От Tallinec
К All
Дата 24.06.2016 13:20:01
Рубрики WWII; ВВС;

Правило - выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта

В радиопередаче слушал интервью с историком, который рассказывал о том, что на советско-немецком фронте, во время ВОВ, у лётчиков с двух сторон было такое правило- выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта ни в воздухе, ни на земле. Скажите, были ли случаи нарушения этого правила?
От Сергей Зыков
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 27.06.2016 18:55:02

Re: Правило -...

>В радиопередаче слушал интервью с историком, который рассказывал о том, что на советско-немецком фронте, во время ВОВ, у лётчиков с двух сторон было такое правило- выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта ни в воздухе, ни на земле. Скажите, были ли случаи нарушения этого правила?

а вот товарищ знающий пишет


Звезда - 1975 #5

К. КАЙТАНОВ
мастер спорта СССР
"Суровый экзамен"
Первый спутник, первый человек в космосе — эти исторические вехи навсегда останутся в памяти человечества. Но эти достижения были бы невозможны без... парашюта. Космический корабль Юрия Гагарина возвращался на землю при помощи парашюта. На парашютах спускались в атмосфере Венеры и Марса автоматические исследователи этих планет. Парашюты выбрасывают, чтобы погасить скорость и сократить длину пробега при посадке, современные реактивные самолеты. Парашюты применяются нынче даже для торможения огромных супертанкеров... И все-таки самое главное назначение парашюта — это безопасный спуск человека на землю. В годы Великой Отечественной войны он помог спасти жизнь тысячам летчиков. Ныне служит при высадке научной экспедиции в труднодоступной местности или же для доставки грузов и почты.
Первая запись в моей парашютной книжке появилась 10 мая 1932 года: «С-т Ант-9, высота 600 м». В тот же день мне вручили значок парашютиста под номером 94. Парашют у нас осваивался очень быстро и скоро был взят на вооружение и в гражданской, и в военной авиации, успешно применялся для самых различных целей и в разнообразной обстановке. Мы, участники парашютных сборов, естественно, не готовили себя к роли спортсменов. Но уже в то время понимали, хотя еще и не совсем отчетливо, какое большое будущее должны иметь затяжные прыжки именно в военной авиации, которая уверенно и быстро развивалась в нашей стране.
22 мая 1932 года летчик-истребитель Николай Александрович Евдокимов, ученик известного летчика-парашютиста Л. Г. Минова, имевший в своем активе около десятка прыжков, оставив самолет Р-5 на высоте 1200 метров, падал, не раскрывая парашюта, 14 секунд, покрыв за это время расстояние около 600 метров.
Часть инструкторов парашютного дела того времени считала, что поскольку затяжной прыжок нужен летчику для спасения своей жизни в аварийной ситуации, то падение должно быть таким, чтобы развивалась максимальная скорость для быстрейшего удаления от самолета, из зоны воздушного боя, и т. п. Понятно, что максимальная скорость может быть достигнута при падении вниз ногами или вниз головой, то есть — когда образуется меньшая площадь сопротивления воздуху. Падение вниз ногами было отвергнуто по множеству всяких причин. Вертикальное падение вниз головой почти лишало ориентировки по земле. Мой коллега Н. Евдокимов, например, считал, что наилучшее положение тела при падении — головой и лицом вниз под углом 65 — 70 градусов по отношению к земле. По его мнению, нужно было после отделения от самолета выпрямиться, прогнувшись по-гимнастически и вытянув руки по швам. Очень скоро Евдокимов понял важную роль рук в управлении телом и в дальнейшем падал, прогнувшись в пояснице с плотно сжатыми ногами и разведенными в сторону руками. Такое положение тела парашютиста во время падения с нераскрытым парашютом напоминало прыжок пловца в воду с вышки и получило название «ласточка Евдокимова». Этот стиль падения долго применялся нашими парашютистами и только после Великой Отечественной войны был заменен другим, при котором ноги раздвинуты к слегка согнуты в коленях, что давало большую маневренность в падении. Я был не согласен с методом Евдокимова. Прыгая довольно часто, порой два раза в день, я пробовал другой способ. Отделившись от самолета, я поворачивался спиной вниз, затем — лицом к земле, раскидывал ноги шире и сводил их вместе, стараясь замечать, что из этого получается. Отыскивая способ сохранения стабильного положения во время затяжного прыжка, я решил применить маленький вытяжной парашютик. Предварительно привязанный стропом к любому плечу, парашютик, имеющий небольшое сопротивление, не оказал заметного влияния на скорость падения, но избавил от всяких кувырканий и сальто. Кто хоть раз почувствовал красоту парения под куполом парашюта или свободного падения, кто заставил себя переступить ту грань, за которой исчезает страх, — тот навсегда останется пленником неба. Это я видел по себе и своим товарищам. И все же, несмотря на то, что затяжные прыжки были достаточно изучены и наши парашютисты установили несколько мировых рекордов, в среде летного состава и руководящих работников авиации того времени были еще люди, которые не понимали важности затяжных прыжков. Приходилось доказывать, что в воздухе случается немало аварийных ситуаций, при которых затяжной прыжок — единственная возможность спасти жизнь летчику. Такой прыжок необходим, когда в самолете возник пожар или когда самолет находится в беспорядочном падении. Если пилот открывает парашют сразу, он может быть настигнут падающими обломками самолета. Пламя пожара может переброситься на купол парашюта, и гибель человека будет неизбежна. Еще больше возрастает значение затяжных прыжков во время боевых операций в воздухе. Парашютист, медленно спускающийся под большим светлым куполом, в боевой обстановке представляет собой прекрасную мишень, которую нетрудно поразить как с земли, так и в воздухе. Затяжной прыжок с большой высоты нужен и тогда, когда необходимо приземлиться в определенное время и в заданном месте. Задержка раскрытия парашюта необходима также при прыжках со скоростных самолетов. Ведь при скорости полета более пятисот километров в час раскрытие парашюта сразу же после отделения от самолета, когда тело еще не потеряло инерции, чревато колоссальной перегрузкой и организма человека, и самого парашюта. Чтобы погасить скорость, необходимо задержать раскрытие парашюта по крайней мере на 4 — 5 секунд. Готовясь к обороне завоеваний первого в мире социалистического государства, авиаторы совершенствовали свое мастерство.
Грянула война. В первый период войны враг обладал значительным превосходством сил. В том числе и в воздухе. Нам предстояло выдержать суровый экзамен. 22 июня 1941 года летчик 124-го истребительного полка младший лейтенант Кокорев вел свой первый воздушный бой. Очередной заход в хвост «Мессершмитту-110». Кокорев жмет на гашетку и не чувствует привычного дрожания машины от выстрелов. Кончились боеприпасы! Но враг не уйдет. Стремясь во что бы то ни стало уничтожить гитлеровца, младший лейтенант направляет свою машину в хвост «мессершмитту». Фашист был сбит. В это же время, около пяти часов утра 22 июня, летчик 46-го истребительного полка старший лейтенант Иванов винтом своей машины разбил хвостовое оперение вражеского бомбардировщика «Хейнкель-111», и тот врезался в землю.
Лейтенант Рябцев, ведя в первый день войны около десяти часов утра воздушный бой над Брестской крепостью, таранным ударом поразил «мессершмитт». «Чайка» Рябцева тоже получила повреждение, летчик был вынужден воспользоваться парашютом, и когда он уже опускался на раскрытом парашюте, гитлеровцы обстреляли его и ранили в ногу. И все-таки приземлился Рябцев благополучно недалеко от своего аэродрома и продолжал воевать дальше. Вы обратили внимание: в первый день войны... Да, в первый день войны воздушным тараном поразили врага летчики Н. Игнатьев, А. Данилов, А. Макляк и еще несколько человек. Они ценой собственной жизни готовы были задержать врага. Этим людям, воспитанным Ленинским комсомолом, Коммунистической партией, дороже собственной жизни были благо и безопасность Родины. Но для меня несомненно также и другое. Советским пилотам было чуждо чувство жертвенности. Надо было не умирать, а побеждать. Побеждать любой ценой. В том числе и тараном. У летчика было надежное средство спасения — парашют. Он помогал преодолевать психологический барьер.
На конец 1974 года установлено, что воздушных таранов в небе войны было совершено 459. Впрочем, и эта цифра не является окончательной. Выявляются все новые и новые имена героев, совершивших тараны, но оставшихся безвестными. Уточнено, что в одном и том же воздушном бою 16 летчиков совершили таран дважды. По два тарана совершили не менее 25 летчиков. Летчик-истребитель Алексей Хлобыстов таранил врага три раза, а летчик Борис Ковзан — четыре раза. За июль, август, сентябрь 1941 года было совершено 135 таранов. За годы Великой Отечественной войны 404 летчика-истребителя таранили врага своими машинами. 18 раз сокрушали врага летчики-штурмовики и 7 раз — летчики-бомбардировщики. Большую службу сослужил парашют во время Великой Отечественной войны в воздушных боях, в штурмовых и бомбардировочных рейдах на передний край и в глубокий тыл гитлеровской армии, в операциях по выброске десантов и связи с партизанами. Я все больше убеждался: нет, не зря мы перед войной организовали такое широкое обучение летного состава парашютному делу.
Пригодились многие навыки и приемы. 19 августа 1941 года летчик Почевалин на самолете МиГ-3 вступил один на один в воздушный бой с «Мессершмиттом-110».
