в лабораториях и на полигонах. На память называет цифры. Анализирует трудности. Онисимов докладывает прямо, не выгораживая себя. Сталин тоже не нуждается в записной книжке. Он не интересуется успехами. Об уже завоеванном, сделанном - ни слова, ни минуты на это. Трудовые заслуги остались даже неупомянутыми. Сталин сверлит только больные места танкостроения: крепление гусеничного башмака, масляный дифференциал, коробка скоростей, серый чугун. Сталин обнажает слабость за слабостью.
Такие же жесткие отношения не только по вертикали, но и по горизонтали. Вот нарком танков Онисимов говорит с исполняющим обязанности наркома металла, своим давним другом и соседом по дому. Приводит данные анализов, результатов испытаний, снимки шлифов, акты, протоколы. Доказывает: танковый наркомат не получает сталь нужного качества. И здесь беспощадность, ничего личного, никаких уступок. Мы делаем государственное дело и обязаны его сделать. Страна, Сталин требуют сотен и сотен танков, лучших, чем немецкие. А для этого, считает Онисимов, надо выработать лучшую - по мировым стандартам - технологию. Разработать детальные инструкции, дать конкретные задания. А затем заставить всех подчиненных беспрекословно, точно, строго соблюдать все детали директив, все буквы инструкций. Надо постоянно, неукоснительно всех контролировать, ловить малейшие промахи, чтобы они не переросли в провалы, подавлять отклонение в зародыше. Вот почему так кричит нарком на мастера в цехе по поводу корочки при разливе стали: эта корочка вписана в инструкцию, без нее качество металла ухудшится.
Культура в работе, технологическая грамотность, четкость в каждой мелочи - вот стиль руководства отраслью. За эту тщательность Орджоникидзе называл Онисимова "немцем". И сам Онисимов воспитывал подчиненных в духе строжайшего контроля технологии и качества.
Особое напряжение возникает в Административной Системе, если задание идет от самого Хозяина. Когда Онисимов получал задание Сталина, он неизменно обретал "белое каление". Стягивал силы аппарата, проектных центров, науки. Он "готовил вопрос". Он лично все просчитывал и выверял, доводил предложения до блеска деловитости.
Правдивость - обязательное звено Административной Системы. Когда в годы войны возникла опасность срыва в выпуске металла, Онисимов лично - никому не поручая и ни за кого не прячась - докладывает об этом в Госкомитет обороны. Он знает, чего может стоить ему этот доклад. Но подвести страну нельзя. И ему помогли, буквально сняли с фронта солдат. Ему верили: если говорит "не могу" - значит, все человеческие силы действительно исчерпаны. Но в романе Бек упоминает только один этот доклад, о невозможности выполнить задание.
Онисимов абсолютно подчинен Верху, не и аппарат полностью подчинен Онисимову - это тоже черта Системы. Поэтому он с полным правом мог писать в ЦК: "Беру на себя полную ответственность за всю служебную деятельность моих подчиненных ".
Это система конкретного, натурального, детального руководства. Это система постоянного оперативного руководства ходом производства из центра. Это именно Административная Система.
2. АДМИНИСТРАТИВНЫЙ СТИЛЬ
Ровно в 9 часов утра Онисимов, уже Председатель Госкомитета, входит в свой кабинет.
Вначале он изучает сводки о работе заводов за прошедшие сутки. Он не ограничивается изучением бумаг, то и дело обращается к правительственному телефону-вертушке. Соединяется с министрами, с начальниками главков, с директорами, даже начальниками цехов и смен. Почему не выполнен заказ такой-то? Почему ухудшилось качество стали новой марки?
После оперативных дел Онисимов переходит к вопросам технического прогресса. Как идет внедрение автоматики в металлургию? Как идут поставки оборудования, выполняется ли график, как осваивается на заводах уже полученная техника? И здесь опять под прицелом каждая деталь. Опять звонки, звонки. Нажимает на Госплан, на заводы, вызывает помощников, дает задания подчиненным. Допытывается, выясняет, подгоняет. Распорядительствует. Умело, четко, жестко.