Эта хваленая, широко разрекламированная немцами машина, по замыслу конструктора, могла использоваться и как разведчик, и как бомбардировщик, и как истребитель. Однако на практике этот «универсал» оказался хуже самолетов специального назначения. Правда, он обладал внушительной огневой мощью. Кроме двух крупнокалиберных пулеметов, защищавших заднюю полусферу, спереди было установлено несколько огневых точек, большей частью пушки калибром двадцать миллиметров. Когда начинала работать вся эта система огня, огромный сноп разноцветных пуль и снарядов вырывался из стволов. Вот почему наши бывалые летчики-истребители, которым доводилось встречаться с этим самолетом, не советовали никому ходить на него в лобовую атаку. С таким-то самолетом и вступил в бой летчик Почевалин. Энергично маневрируя, Почевалин зашел сверху и обезвредил воздушного стрелка, а затем с ближней дистанции ударил по кабине летчика. Задымив моторами, самолет врага опустил нос и перешел в отвесное пикирование до самой земли. Пока Почевалин добивал «мессера», вдруг, неизвестно откуда, появился немецкий истребитель и зажег краснозвездный самолет. Выйдя из- под удара, наш летчик пытался сбить пламя, но это ему сделать не удалось. Высота резко уменьшилась. Подходящей посадочной площадки внизу не было. Почевалин должен был прыгать с парашютом. Сначала он хотел оставить самолет через левый борт, как этому его учили еще в мирное время, но, увидев, что высота не более тридцати метров, решил применить метод срыва. Летчик приподнялся, укрываясь за козырьком, и выставил за левый борт парашют. Энергичным рывком правой руки дернул за вытяжное кольцо, и купол парашюта, мгновенно раскрывшись, резким рывком выдернул его из кабины самолета. Хотя высота была очень малой, но мощный воздушный поток резко сократил время раскрытия парашюта, и Почевалин оказался на земле. Надо сказать, что в самом начале введения спасательных парашютов метод срыва рекомендовался всеми инструкциями. Это самый первый, самый старый метод оставления самолета. Он применялся со времен, когда еще не было современного авиационного парашюта, а использовался тяжелый громоздкий аппарат, купол и часть стропов которого были уложены сзади кабины на фюзеляже и закрывались специальным матерчатым колпаком или чехлом. Подвесная система была надета на летчика. Для прыжка летчик специальным приспособлением открывал колпак, купол парашюта силою потока воздуха раскрывался и вытаскивал летчика из кабины самолета. В то время, когда скорость самолетов была мала, этот метод оправдывал себя, однако по мере роста скорости полета он становился все более и более рискованным из-за опасности удариться о хвостовое оперение или запутаться в нем парашютом. Метод срыва привился потому, что не требовал энергичных действий от летчика. Прыжок был прост в исполнении. Выставил парашют за борт, дернул вытяжное кольцо и жди, когда тебя вытащит из кабины. Ни труда, ни борьбы. Когда же скорости полета самолетов достигли порядка четырехсот километров в час, этим методом пользоваться стало опасно. Он мог быть пригоден, а иногда необходим только в одном случае — при малой высоте полета. Но велика была сила психологической инертности, надежды на авось, вот почему этот метод еще долго применялся практически и на больших высотах. Не раз испытав этот метод, я никогда не был его поклонником и всегда ратовал за активные, энергичные действия летчика. Тем не менее, в годы Великой Отечественной войны метод срыва применялся довольно часто. Один случай спасения на парашюте с немыслимо малой высоты — высоты примерно десятиэтажного дома — я не могу не вспомнить здесь.
В августе 1941 года на самолете МиГ-3 лейтенант Петрин вел разведку огневых точек противника. Внезапно на его самолет навалилось семь «мессершмиттов». Петрин маневрировал, сам атаковал, все же превосходство гитлеровцев было слишком разительным. Они подожгли самолет Петрина. Сознавая Неравенство сил и не желая быть напрасной жертвой, летчик решил выйти из боя. Выбрав удобный момент, Петрин вошел в глубокое пике и вывел из него свой горящий самолет на высоте всего 20 — 30 метров от земли. «Мессеры» не отставали, они продолжали атаковать. Пилот был ранен. Выбора не оставалось. Петрин отстегнул ремни, открыл фонарь, приподнял над левым бортом парашют и дернул вытяжное кольцо. Парашют мгновенно раскрылся и выдернул летчика из кабины. Все это произошло так быстро, что бушевавшее за хвостом пламя не успело опалить купола. А Петрин даже не ударился о землю: его парашют завис на вершинах деревьев. В нескольких десятках метров от места его приземления самолет врезался в землю и взорвался. Я рассматриваю этот эпизод как образец редкостного самообладания, изобретательного применения к условиям боя и героических действий, которые позволили летчику в условиях, казалось бы, безвыходных перехитрить гитлеровцев и остаться в живых. Мне не раз доводилось убеждаться и на собственном опыте, и на опыте коллег, как в минуту смертельной опасности резко повышается психическая и физическая активность человека. Борясь за жизнь, человек энергично, в мгновение ока, решает самые сложные вопросы и, как правило, выбирает самый верный путь. В такие моменты исчезает чувство страха, и активные действия подавляют отрицательные эмоции. Не могу не вспомнить случай, происшедший с летчиком-истребителем. Во время воздушного боя его самолет был подожжен, и летчик покинул машину на высоте около четырех тысяч метров. Задержав раскрытие парашюта секунд на 20 — 25, он выдернул кольцо, но, увы, парашют не раскрылся. Бросив кольцо, он ощупью, ведя пальцами по гибкому шлангу, нашел предохранительный клапан ранца, открыл его и выдернул тонкий металлический тросик со шпильками, которые запирают раскрывающее приспособление. После этого парашют раскрылся нормально. Уже на земле он выяснил, что металлический трос вытяжного кольца и гибкий шланг были перебиты осколком снаряда. Рассказывал эту историю летчик спокойно, а я мысленно представлял себе, что пережил он во время падения. И какое надо было иметь самообладание и волю, чтобы, летя к земле со скоростью 50 — 60 метров в секунду, сделать это! Нет, не напрасны были наши усилия. Интенсивная парашютная подготовка в предвоенные годы давала свои результаты. Советские летчики с честью выходили из самых сложных и рискованных ситуаций. Боевая практика давала множество подтверждений тому. Февраль 1945 года. Группа наших Як-9 прикрывала идущие на выполнение боевого задания бомбардировщики. Уже у цели восемь вражеских истребителей атаковали наши бомбардировщики. Гитлеровцы подожгли самолет Бобылева. И сам летчик был ранен в ногу, на лице и руках получил ожоги. Надо было выходить из боя. Снижаясь, Бобылев на высоте около четырех тысяч метров расстегнул привязные ремни, открыл фонарь и пытался оставить самолет. Это оказалось не так-то легко сделать. Желая как можно ближе подлететь к своему аэродрому, он вел самолет на повышенной скорости. Вот Бобылева и прижало потоком воздуха к заднему обрезу кабины... Напрягая все силы, упираясь обеими руками и здоровой ногой в приборную доску, летчик отчаянным рывком все-таки перевалился через борт. А дальше все пошло нормально. Он задержал раскрытие парашюта до двенадцати секунд, дернул за вытяжное кольцо, парашют раскрылся, и Бобылев приземлился в лесу на своей территории.
Уменьшение скорости полета при оставлении самолета — необходимое условие успешного прыжка. Счастливая случайность спасла жизнь младшему лейтенанту Инкину в апреле 1944 года. Его атаковали четыре ФВ-190. Схватка была короткой и ожесточенной. Но силы слишком неравны. На самолете Инкина было перебито управление рулей высоты, и машина с работающим мотором вошла в глубокое пикирование. Инкину следовало бы выключить зажигание и заглушить мотор или, по крайней мере, убрать газ, чтобы избавиться от сильного потока воздуха, который давал работающий мотор. Однако он не сделал этого и просто вывалился за борт. Инкина ударило о левый стабилизатор; от удара сломалось четыре ребра. Летчик потерял сознание. Но этот же удар и спас его, поскольку парашют раскрылся, задев о стабилизатор, и на нем, даже слегка разорванном, пилот благополучно приземлился. А вот американский истребитель «аэрокобра», в общем-то довольно хороший по своим боевым качествам приобрел печальную известность среди наших летчиков-истребителей. Онв горько шутили, что этот самолет мстит тому, кто его покидает в воздухе: стабилизатор ударяет летчика по ногам. Увы, это было именно так. При отделении от самолета пилот неизбежно ударялся ногами о стабилизатор и повреждал их. Существовал единственный способ избежать удара — нужно было сразу же подтягивать ноги к туловищу. Кто этого сделать не успевал, тот обязательно сталкивался с жесткой кромкой стабилизатора. На одноместных самолетах пригодился метод самовыбрасывания. За счет увеличения оборотов мотора или же потери высоты летчик набирал повышенную скорость и резким, энергичным движением ручки управления «от себя» круто опускал нос самолета. Возникавшие при этом огромные инерционные силы выбрасывали летчика из кабины. Ему оставалось только стараться не зацепиться за что-нибудь в кабине. Летчик по инерции уходил вверх, самолет резко падал вниз. Довольно часто пилоты применяли метод перевернутого полета. Если поврежденный самолет не терял управления, пилот переворачивал машину «на спину» и вываливался из кабины, стараясь не зацепиться за приборы и борта кабины. Затем, сделав необходимую задержку, раскрывал парашют и приземлялся.
Задержка раскрытия парашюта... Война показала, как важно уметь пользоваться ею. В первых же воздушных боях с гитлеровскими стервятниками наши летчики увидели истинное лицо фашистов. Гитлеровцы с самого первого часа войны начали варварскую охоту на спасавшихся на парашюте людей.
...22 июля 1941 года в воздушном бою над своим аэродромом был сбит командир эскадрильи Боголюбов. На высоте около трех тысяч метров Боголюбов покинул самолет и сразу же открыл парашют. Его атаковали самолеты противника, и на землю он опустился уже мертвым. Можно ли было ему спастись? Имея запас высоты, он должен был произвести задержку раскрытия парашюта, в крайнем случае — глубокое скольжение, чтобы развить большую скорость снижения, заставить парашют раскачиваться и тем самым затруднить для врага прицельный огонь...
Еще до войны, в те времена, когда мне, как и моим товарищам, в порядке экспериментальной работы приходилось прыгать с самолета на одном спасательном боевом парашюте, мы отметили, что на нем скользить значительно легче, чем на учебно-тренировочном. Стоило только на два-три метра подтянуть к себе группу стропов, неважно, с какой стороны купола, как площадь его уменьшалась и скорость снижения резко возрастала. Начиналось интенсивное раскачивание и вращение. А если стропы натягивались еще сильнее, когда руками уже можно было достать нижнюю кромку купола, который словно бы складывался при этом, скорость снижения доходила до тридцати с лишним метров в секунду, и в ушах появлялся тонкий свист. Парашютиста при этом раскачивало точно громадный маятник, бросая то вперед, то назад, одновременно вращая кругом. Конечно, это было опасно делать на малой высоте, и уже метрах в трехстах от земли я прекращал скольжение, давая возможность куполу наполниться и войти в режим нормального спуска. Ясно, что во время такого скольжения вести прицельный огонь по парашютисту было неизмеримо труднее.
Еще до войны мы освоили этот прием и широко распространяли в частях нашего воздушного флота, и многие летчики успешно пользовались им во время военных действий.
Ветеран Великой Отечественной войны полковник В. Д. Кучма рассказал, как однажды таким способом он ушел из-под огня противника. Будучи еще совсем молодым пилотом и летая на И- 16, в одном из воздушных боев он был вынужден покинуть машину. Как и почему рано раскрыл парашют, он не запомнил и только тогда понял всю опасность своего положения, когда увидел, что вокруг него виражит гитлеровский истребитель. Надо было как можно быстрее уйти из зоны воздушного боя и от этого опасного соседа. Кучма начал скольжение. Энергично натягивая стропы парашюта, он развил довольно- таки большую скорость. Пилот-немец, видимо, решил расстрелять опускающегося парашютиста и, введя свой самолет в пикирование, выбирал наиболее удобный момент, чтобы открыть огонь. Но Кучма сам был воздушным бойцом и знал, что немец беспорядочно, неприцельно стрелять не будет. Он откроет огонь лишь тогда, когда парашютист окажется на линии полета самолета. Как только острый нос немецкого «мессершмитта» начал сверху вниз прокладывать прямую линию, Кучма мгновенно отпустил стропы парашюта, и купол сразу же наполнился, принял свою правильную форму и резко замедлил снижение... Сноп огненных струй из снарядов и пуль прошел под ним, а фашист с набором высоты вышел из атаки. Все это длилось не больше пяти- семи секунд. Снова энергично действуя руками, парашютист выбрал стропы и начал скользить, но повторной атаки не последовало. Убедившись, что опасность миновала, Кучма прекратил скольжение и благополучно достиг земли.
И поскольку подобных случаев, когда гитлеровцы охотились за нашими сбитыми летчиками, было немало, пришлось взять за правило охрану своих пилотов, спускающихся на парашютах, отгоняя не в меру ретивых вояк «Люфтваффе», жаждавших легких побед.
Кстати замечу, что задолго до начала войны я обнаружил однажды интересное явление, которое впоследствии было использовано для спасения летчика, опускающегося на парашюте. А дело было так. Из-за несовершенства наших тогдашних методов расчета случалось, что парашютисты частенько приземлялись вне аэродрома, на неподготовленные площадки, а то и еще хуже — на здания, деревья, сарайчики, и т. п. Как-то, вывозя на прыжок очередного курсанта, я, твердо уверенный в правильности своего расчета, подал команду «прыжок», и курсант, всецело доверяясь мне, по всем правилам отделился от самолета. Парашют раскрылся нормально, и, снижаясь, мой ученик рукой приветствовал меня. Однако скоро выяснилось, что приветствовать меня было не за что. Наблюдая за тенью купола, скользящей по земле, я с горечью убеждался, что курсант до аэродрома не дотянет и приземлится прямо на железнодорожные пути соседней станции. Как ему помочь? Вдруг у меня мелькнула мысль: а что если зайти на самолете несколько сверху парашюта под углом тридцать- сорок градусов и дать полный газ мотору? Воздушная струя, идущая от винта, должна подбросить курсанта несколько вверх и увлечь еще вперед. Не раздумывая особенно над тем, возможны ли нежелательные последствия, я, как и было задумано, зашел сверху поближе к куполу и в момент, когда курсант и мой самолет были примерно в одной горизонтали, дал полный газ мотору. Через несколько секунд я вошел в левый вираж и сразу увидел, что моего ученика поддуло вверх, и он, сильно раскачиваясь, значительно продвинулся к ближней границе аэродрома. Второй маневр дал такой же результат. Поскольку до земли оставалось всего около ста метров, третий заход я делать не стал. Да в нем, впрочем, уже не было надобности. Курсант приземлился на границе аэродрома, миновав полосу препятствий. Так двумя заходами своего самолета я значительно «протащил» парашютиста в нужном мне направлении. Этот способ мы с Евдокимовым успешно проверяли потом несколько раз. В военные годы подобное виражирование наши асы применяли не раз. Так, во время воздушного боя над передним краем противника гитлеровцы подожгли самолет штурмана авиаполка капитана Петрунина. Ему пришлось прыгать с парашютом, и снижался он прямо на вражеские укрепления. Казалось, ничем ему помочь уже нельзя. Кружась на своей машине очень близко от спускающегося Петрунина, летчик Андрей Боровых заметил, что когда он пролетает близко от купола, то капитан как будто бы поднимается вверх и устремляется в сторону полета его самолета.
Появилась слабая надежда: повторяя эти виражи, утянуть за собой парашютиста. По примеру Боровых виражить вокруг Петрунина стали наши другие летчики, и парашютист, попадая в завихрения, вызванные работой воздушных винтов, действительно стал снижаться значительно медленнее, постепенно продвигаясь по горизонтали вслед за самолетами все ближе к своему переднему краю. Наземные войска противника вначале не стреляли, уверенные, что возьмут опускающегося летчика живым. Но когда Петрунин, увлекаемый воздушными струями своих самолетов, перетянул линию фронта и оказался над нашей территорией, открыли огонь. Однако было уже поздно. Петрунин приземлился у своих.
* * *
Организация переброски людей и грузов за линию фронта в тыл врага — этим мне пришлось заниматься почти всю войну. На практике мое особое задание выглядело довольно прозаически. Я постоянно встречался с различными представителями, которым требовалось наладить «воздушный мост», и вел с ними чисто технические переговоры: место и время выброски, количество людей и грузов, условные сигналы, запасные варианты, действия на случай катастрофы... И так далее, и тому подобное. Уточнив все эти детали, каждая из которых, впрочем, влияла на успех операции, я через нашего диспетчера заказывал нужное число самолетов на определенное время и строго следил за тем, чтобы и люди, и грузы вовремя были сосредоточены в одном месте... Ну, чем не снабженец? И все-таки это было не так. Мне и моим помощникам приходилось пребывать на аэродроме круглосуточно. Ведь от каждого тюка груза, от парашюта, на котором он пойдет в ночной тьме к земле, зависело, выполнит ли группа свое задание, нанесет ли урон ненавистному врагу, приблизит ли своими действиями победу. Уже сколько лет минуло с тех пор, а я с волнением вспоминаю о непостижимом мужестве наших советских людей, которые, едва узнав, как надо надевать парашют и отделяться от самолета, всходили по гнущемуся под ногами трапу самолета, чтобы через час или полтора нырнуть в черную бездну...
Мы делали все для успешной переброски этих замечательных людей. Тут мне, в частности, помогал многолетний опыт инструктора-парашютиста. Я старался втиснуть наши довоенные многочасовые методики, по которым проводилась подготовка к первому, ознакомительному прыжку, в короткий инструктаж. Парашют следует надевать вот так. Груз крепить — так. Отделяться от самолета — только так. В воздухе вести себя — так. Приземляться — так. Парашют собирать и прятать... — Все понятно? И эти люди, ни разу не прыгав, даже ни разу не летав, не имея должной подготовки, нагруженные сверх всякой меры оружием и снаряжением, заходили в самолет и летели полтора- два часа в ночи, освещаемые неприятельскими прожекторами, под обстрелом вражеской зенитной артиллерии. Летели к точке, над которой им в первый раз предстояло отделиться от самолета, как мы говорим, и на парашюте достигнуть земли. Потом им надо было выполнять свою работу, свою задачу. И не дома, не на подготовленной площадке аэродрома, а на территории, оккупированной неприятелем, где их подстерегали и смерть, и плен. Боевое задание надо было выполнять во что бы то ни стало, не считаясь ни с чем. Специалистов парашютного дела обычно не вводили в суть тех задач, какие выпадали на долю забрасываемых в тыл врага. Мое дело было — подготовить их к прыжку и вместе с экипажем десантного самолета найти в темноте точку выброски. И не приблизительно найти, а совершенно точно. И в точно указанное время доставить этих людей. Проследить за их приземлением и только потом вернуться на аэродром и доложить командованию о результатах. Случалось, что мы вывозили несколько групп парашютистов сразу, по 3 — 7 человек каждая. Выбросив одну группу, летели к другой точке и выбрасывали вторую, затем третью группу. Что греха таить, не всегда все было гладко, случалось, после зенитной встряски путались точки выброски, группа оказывалась не там, где надо, и люди пешком, иногда в течение нескольких дней, добирались до места назначения, в душе кляня авиацию и летчиков, которые не смогли подвезти их ближе. К счастью для всех нас, такие случаи были редки. Иногда командиры, привозившие своих людей на аэродром, в доверительной беседе говорили мне, что именно они будут делать за линией фронта, и просили как можно точнее и без разброса спустить их на землю. Но чаще всего я не знал боевого задания группы, которую мы везем. Радостны были встречи со знакомыми командирами, которые приезжали еще не раз и привозили приятные вести, рассказывая, что их группа — которую, помните, бросали тогда-то — точно попала в нужное место, сразу связалась по радио с центром, приступила к работе, дала ценную информацию и, между прочим, передавала привет летчикам, парашютистам- инструкторам. У меня есть несколько наград, и, поверьте, я их высоко ценю, но выше всего эти благодарности — оттуда...