Онисимов источает энергию, волю. После вопросов текущих, после проблемы научно-технического прогресса Онисимов переходит к главному - разработке плана на 7 лет (хотя ясно, что он не будет выполнять задание семилетки, уже ходят слухи о его освобождении).
После изучения бумаг и литературы Онисимов беседует со специалистами, резко, твердо выясняет вопросы. Не стесняется расспрашивать, не боится обнаружить пробелы, умеет слушать. В свое время, возглавив главк, он уже через два месяца говорил со специалистами по танкостроению как с равными.
Когда обнаружилось, что завод "Электрометалл" не справляется с заданием правительства по выпуску особой жаропрочной стали для реактивных двигателей, Онисимов, отбросив все дела, прерывает лечение больных ног, сам едет на завод. Там, не разрешая себе даже думать о боли в ногах, он часами простаивает на рабочей площадке, лично следит от начала до конца за ходом каждой плавки. Каждый вечер проводит оперативки, устраивает перекрестные допросы, докапывается до сути, до некоего ускользающего "икса". И спустя три недели возвращается в Москву с рапортом: задание исполнено, получена новая сталь. Спустя годы, глядя на сопла двигателей " ТУ-104", он вспомнит, как неделями стоял на потерявших чувствительность больных ногах, получая и сталь, и очередную неизлечимую болезнь.
Обнаружив незнание, обман, он становился беспощаден. Появлялся грозный "онисимовский" оскал, и он бил резкими словами.
На заводы он входил через черный ход. Обнаруживал то, что старались скрыть, и тыкал в грязь и хаос, беспощадно вскрывал истину - как бы тяжела она ни была.
Так он работал, будучи начальником главка, наркомом, министром, председателем Госкомитета. Был убежден в своей способности обнаружить любое вранье. Гордился своими качествами следователя, умением застать врасплох, поймать. Подозрительность усилилась в нем с годами. И в угольной, и в стальной епархиях не было того, кто его сумел бы "обдурить". Он тончайшим, " верхним" чутьем распознавал всякие попытки втереть ему очки, приукрасить положение. Ненависть к лакировке, к приукрашиванию, к элементам самообмана были чертами стиля Онисимова.
Вот он с черного хода, с задворок, входит в заводскую столовую. Женщины чистят картофель.
"Почему так толсто срезаете?" Одна из женщин ответила: "Гнилая же картошка". Онисимов взял одну, другую картошину, возразил: "Нет, не гнилая". И едко сказал директору: "Толстоваты очистки. Тащат их домой - поросят своих кормить". В этой сцене весь Онисимов.
На завод Онисимов приезжал обычно после того, как там поработала комиссия министерства и подготовила обширную информацию. В командировке работал по 10 часов в сутки, несколько дней подряд. Потом издавался приказ. В приказе все, что нужно сделать. А затем контроль и контроль. Группе специалистов, приезжавших с наркомом, не разрешалось даже пить заводской чай. Так приучил нарком. Если приехал проверять - проверяй. Пользоваться чем-то заводским строжайше запрещено. Нарушителей Онисимов вытаскивал на заседание коллегии, хлестал нещадно.
Онисимов придерживался правила постоянных перепроверок. Любил повторять: "Доверился - погиб".
3. АДМИНИСТРАТОР
Онисимову 53 года. Под глазами темные полукружья - след многолетнего недосыпания.
Девиз его жизни - безупречность. Всегда он стремился поступать так, чтобы самого себя нельзя было ни в чем упрекнуть. Это руководитель с огромной требовательностью к самому себе. Первый, кому он не давал ни малейшей поблажки, на малейшего спуска, был он сам. А замечания сверху, даже самые мягкие, мелкие, причиняли ему жестокую боль, и он не мог успокоиться, пока не устранял всего того, что вызвало недовольство Верха.