А случалось, некоторые десантники после выполнения задания возвращались через линию фронта домой и после непродолжительного отдыха снова приезжали на наш аэродром для отправки в тыл противника. Я расспрашивал, как жилось им на захваченной территории, как работалось, как, наконец, после выполнения задания они возвращались обратно. И это были не досужие расспросы. Чуть ли не каждую ночь, чаще, чем любой из них, я спереходил» линию фронта, возвращался обратно и мог не вернуться, а остаться там... Я не раз смотрел в глаза опасности. И все же, встречаясь с этими людьми, я не мог не поражаться их цельности, душевной прочности, незаурядному мужеству, расчетливой храбрости. На всякий, как говорится, случай надо было знать, как действовать, если шальной снаряд заденет самолет или налетишь на ночного истребителя. И экипаж, и я летели, как положено, в воинском обмундировании, при всех знаках отличия. А что наш самолет мог быть сбит, отнюдь не выглядело абстракцией. Взлетали мы еще засветло и, набрав высоту четыре-пять тысяч метров, переваливали линию фронта. Мы не раз за это время попадали в мертвенно- белые лучи прожекторов и сразу, словно слепые, ничего не видели вокруг. А в ночном небе трассирующие снаряды зенитной артиллерии виделись особенно отчетливо. И каждый, казалось, был направлен не только в самолет, а именно в тебя. Хотя на самом деле снаряд, как правило, проходил или выше, или ниже. Серьезных же попаданий, к счастью, было не так уж много и далеко не в каждом полете. ...Перевалив линию фронта, мы обычно снижались до 600—800 метров и шли под покровом ночи. Лежавшие внизу поля, деревни, города, леса — все было погружено в непроницаемый мрак. И где что — определить было невозможно.
Однажды, облюбовав приличную площадку, расположенную совсем близко от заданной точки, мы зашли на прямую перед выброской парашютистов и сбавили газ. Моторы стали звучать приглушенно, из патрубков стали выбиваться длинные языки пламени. Вдруг вспыхнули огни прожекторов, осветилось огромное поле. Оказалось, что под нами был действующий ночной аэродром. Сразу разобрав, что за птица пожаловала к ним, гитлеровцы открыли огонь. Небо расцветилось гирляндами разноцветных ракет, сотни нитей трассирующих снарядов и пуль потянулись к нам. Круто закладывая то левый, то правый виражи, мы поспешили убраться от этого места подальше, взяв, впрочем, его на заметку. Как видно, немцы не ждали нас в таком глубоком тылу и были удивлены нашему визиту не меньше, чем мы — уготованной нам встрече. Огонь их был неточен. Как потом выяснилось, пробоин у нас было совсем немного... И вот в кромешной тьме надо было найти ту самую «точку», где надлежало выбросить парашютистов. Разумеется, «точка» в подобном случае выглядит как прямоугольник размером, скажем, в квадратный километр. Но с высоты — это точка. Кроме того, неизвестно, какой силы ветер на земле и куда он дует. Напрягая глаза до боли, мы сличали полетную карту с местностью, плывшею под нами, и, уловив хоть сколько-нибудь похожие очертания характерных признаков далекой земли, закладывали широкий круг, чтобы еще раз удостовериться в своих догадках и найти, наконец, искомую точку. Порой вызывали к окну ранее бывавших в этих местах... И когда в конце концов точно устанавливали, что внизу именно то, к чему мы стремились за три-четыре, а то и за пять сотен километров, считая от линии фронта, я знаком давал команду «приготовиться». Парашютисты вставали и подходили к двери. По очереди каждый давал мне в руки длинную толстую веревку с карабином на моем конце. Другой конец был привязан к вытяжному кольцу парашюта. Проверив — нет ли петель, не провисает ли, не закручивается веревка, — я зацеплял карабин за толстый металлический трос, протянутый по всей длине сигарообразного фюзеляжа. Многие, если не большинство десантников, провожаемых мною, прыгали в первый раз. Фал — так называлась эта веревка — должен был обеспечить принудительное раскрытие парашюта, как бы себя ни чувствовал, как бы себя ни вел парашютист. Это было всегда тяжело. Как мог, я старался ободрить каждого. Говорил: «До скорой встречи. Жду вас снова к себе на аэродром». Дружески хлопал по плечу. Поправлял и без того правильную подгонку груза, парашюта. И видел, как светлели лица. Эта разрядка большого нервного напряжения — я уверен и теперь — была необходима и благотворна.
Мне потом говорили об этом сами десантники... Закончив эти несложные приготовления, я открывал дверь и всматривался в туманную даль земли, ловя запомнившиеся по карте ориентиры. По сигналу «Пошел!» — первый стоявший вываливался через борт фюзеляжа. Вся операция выброски занимала несколько секунд. Если с группой был груз, он сбрасывался в первую очередь, только за ним следовали парашютисты. Затем я втаскивал все фалы, закрывал дверь и спешил в пилотскую кабину: оттуда был хороший обзор и легче было считать раскрывшиеся белые купола парашютов. Если счет сходился — все в порядке, возвращаемся домой... Должен сказать, что в моей практике не было случая, когда бы счет не сошелся, когда оставили самолет, скажем, пять человек, а белых куполов было только четыре. Создавая новые опорные базы, руководители партизанского движения собрали у нас на аэродроме огромное количество людей, в основном шахтеров и железнодорожников — жителей Донбасса. Дело свое эти люди знали. Оружие у них было отлажено хорошо. Боеприпасов они набирали столько, что места для продовольствия не оставалось. Подготовив группу, мы сразу же старались отправить ее. Прыгали донбассовцы смело и быстро. Но чем больше мы забрасывали людей в тыл к противнику, тем больше их скапливалось на нашем аэродроме. Порой требовалось выполнять нереальные задачи. Нам, к примеру, предлагали выбросить людей за 800 километров от линии фронта. Средняя скорость нашего самолета составляла всего 220 километров в час. Если учесть набор высоты при прохождении линии фронта, значит, он может покрыть это расстояние за четыре часа. Столько же обратно. А южная ночь, с ее спасительной для нас темнотой, длилась всего 4 — 5 часов... В светлое же время нас запросто собьют истребители. Так попал в переделку мой коллега. Он возвращался с задания уже засветло, самолет был атакован фашистским истребителем и подожжен. Запланированные и подготовленные уже операции по заброске наших людей в тыл врага пришлось откладывать...
Неурядиц день ото дня становилось все больше, и в конце концов я написал рапорт своему командованию.
Вернувшись как-то на аэродром часов в пять утра после длительного полета, я встретил около дома адъютанта командующего ВВС Южного фронта. — Поехали! — сказал он мне. Скоро мы были на командном пункте фронта. Заседание Военного совета фронта открыл командующий фронтом Р. Я. Малиновский и сразу спросил у командующего ВВС К. А. Вершинина:
— Кто будет докладывать?
— Майор Кайтанов, — последовал ответ.
По возможности кратко я доложил Военному совету обо всех тех непорядках, которые мешают нам, и о том, как их, на мой взгляд, следует устранить. Почти все предложения были приняты и, что главное, обеспечены технически и материально. Работа пошла организованнее и быстрее. Тем не менее, народу на аэродроме все прибывало. Пошли мелкие группы по два-три человека: радистка и два разведчика. Или три-четыре человека без радиостанции, но с грузом взрывчатки. Им предстояло организовать взрыв важных сооружений, объектов, имеющих военно-стратегическое значение. , Да, когда требовалось провести какую-то операцию быстро и в глубоком вражеском тылу, авиация была незаменимой. При переходе «по зеленой», как говорили пехотинцы, было больше столкновений с неприятелем и, значит, меньше шансов благополучного исхода. Среди тех, кого мы отправляли за линию фронта, были почтенного вида солидные люди и молодые девушки, пожилые женщины и десантники, одетые в форму немецких офицеров. Однажды привезли самого настоящего священника при всех его атрибутах. А как-то раз пришлось доставлять гармониста. Причем гармонь должна была находиться при нем и во время прыжка. Изрядно мы повозились, надежно закрепляя ее на парашюте, чтобы она не поломалась во время приземления... Мы не задавали никаких вопросов, понимали, что так надо было для успеха задуманной операции, для нашей победы. Больших десантных операций на Южном фронте мы тогда не проводили. Только однажды, в августе 1942 года, нам пришлось обеспечивать продовольствием вклинившиеся в расположение неприятеля наши части. Операция прошла успешно. За годы Великой Отечественной войны на всех фронтах несколько тысяч пилотов, прыгая с парашютом, сохранили свою жизнь, чтобы снова идти в бой с ненавистным врагом и защищать Родину. Я знаю летчиков, которые прыгали с парашютом пять раз, как, например, дважды Герой Советского Союза Кравченко, а летчик Кретов — восемь раз. Должен сказать, что подготовка летного состава, конструкция наших спасательных парашютов, их эксплуатация, словом, все то, что относится к безопасности полета, в наших воздушных силах было значительно выше, чем в военной авиации других стран. Так, в некоторых германских источниках указывается, что шесть десятых летного состава гитлеровцев, совершивших вынужденные прыжки с парашютом, оказались негодными для дальнейшей службы в авиации из-за полученных повреждений. Знаменательно, что составитель этого документа, один из высших чинов гитлеровской авиации, рекомендовал изучать и использовать систему парашютной подготовки летного состава советских Военно-Воздушных Сил. Суровый экзамен был выдержан


К.Ф. Кайтанов
Константин Федотович КАЙТАНОВ учился в Вольской военной объединенной школе летчиков и авиатехников с 1930 по 1931 годы. В 1932-ом окончил Оренбургскую военную школу летчиков и стал летчиком- истребителем. Будучи курсантом второй роты учлетов, занимался парашютным спортом. Первый мировой рекорд установил в 1935 году, прыгнув с парашютом с высоты 6800 метров без кислородного прибора, за что награжден орденом Ленина. Воспитанник нашего училища Константин Кайтанов стал мастером парашютного спорта международного класса, установил еще четыре мировых рекорда после войны. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, десятью медалями.
Автор книг: "На парашюте из стратосферы" 1959, "Haшe небо" (Записки парашютиста) 1959, "Повесть о парашюте" 1975



От Сергей Зыков
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 27.06.2016 15:07:56

мнение Геринга

Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента
Уильям Ширер
Litres, 26 мар. 2015 г. - Всего страниц: 663
Личный дневник, запечатлевший поворотный момент в жизни Европы XX века – канун Второй мировой войны, воспринимается сегодня как уникальный документ. Его страницы сохранили атмосферу предвоенной Германии, одурманенной реваншистскими настроениями, истерически обожавшей фюрера; на них подробно рассказано о планомерной милитаризации страны, о приемах работы гитлеровской пропагандистской машины, о мобилизации всех резервов нации ради тотальной войны за мировое господство. Среди упоминаемых лиц не только Адольф Гитлер и его ближайшие сподвижники Гесс, Геринг, Гиммлер, Лей, Риббентроп, но и лидеры мировых держав Рузвельт, Черчилль, Сталин, Франко, Муссолини, Петэн, Бенеш, де Голль и др., главы правящих королевских династий, министры, послы, высший генералитет. Автор приводит, кроме того, множество выразительных подробностей, собственных оригинальных наблюдений над немцами и жителями европейских государств.

http://flibusta.is/a/57240

До чего же красивая, цивилизованная война. Сегодня вечером Геринг сообщает, что в ответ на полученную им информацию о плохом обращении французов с захваченными в плен немецкими летчиками все находящиеся в немецком плену французские летчики немедленно будут закованы в кандалы. Далее Геринг заявляет, что, если он услышит, что французы расстреляли хоть одного немецкого летчика, он прикажет расстрелять пятерых французских пленных. И еще: если он узнает, что немецкий летчик убит "при спуске на парашюте", то прикажет расстрелять пятьдесят французских военнопленных.
Насколько мне известно, союзники расстреливают парашютистов, которые отказываются сдаваться, потому что эти ребята во многом ответственны за падение Голландии и устроенный ими ад в тылу. Возможно, обычных немецких летчиков, выбросившихся на парашютах с подбитых самолетов, приняли за таких наводящих ужас десантников. Тем не менее приказ Геринга - это явно часть гитлеровского способа завоевания с помощью террора. Б., который был на прошлой неделе в Роттердаме, рассказывает, что город был сильно разрушен после капитуляции. Немцы объясняют это тем, что известие о капитуляции пришло, когда бомбардировщики уже взлетели и их невозможно было отозвать! Звучит неубедительно, потому что со всеми самолетами есть радиосвязь и они постоянно имеют контакт с землей.
Геринг добавил, что правило о расстреле пятерых за одного или пятидесяти за одного не будет применяться к англичанам, "поскольку они пока не дали повода для подобных ответных мер".
Вечером министерство пропаганды показало нам полнометражную кинохронику, со звуковыми эффектами, о разрушениях в Бельгии и Франции. Малые и большие города, один за другим, взрываются в огне. Крупные планы потрескивающего пламени, уничтожающего дома, вырывающегося из окон, из-под крыш и стен, где всего несколько дней назад люди вели мирную, если не счастливую, жизнь.
Энтузиазм немецкого комментатора по поводу разрушений, казалось, возрастал по мере появления все новых и новых сожженных городов. Голос у него был безжалостный, скрипучий, а в конце, казалось, выявил настоящий приступ садизма. "Посмотрите на это разрушение, дома объяты пламенем! - орал он. - Вот что бывает с теми, кто противостоит германской мощи!"
Неужели в Европе вскоре будут править и господствовать такие люди, такие садисты?