Основа деятельности Онисимова: я выполняю указания сверху; вы выполняете мои. "Не рассуждать" - вот любимый лозунг Онисимова. Он работает как точнейшая машина, прекрасно владеет административной техникой, знает все лабиринты управленческого механизма, все тонкости межведомственных отношений. Он знал, какие надо предпринимать действия, чтобы "пробить" нужное постановление.
Конечно, Онисимов умел и "ускользать". Но эта его способность бесследно испарялась, когда речь шла о поручениях Сталина. Сугубая точность, пунктуальность становились не только делом чести, святым долгом, но и щитом для Онисимова.
Было бы неверно сказать: у Онисимова интересы дела на первом месте. Точнее сказать, что у Онисимова вообще не было каких-либо интересов, помимо интересов дела. Но интересы дела он понимал как исполнительность. С тех пор, как в 16 лет в подполье он стал членом партии, он никогда не пытался уклоняться, ускользнуть от выполнения партийных и государственных решений.
Например, когда после смерти Сталина запретили оставаться на работе сверх 8 часов рабочего дня, Онисимов, как всегда, подчинился дисциплине; но он уходил из комитета буквально последним. Вечерние часы дома ему были невмоготу, и теперь он захватывал с работы объемистую папку, чтобы заняться ею дома и спастись от "досуга ".
Александр Леонтьевич почти не переносит алкоголя. Он скромный труженик. Даже за границей, в посольстве, угощая дорогих ему людей, он подал ужин без водки, без вина, даже без пива.
Единственная слабость Онисимова - непрерывное курение. Закурил он в 1938 году, когда решалась его участь и он чудом уцелел.
Когда в годы войны в буфет министерства попадали яблоки или икра, он неумолимо приказывал снабженцам отправлять их в детский сад.
Спецбуфет министерства обслуживал членов коллегии без оплаты, но Онисимов никогда этим не злоупотреблял. Он брал себе обычно стакан крепкого чая, бутерброд с сыром, сигареты. И сослуживцы следовали его примеру.
Онисимов годами носил залоснившиеся сзади до блеска темные в полоску брюки и столь же вытертый пиджак.
Еще будучи начальником главка, затем и министром, он ненавидел всякие надбавки к зарплате, не допускал ни для себя, ни для своего аппарата никаких добавочных вознаграждений. Перейдя в МИД, он отказался от доплаты за знание иностранного языка. Он считал, что назначенная ему зарплата и без того достаточно высока.
Когда удалось получить жаропрочную сталь для реактивных двигателей, Онисимов вычеркнул свою фамилию из списка тех, кто был представлен к премии. Он нетерпимо пресекал попытки подчиненных ему начальников - от министров до директоров - пристроиться, примазаться к открытиям, изобретениям, усовершенствованиям.
Он славился среди коллег своей неутомимостью, железным организмом. Из операционной он отправился прямо на работу. Только врачи знали, что у этого пятидесятилетнего человека сердце семидесятилетнего старика. Но отвлекаться на лечение он себе не позволял. Даже врач с трудом вытягивал у него какие-либо жалобы. Лекарства, давно выписанные врачом, лежали нетронутые.
Всегда умеренный в еде, лишенный каких-либо склонностей к гурманству, Онисимов проглатывал пищу, не ощущая вкуса.
Даже в день пятидесятилетия в дом не был приглашен ни один гость, тем более их не было в другие дни. В квартире господствует тишина, сын Онисимова называет ее "холодным домом". По воскресеньям за завтраком и обедом собиралась вся семья, но общего разговора обычно не получалось.
Писатель показывает личную, домашнюю сторону жизни Онисимова. И каждая деталь дополняет общую картину. Онисимов равнодушен к своей многокомнатной квартире и к житейским удобствам. В убранстве столовой нет ни одной особенности, все в основном осталось таким же, каким было при вселении в квартиру. Хозяева не обставляли квартиру, они пользуются казенной мебелью. На дачу Онисимов выезжал редко, его и по воскресеньям притягивала служба, кабинет.