из журнала "Октябрь" за 1943 год в другом переводе

Вообще — миленькая, цивилизованная война. Сегодня вечером Геринг заявил: ввиду дошедших до него сведений о дурном обращения французов с пленными немецкими летчиками все французские летчики, захваченные в плен немцами, будут немедленно заковываться в кандалы. И дальше: если он узнает о расстреле какого-нибудь немецкого летчика французами, он прикажет расстрелять за него пятерых пленных французов. И еще дальше: если он узнает, что немецкий летчик был застрелен «во время спуска на парашюте», он прикажет расстрелять пятьдесят пленных французов. Насколько известно, союзники стреляют в отказывающихся сдаться парашютистов, потому что парашютисты сыграли большую роль в падении Голландии и создают дикое смятение в тылу. Повидимому, где-то приняли за парашютистов обыкновенных немецких летчиков, выбросившихся на парашютах с подбитых союзниками самолетов. А приказ Геринга — это явно все та же гитлеровская система подавления противника при помощи террора Б., посетивший на прошлой неделе Роттердам, говорит, что город был в значительнейшей части разрушен уже после сдачи. Немцы оправдываются тем, что сорбше нио о сдаче поступило, когда шгукас уже поднялись в воздух и их нельзя было отозвать. Глупейшая отговорка, так как на всех самолетах есть радио и они поддерживают постоянную связь с землей. Геринг, между прочим, пояснил, что вводимое им правило о расстреле пятерых за одного и пятидесяти за одного не относится к англичанам, «так как они пока не дали оснований для применения к ним подобных репрессий».
От badger
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 26.06.2016 12:38:09

Правил таких не было

Искоючительно на доброй воле и личной порядочности.

Расстрелов на парашюте хватало, особенно немцы на союзников жаловались, хотя тут надо понимать, что хоть парашют и практически неподвижная цель, летчик, увлекающийся расстрелом парашютов и сам предсталяет из себя удобную мишень для противника.
От Cat
К badger (26.06.2016 12:38:09)
Дата 27.06.2016 10:35:10

Надо смотреть аналогичное морское правило

Когда запретили расстреливать спасающихся на шлюпках (и даже обязали их спасать).
Но автоматического его распространения на ВВС скорее всего не было.
От badger
К Cat (27.06.2016 10:35:10)
Дата 27.06.2016 13:52:14

морское - было...


>Но автоматического его распространения на ВВС скорее всего не было.


Вообще никакого распространенния не было на ВВС.
От СБ
К badger (26.06.2016 12:38:09)
Дата 26.06.2016 20:28:04

Re: Правил таких...

>Искоючительно на доброй воле и личной порядочности.

>Расстрелов на парашюте хватало, особенно немцы на союзников жаловались, хотя тут надо понимать, что хоть парашют и практически неподвижная цель, летчик, увлекающийся расстрелом парашютов и сам предсталяет из себя удобную мишень для противника.

Это традиция немцев - громко обвинять противника, чтобы отвлечь внимание от собственных привычек. В книгах Шорса и компании, разбирающих бои на тактическом уровне, примеров расстрела на парашютах не очень, видимо потому, что после такого не выживали, а вот о случаях расстрела немцами самолётов севших на вынужденную, с целенаправленной охотой за лётчиком очень даже вспоминали те, кто сумел убежать.
От badger
К СБ (26.06.2016 20:28:04)
Дата 27.06.2016 13:51:24

Здесь могут быть чисто практические соображения...

>Это традиция немцев - громко обвинять противника, чтобы отвлечь внимание от собственных привычек. В книгах Шорса и компании, разбирающих бои на тактическом уровне, примеров расстрела на парашютах не очень, видимо потому, что после такого не выживали, а вот о случаях расстрела немцами самолётов севших на вынужденную, с целенаправленной охотой за лётчиком очень даже вспоминали те, кто сумел убежать.

Летчик союзников, спускающийся на парашюте над территорией Германии(или оккупированной немцами) с высокой долей вероятности - пленный до конца войны, немецкий летчик, спускающийся на парашюте над оккупированной территорией или территорией Германии может завтра снова вылететь в бой - заинтересованность союзников в добивании на парашюте явно была выше, кроме того, союзники после 43 года в значительной степени господствовали в воздухе, и могли достатотчно безопасно заниматься расстрелом парашютистов, в то время как для немецких истребителей такое хобби были рискованным - легко самому было оказаться на парашюте, получив от сотоварищей ранее сбитого и расстреливаемого на парашюте...

Что касается демонизации противника - она была характерна для всех сторон и я не рискну утверждать, что немецкая демонизация союзников была круче, чем демонизации союзниками немцев, а в случае ПМВ, допустим, насколько я понимаю, считается, что союзники преуспели даже более немцев в этом.

При этом если смотреть восточный для немцев фронт, утверждения наших и немецких ветеранов - наши утверждают, что немцы расстреливали, наши нет, немцы утверждают, что наши расстреливали, а они - никогда... Плюс, ещё какой-то процент с обоих сторон утверждает, что вообще не расстреливали никого никто, и единичные случае, когда по тем или иным причинам факты расстелов на парашютах признаются... В целом, такая "картинка" нам говорит, что во первых - действительно не расстреливали массово, во вторых - решение растреливать или нет было личным решением каждого летчика, никаких правил, кодексов, стандартов поведения не было.
От объект 925
К badger (26.06.2016 12:38:09)
Дата 26.06.2016 12:58:42

Ето из приложение к Конвенции о Правилах войны. (-)
От badger
К объект 925 (26.06.2016 12:58:42)
Дата 26.06.2016 13:03:28

Из каких приложений ?

В конвенции запрещение атаковать спасающегося летчика появилось только после ВМВ.
От U235
К badger (26.06.2016 13:03:28)
Дата 27.06.2016 04:05:42

Забавно, что про танкистов

,выпрыгивающих из горящего танка, в конвенциях ничего нет. Хотя, казалось бы, чем они отличаются от спасающегося на парашюте летчика? Тем не менее по спасающимся летчикам стрелять нельзя, а по спасающимся танкистам можно палить всем, кому не лень, этого конвенции уже не запрещают. Разве что сыграло роль, что летчики - это господа офицеры, а танкисты - чернь всякая :-/
От Паршев
К U235 (27.06.2016 04:05:42)
Дата 27.06.2016 10:22:53

Re: Забавно, что...

Это - про летчиков - американцы пробили положение. В принципе, это аналог более ранних соглашений о защите моряков, потерпевших кораблекрушение - то, что сами американцы частенько нарушали (цитату я выкладывал недавно).
От U235
К Паршев (27.06.2016 10:22:53)
Дата 27.06.2016 13:11:22

А типа когда танкисты..

спасаются из горящего танка, то они бедствие не терпят? :) Чем это лучше прыжка из горящего самолета? Выскакивающий из танка очертя голову танкист, тушащий на себе горящую одежду, или вытаскивающий из горящей машины раненного товарища, так же беспомощен, как и висящий на стропах парашюта летчик. Ну а на земле из танкиста примерно такой же солдат, как и из летчика, его не на это учили. Тем не менее в ведении огня по спасающимся танкистам конвенции никак не ограничивают можно по ним палить даже если они раненного из машины спасают. Вот такой вот избирательный гуманизм.
От Дмитрий Козырев
К U235 (27.06.2016 13:11:22)
Дата 27.06.2016 13:50:22

Re: А типа...

>спасаются из горящего танка, то они бедствие не терпят? :) Чем это лучше прыжка из горящего самолета? Выскакивающий из танка очертя голову танкист, тушащий на себе горящую одежду, или вытаскивающий из горящей машины раненного товарища, так же беспомощен, как и висящий на стропах парашюта летчик. Ну а на земле из танкиста примерно такой же солдат, как и из летчика, его не на это учили.

По летчику запрещено стрелять только в течении спуска на землю. На земле он превращается в комбатанта.
От Дмитрий Козырев
К U235 (27.06.2016 04:05:42)
Дата 27.06.2016 09:20:55

Танкист, покинув танк, становится пехотинцем

в общем случае он вооружен и может продолжать вести бой вне машины.
По\тому на него распространяются общие правила в отношении комбатантов - т.е. щадить его нужно лишь в том случае, когда он сдается в плен.

>,выпрыгивающих из горящего танка, в конвенциях ничего нет. Хотя, казалось бы, чем они отличаются от спасающегося на парашюте летчика?

тем, что он беспомощен пока висит на стропах.
От Паршев
К Дмитрий Козырев (27.06.2016 09:20:55)
Дата 27.06.2016 10:24:03

Ну а летчик - десантником

на которого защита не распространяется.
Смайлик добавлю, если непонятно - :)
От U235
К Паршев (27.06.2016 10:24:03)
Дата 27.06.2016 13:04:28

Re: Ну а...

Кстати расстреливать спускающихся на парашютах десантников конвенции разрешают. Кстати готовая отмазка для пехоты: откуда им знать, кто к ним спускается, сбитый летчик или злой ВДВшник?
От Дмитрий Козырев
К U235 (27.06.2016 13:04:28)
Дата 27.06.2016 13:47:00

Re: Ну а...

>Кстати расстреливать спускающихся на парашютах десантников конвенции разрешают. Кстати готовая отмазка для пехоты: откуда им знать, кто к ним спускается, сбитый летчик или злой ВДВшник?

Статья предполагает одновременное с парашютами наличие "летательного аппарата терпящего бедствие".
Хотя конечно имеется двусмысленость - будут ли воздушно-десантники, покидающие горящий самолет пользоваться защитой статьи или нет?
От объект 925
К Дмитрий Козырев (27.06.2016 13:47:00)
Дата 27.06.2016 13:49:35

Ре: Ну а...

>Статья предполагает одновременное с парашютами наличие "летательного аппарата терпящего бедствие".
>Хотя конечно имеется двусмысленость - будут ли воздушно-десантники, покидающие горящий самолет пользоваться защитой статьи или нет?
+++
будет. Так как смысл статьи защита человека находящегося в беззащитной ситуации. Т.е. он не может себя защитить.
От Дмитрий Козырев
К объект 925 (27.06.2016 13:49:35)
Дата 27.06.2016 14:05:25

Ре: Ну а...

>>Статья предполагает одновременное с парашютами наличие "летательного аппарата терпящего бедствие".
>>Хотя конечно имеется двусмысленость - будут ли воздушно-десантники, покидающие горящий самолет пользоваться защитой статьи или нет?
>+++
>будет. Так как смысл статьи защита человека находящегося в беззащитной ситуации. Т.е. он не может себя защитить.

двусмысленость в том что с одной стороны защитой пользуется "любое лицо, покидающее ЛА, терпящий бедствие", а с другой "ВДВ не попадают под защиту статьи" - т.к. прыжок с парашютом составляет тактику их действий.
И в этом смысле впринципе неважно в каком состоянии они оставили ЛА.
От объект 925
К badger (26.06.2016 13:03:28)
Дата 26.06.2016 17:21:24

Ре: понял. А про спасающихся с воздушных шаров ничего до етого

не было?
От badger
К объект 925 (26.06.2016 17:21:24)
Дата 27.06.2016 14:04:04

Вот доп.протокол 1977 года к конвенции 1949 года

текст:

http://www.vif2ne.org/nvk/forum/6/archive/2747/2747597.htm


если вы знаете более ранние упоминания о защите спасаюшщихся с любых типов воздушных судов - было бы очень интересно...
От Cat
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 25.06.2016 11:02:50

Это традиция с ПМВ

Но тогда много "традиций" было - например, совместная пьянка сбитого со сбившим. "Кастовость" авиаторов брала верх над патриотизмом. Ко временам ВМВ кастовость изрядно размылась, и "джентльменские традиции" перестали соблюдаться.
От ZaReznik
К Cat (25.06.2016 11:02:50)
Дата 25.06.2016 11:34:58

Успешных покиданий самолета с парашютом в ПМВ - мизернейший мизер (-)
От Лейтенант
К ZaReznik (25.06.2016 11:34:58)
Дата 25.06.2016 11:46:13

Аварийные посадки тоже надо учитывать

С учетом скоростей и высот в ПМВ шансов на аварийную или даже "жескую" посадку с выживанием пилота было больше.
От Evg
К Лейтенант (25.06.2016 11:46:13)
Дата 27.06.2016 07:44:12

Re: Аварийные посадки

>С учетом скоростей и высот в ПМВ шансов на аварийную или даже "жескую" посадку с выживанием пилота было больше.

В ПМВ даже термин был "принудить к посадке". Зачастую садились даже на исправной машине - это считалось нормальным способом выйти из боя. Но при посадке на незнакомое место самолёт, как правило, получал повреждения и взлететь уже не мог. При этом продолжать мочить севшего считалось нехорошо.
От ZaReznik
К Evg (27.06.2016 07:44:12)
Дата 27.06.2016 22:45:33

Re: Аварийные посадки

>В ПМВ даже термин был "принудить к посадке". Зачастую садились даже на исправной машине - это считалось нормальным способом выйти из боя. Но при посадке на незнакомое место самолёт, как правило, получал повреждения и взлететь уже не мог.
Насчет "как правило" - это когда как.
Иначе не было бы достаточно распространенной практики ПМВ - сесть рядом с поверженным супостатом и чего-нить в качестве сувенира отчекрыжить.
От ZaReznik
К Лейтенант (25.06.2016 11:46:13)
Дата 25.06.2016 12:04:53

Насчет равных шансов - не уверен

>С учетом скоростей и высот в ПМВ шансов на аварийную или даже "жескую" посадку с выживанием пилота было больше.

Это спорный момент.
КМК - баш на баш.
Скорости то меньше.
Но и сами "этажерки" времен ПМВ гораздо более хлипкие, чем основные самолеты ВМВ.
От Лейтенант
К ZaReznik (25.06.2016 12:04:53)
Дата 25.06.2016 13:03:32

В общем согласен, но есть большое но ...

Статистику нужно знать реальную, что бы понять "шансы больше или шансы меньше при прочих равных", но есть еще вот какой момент:
В ПМВ у пилотов парашюты были мягко говоря далеко не всегда. Скажем, в русской армии как заказали 70 парашютов в начале войны так они и лежали до середины 16-го года на складах ( http://10otb.ru/content/history/army_history/parashuts_rus_army.html). А даже при наличии парашюта - парашюты кстати тогда были "сырыми" (еще хуже чем самолеты), а главное непривычными, летчики им не доверяли, полеты на малых и предельно малых применению парашютов тоже не благоприятствуют ... В общем аварийных посадок было тупо больше, чем прыжков с парашютами. Причем широко пользоваться парашютами начали под конец войны в( 1917 году в Великобритании введено обязательное применение парашютов в авиации. В Германии обязательное применение парашютов ввели в начале 1918 года), как раз к тому времени когда забили на всякое "воздушное рыцарство" и прочие глупости. Так что если имеем факт совместного распития спиртных напитков одним летчиком с другим, сбитым им летчиком, то дело скорее всего происходит в первой половине ПМВ и второй летчик сел на вынужденную или уцелел при "жесткой" посадке, а варианта с парашютом почти нет, так летали почти всегда без парашютов.
От Robert
К Лейтенант (25.06.2016 13:03:32)
Дата 27.06.2016 13:57:21

Были очень большие счета по сбитию аэростатов с арткорректировщиками

Иx легко было сбивать: неподвижные, большие, наполнены горючим водородом.

И у корректировщиков парашюты - были. Даже не в ранцаx, а так прямо под корзиной и висели раскрытыми: только прыгай. Один черт при сильном ветре - аэростат нe поднимают.
От ZaReznik
К Robert (27.06.2016 13:57:21)
Дата 27.06.2016 22:47:49

Аэростаты слишком низко по меркам авиации летали. Поэтому и парашюты открытые ..

... Так что расстрел парашютиста-корректировщика аэростата - это практически unreal.
От Лейтенант
К Robert (27.06.2016 13:57:21)
Дата 27.06.2016 21:55:46

Эти-то у своих садились, так что какая с ними пьянка у сбившего. Разве что

его самого кто в процессе завалит :-)
От sss
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 25.06.2016 10:43:36

Ситуация, в которой возможна охота на "парашютистов" вообще не оч. типична(+)

В воздушном бою, как правило, сбитый - это не последний вражеский самолет, при этом оставшиеся продолжают бой. Смертельно опасно, зачастую, было даже просто отвлечься, наблюдая как сбитый самолет воткнется в землю. Тем более опасным представляется выполнять специально какие-то маневры и эволюции (для самолетов того времени весьма небыстрые, требующие потери высоты/сброса скорости и отвлечения внимания) для атаки на парашютиста, не представляющего непосредственной угрозы, в отличии от летающих где-то других самолетов противника. Это явно не приоритетная цель. Опять же ваши товарищи, продолжающие вести бой, не очень поймут если вы оставите их и переключитесь на атаку парашютиста - вместо оказания содействия им.