Онисимову полностью соответствует его жена, Елена Антоновна, родственница крупного деятеля партии. Она занимает немалый пост в Управлении подготовкой трудовых ресурсов СССР. Партийка с 20-го года, хорошо владеющая собой, рассудительная женщина-администратор. Строгий костюм, суховатый облик, ни одного взыскания за все 35 лет партстажа. С ней Онисимов сблизился на партработе, в жаркой борьбе против оппозиции. Это был, как пишет Бек, брак не по любви, а по идейному и духовному родству с "твердым, надежным товарищем". Она и в трудные минуты не наделает глупостей, не потеряет себя, не зарыдает, а будет дельным помощником мужа, его советником. Выбор такой жены был частью личности Онисимова и дополнял его облик.
В Онисимове нет никакой важности, позы, сановных манер. Не случайно он, будучи советским послом за рубежом, быстро завоевал уважение представителей других стран.
Перед нами встает удивительный по цельности образ Руководителя Административной Системы. Он сам называл себя солдатом, "солдатом партии, солдатом Сталина". Он с гордостью и, несомненно, по праву считал себя таким солдатом. Онисимов говорит: "Уж если ты служака, то будь служакой с большой буквы". И он сам, несомненно, стремился быть им.
Таков Онисимов. Таковы его коллеги, которых писатель называет "воротилами и тружениками индустриальных штабов, однополчанами индустрии". Бек пишет, что это был слой работяг, которым история дала миссию приструнивать, подхлестывать; они скупы на похвалы, питают отвращение к самолюбованию и любованию успехами других.
Александр Бек не скрывает, что Онисимова даже окружающие его руководители считали образцом, что он "лучший среди них". Но именно эта исключительность подчеркивает типичность образа. Можно полностью согласиться с Г. Баклановым, что "характер героя этой книги исследован с необычайной пристрастностью и глубиной, создан даже не образ, а тип".
Действительно, перед нами идеал Административной Системы. Она требует таких руководителей, без них ее нет.
Может показаться, что в жизни таких людей, как Онисимов, не было, что это авторское обобщение. Но мне довелось в детстве и молодости еще увидеть именно таких руководителей, говорить с ними, близко знать некоторых. Вот почему я могу утверждать, что образ Онисимова не только итог логичного анализа Административной Системы, но и типичный образ большинства руководителей тех лет.
Без таких "винтиков" Система не могла возникнуть, не могла бы добиваться успехов, которые вполне заслуженно вписаны в ее счет. Онисимов сформирован временем, закален системой, и он же - главная ее опора, ее носитель.
Казалось бы, перед нами нечто необычайно цельное: Система, Стиль и Руководитель. Казалось бы, при такой идеальной согласованности результатом могут быть только успехи. И они есть: лучшие танки второй мировой войны, первая в мире космическая ракета, реактивные лайнеры, поднявшиеся в Сибири ГЭС...
Но роман Бека замечателен правдой. А правда - это не только успехи. Бек сумел показать нам нечто не менее важное: неизбежность, необходимость отказа от Административной Системы и начало первой попытки ее реформы в середине пятидесятых годов. В этом, казалось бы, несокрушимом в своей логичности и цельности механизме абсолютно закономерно возникают внутренние коллизии, сбои или, говоря словами писателя, "сшибки".
4. СБОИ В УПРАВЛЕНИИ
Административная Система нуждается в работниках, изгнавших все личное, олицетворяющих собой только конкретный пост и соответствующую функцию. Это не личности, вернее, это личности, у которых должно остаться только то личное, что обеспечивает успешную работу Системы.
Но люди остаются людьми. И даже "железный" Онисимов оказывается подвержен глубоким родственным чувствам. Он скрыто, про себя, но очень остро горюет по несчастному, погибшему в лагерях брату, которого он сам в молодости вовлек в партию и подполье. Эта душевная ссадина не зарубцевалась. То был, пожалуй, единственный случай, когда он не выполнил указания Сталина, посоветовавшего ему в записке: забудьте о брате, бог с ним.
Но еще более опасным для Административной Системы являются "сшибки". Проблема "сшибки" - это проблема противоречия между тем, в чем лично внутренне убеждены руководители Системы, и тем, что они делают официально. "Сшибки" - это разлад мысли и дела, чувств и их проявлений. "Сшибка" - это болезнь Административной Системы.
Сшибка - по И. П. Павлову - это столкновение двух противоположных импульсов, каждый из которых идет из коры головного мозга. Внутреннее побуждение приказывает поступить так, а человек заставляет себя делать нечто противоположное, ибо этого требует логика управления и привычка безусловно выполнять любой приказ сверху. А. Бек показывает, что "сшибки" в Системе не случайность, а неизбежное явление. Такой сшибкой была для Онисимова история с инженером Лесных, в результате которой он приобрел неизлечимую хроническую болезнь - "танец пальцев".
"Сшибки" не были уделом одного Онисимова. Его коллега заработал аритмию и систематически оказывается в больнице. Писатель Пыжов тоже постоянно страдает от сшибок, подстраивая литературу под вкусы Сталина, и в итоге кутит и пьет. "Сшибкой" для директора металлургического завода Головни был приказ Онисимова прекратить начатые опыты. Собственно, назначение послом было последней "сшибкой" Онисимова с Системой.
Обстановка вырабатывала в характере скрытность, заставляла прятать переживания и еще больше страдать, не делясь ни с кем. Характер у Онисимова замкнутый, не открытый. Он умеет таить свои переживания. Не случайно сын называет отца "великим молчальником". Он не может, не умеет быть откровенным. Разучился этому давным-давно.
Опасаясь "сшибок", руководители стремятся ни на шаг не выходить за пределы своих прямых обязанностей. Мы ни разу не услышим и, главное, не почувствуем, что Онисимов думает о людях. Он выполняет директивы и указания Верха и Хозяина - с неосознанным стремлением "не рассуждать", чтобы не оказаться в ситуации очередной "сшибки".
В романе Бека постепенно вырисовывается еще один дефект Административной Системы - перегрузка Верха и бремя ответственности. Чем выше работник, тем тяжелее его ноша, тем труднее ему нести "шапку Мономаха".
Никому не доверяя, все перепроверяя, Онисимов неизбежно ограничивает круг вопросов, которыми он сам успевает заниматься. Вот комбинат на Шексне. Он сам выверил все цифры, сам изучил сметы, калькуляции и т. д. Вот поездка к Сталину с докладом. И опять Онисимов сам на счетах проверяет все цифры.
Ясно, что при таком методе на многое руководителя не хватит и многое будет не решено просто в силу пределов физических возможностей человека, даже с такой фантастической работоспособностью, как у Онисимова.
Чтобы повысить отдачу и сберечь силы руководителя. Система стремится оградить его от любых личных забот. Система материально обеспечивает по максимуму - квартира, дача, спецбуфет, и вовсе не из стремления сделать его барином. Просто у Системы нет иного выхода. Чем полнее освобожден руководитель от забот о себе и семье, тем больше он принадлежит Системе.
Онисимов не только не знает проблем одежды, еды, отдыха. Он не знает даже, сколько стоит билет в московском метро. Он вообще не имеет в карманах ни рубля. Многого, очень многого не знает этот глубоко эрудированный человек. Система сделала его узким профессионалом, чтобы он мог ей лучше служить.
И опять налицо внутреннее противоречие Системы: огражденный ею же работник все хуже способен служить ей же. Он ведь все больше отрывается от реальной жизни, все более узким становится его взгляд на нее. И хотя Онисимов любит ладонями изображать правильный, без "шор" взгляд на проблемы, у него самого становится все уже прорезь, через которую он смотрит на мир. В силу многих факторов бремя ответственности оказывается для него все более тяжелым, порой чрезмерным.
В результате меняется и сам носитель власти. Сталин уже не проводит заседаний в зале, даже не собирает все Политбюро. На заседание, кроме двух - трех приближенных, никого не приглашает, разве что тех, кто нужен для обсуждения. Оценки проблем смещаются, и предложение воспринимается как приемлемое только потому, что оно отвечает желанию Сталина.
И сам Онисимов становится более нетерпимым. С годами он все больше не переносит, когда подчиненные ему перечат. В молодости он еще умел слушать возражения, но затем перестал выносить людей, которые с ним не согласны. "Делай мое плохое, а не свое хорошее", - нередко повторяет он. Это итог многолетней работы в Системе.
Но, пожалуй, самая сложная проблема Административной Системы - поиск кандидатов на вакансии, проблема выдвижения кадров. Ведь и Орджоникидзе, и Тевосян, и сам Онисимов не продукты этой Системы. Они пришли в нее со стороны - из подполья, из гражданской войны. Они принесли в Систему свою веру в партию, свою дисциплинированность и беззаветную преданность делу. И пока в Системе сохранялись эти кадры (с их нормами нравственности), она функционировала.
Но вот надо назначить нового министра металла на место Онисимова, которого повысили в должности. Надо выбирать среди кадров самой Системы. А они - в соответствии с ее логикой - годами приучали себя не лезть в дела Верха, делать, что приказано. Чем идеальнее они были на своих местах, тем менее пригодны они для более высокого поста.
Преемником Онисимова на посту министра металла стал Цихоня. Имелись и не менее достойные кандидаты. Но Онисимов выбрал Цихоню, он был способным. Но не только. Он был самым покладистым, самым послушным среди способных. Поэтому первый же цикл кадровых перемен в Системе учитывает не только дело, но и личную исполнительность, преданность, покладистость.
Впрочем, ведь и самого Онисимова Сталин спас от репрессий и назначил наркомом именно с учетом личной преданности. Будучи невольным свидетелем спора Сталина и Серго Орджоникидзе - ничего не поняв из происходившего на грузинском языке разговора, - Онисимов безоговорочно взял сторону Сталина. Сталин, впрочем, именно этого и хотел: он стремился получить ответ Онисимова об отношении к себе независимо от сути дела. И получил ответ, означавший заверение в личной преданности.
"Онисимов хотел молча пройти, но Сталин его остановил.
- Здравствуйте, товарищ Онисимов. Вам, кажется, довелось слышать, как мы тут беседуем?
- Простите, я не мог знать.
- Что ж, бывает... Но с кем же вы все же согласны? С товарищем Сорго или со мной?
- Товарищ Сталин, я ни слова не понимаю по-грузински.
Сталин пропустил мимо ушей эту фразу, словно она и не была сказана. Тяжело глядя из-под низкого лба на Онисимова, нисколько не повысив голоса, он еще медленнее повторил:
- Так с кем же вы все-таки согласны? С ним? - Сталин выдержал паузу. - Или со мной?
Наступил миг, тот самый миг, который потом лег на весы. Еще раз взглянуть на Серго Александр Леонтьевич не посмел. Какая-то сила, подобная инстинкту, действовавшая быстрее мысли, принудила его. И он, Онисимов, не колеблясь, сказал: "С вами, Иосиф Виссарионович".
Логичен и своего рода ответный шаг Сталина. Спустя ряд месяцев в записке Онисимову он пишет: "Числил Вас и числю среди своих друзей. Верил Вам и верю..."
Личная исполнительность в Административной Системе сращивается с личной преданностью неразрывно. А это неизбежно вносит в нее элемент субъективизма, ее логичность подрывают ею же порожденные личные связи.
Вот случай с Серебренниковым - помощником Онисимова. Дело было не время войны. Онисимов поймал его на попытке взять в бесплатном буфете масло. Оказалось, масло предназначалось для маленького сына Онисимова. В подобных случаях Онисимов карал беспощадно любого. А здесь? Масло было возвращено в буфет, но Серебренников вскоре стал... начальником секретариата Онисимова.
В Административной Системе фактор личной преданности, как и фактор личной ненависти, действует в полной мере. Если все зависит от Верха, то нельзя упускать ни малейшей возможности укрепить свое положение. Наверху также надо полностью контролировать подчиненную себе часть Системы.
...
========