ИМХО если уж самолет удавалось покинуть, то в большинстве случаев противнику было не до расстрела выпрыгнувшего - вот и всё "правило".

Да, на западе "правило" было более правильными, потому что преобладали большие высоты боя и снижаться для охоты на выпрыгнувшего (и тем более его преследования на земле) было зачастую просто невозможно - по множеству причин, от невозможности оставления прикрываемых бомбардировщиков до фатального перерасхода топлива на такое изменение профиля полета. (для англо-американцев, для немцев это вовсе смысла не имело, всякий выпрыгнувший в любом случае почти никуда не денется). На востоке же и высоты были меньше, и характерные численности при столкновении - были возможны бои пара на пару и когда очевидно, что противника в воздухе не осталось, а бой явно закончен - можно позволить себе погоняться за парашютистом, не особо рискуя и не подставляя товарищей.
От ZaReznik
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 25.06.2016 09:24:01

Именно приказы и распоряжения на эту тему - редкость

>В радиопередаче слушал интервью с историком, который рассказывал о том, что на советско-немецком фронте, во время ВОВ, у лётчиков с двух сторон было такое правило- выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта ни в воздухе, ни на земле. Скажите, были ли случаи нарушения этого правила?
Какие нарушения? Правила то такого не было.
Всё по личным понятиям да на усмотрение. А это очень гибкие категории.

Именно приказы и распоряжения на эту тему - редкость.

Навскидку вспоминается, например Гражданская война в Испании - там у республиканцев имели место несколько случаев гибели своих же летчиков и членов экипажа, выбросившихся с парашютом, но погибших в результате обстрела от своих же с земли.
Вот и написали приказ, строго-настрого запретив стрелять по любым парашютистам из сбитого самолета.
Там была двойная мотивировка - и то что под парашютом могут быть свои, и то что летчики противника являются ценными "языками".
Ну а стрельба по парашютам - это ответная реакция на практически безнаказанные авианалеты.

В Германии массированные бомбежки и авианалеты в ВМВ привели к тому, что членов экипажа могли местные жители тут же и убить после приземления, если рядом не оказывалось полиции или военнослужащих.

В ответку за тяжелые потери, как неоднократно жаловались немцы, союзники практиковали добивать и выпрыгнувших с парашютом летчиков, и на посадке, и после посадки (в т.ч. вынужденной) - смысл был в том, что опытных летчиков у немцев немного, а так он опять и опять будет летать на перехват "крепостей" - а так если и не погибнет, то пусть пару лишних месяцев госпитале поваляется, подумает о смысле жизни.

Но не помню, чтобы на этот счет были какие-то официальные распоряжения или приказы у союзников. Это скорее по понятиям да на усмотрение командира (а каждый летчик - сам себе командир в бою).
Как классический пример: Хартман, когда у него в бою против группы "Мустангов" кончился боекомплект - взял да и выпрыгнул с парашютом (хотя самолет ЕМНИП был исправен).

Примеров того, что немцы добивали - и парашютистов, и самолет после вынужденной, и летчика на земле - у наших тоже хватает. Не сказать, что поголовно такое практиковалось, но упоминают о таком на всем советско-германском фронте - .
Да и какая разница нашему сбитому летчику - расстреляют ли его еще под парашютом или добьют штыками уже на земле (и такое тоже упоминали - так погиб напарник ГСС Федорова)?

С немецкими летчиками наши тоже обходились по разному, хотя в целом можно сказать, что стрельба по парашютистам не поощрялась. Но и каких-либо наказаний не припомню.
Еще из примеров: например у ГСС Каберова есть описание, как сбитый немец стал отстреливаться из пистолета (и даже в кабину попал) - тут то его парашют на ленточки и нарезали.

Или вот вам другой пример.
Заполярье. 1943. Сбит Мюллер, крутой ас из JG5, кавалер RK. Немец после вынужденной посадки попытался уйти на лыжах. Там целая операция по его захвату была. В т.ч. ГСС Сгибнев на У-2 летал - наводил уже наших лыжников. В итоге Мюллер ЕМНИП боя на земле не принял, просто сдался, когда его догнали и "обложили".
А если бы принял? И погиб бы, отстреливаясь?
То по-вашему Сгибнев тогда бы НАРУШИЛ ПРАВИЛО СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОГО ФРОНТА И ПРИНЯЛ САМОЕ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ УЧАСТИЕ В КОЛЛЕКТИВНОМ УБИЙСТВЕ НЕМЕЦКОГО ЛЕТЧИКА НА ЗЕМЛЕ?
Война есть война. Увы.
От Паршев
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 24.06.2016 19:59:46

Да и на Западе такого правила не было

там по-простому было:

Капитан Конант появился над целью в тот момент, когда часть экипажа морского охотника пыталась ликвидировать небольшой пожар на борту, тогда как основная часть экипажа вплавь добиралась до берега. Конант добился двух прямых попаданий 227-кг бомб, которые вызвали новые повреждения на корабле и усилили пожар. Затем Конант прошелся над плывущими моряками, поливая воду огнем из пулеметов. Другие самолеты повторили маневр Конанта, поразив корабль 13 бомбами. Детонировали снаряды в артиллерийском погребе, и от противолодочного корабля остался лишь искореженный корпус. Сбросив бомбы, американцы расстреливали плывущих по воде японских моряков. Вода стала красной от крови. Однако нескольким морякам все же удалось уцелеть, благодаря чему японцы получили возможность раскрутить пропагандистскую кампанию. Американским летчикам дали прозвище "мясники с синими носами".
От Пехота
К Паршев (24.06.2016 19:59:46)
Дата 25.06.2016 01:22:26

Это Восток

Салам алейкум, аксакалы!

Хотя, вспоминая "Киллера" Колдуэла... да, и на Западе такого не было.

And ye shall know the truth, and the truth shall make you dead
От Begletz
К Пехота (25.06.2016 01:22:26)
Дата 25.06.2016 03:52:30

Скорее, обычный расизм. (-)
От Технолог Петухов
К Begletz (25.06.2016 03:52:30)
Дата 25.06.2016 10:17:16

Это называется - обратка прилетела.

За все самурайские художества.
От Claus
К Технолог Петухов (25.06.2016 10:17:16)
Дата 27.06.2016 16:51:56

Американцы то от самурайских художеств почти не пострадали.

Да и об условиях в японских лагерях они едва ли могли знать.
От И.Пыхалов
К Claus (27.06.2016 16:51:56)
Дата 27.06.2016 17:19:30

Помню, ещё школьником видел фотографию казни американского лётчика

Где ему рубят голову самурайским мечом. К сожалению, не помню, в каком издании

Тов. Чубайс является смелым, волевым и решительным комиссаром
От Claus
К И.Пыхалов (27.06.2016 17:19:30)
Дата 29.06.2016 15:12:07

Только откуда об этом могли американцы знать до 1944-45го? (-)
От SpiritOfTheNight
К И.Пыхалов (27.06.2016 17:19:30)
Дата 29.06.2016 10:14:42

Обычная практика 1944-45 годов (-)
От Сергей Зыков
К И.Пыхалов (27.06.2016 17:19:30)
Дата 27.06.2016 18:49:49

она во многих изданиях

я её видел в статье об известной операции - налете Б-25 на токио с авианосца Хорнет в 1942
От Llandaff
К Claus (27.06.2016 16:51:56)
Дата 27.06.2016 16:58:12

Bataan Death March в США все знают (-)
От Паршев
К Технолог Петухов (25.06.2016 10:17:16)
Дата 26.06.2016 00:37:17

Есть подозрение, что кое-что из "художеств" - голимая пропаганда

>За все самурайские художества.

как-то очень неединообразно показан японский плен даже в американском искусстве.

Боюсь, это та же самая "стрельба русских, прикидывающимися ранеными, в спину нашим солдатам" от Геббельса.
От Технолог Петухов
К Паршев (26.06.2016 00:37:17)
Дата 26.06.2016 07:22:09

Равно как и кое-что из немецких зверств . Но дыма без огня не бывает....

>как-то очень неединообразно показан японский плен даже в американском искусстве.

Дык и немецкий плен в 41 году и в 43-44 несколько отличался...
От wirb
К Технолог Петухов (26.06.2016 07:22:09)
Дата 26.06.2016 07:23:46

Чем? (-)
От Паршев
К wirb (26.06.2016 07:23:46)
Дата 26.06.2016 11:10:57

Re: Чем?

а начали типа соблюдать Женевские конвенции. Даже слышал (пруфов не найду) от одного родственника, что какие-то деньги платили. Он по полной хлебнул, сначала его с группой пленных просто расстреляли из пулемета в овраге (я так понял в 41-м), ночью он пришел в себя с раной в шее и пошел один, взяли в плен вторично. Дожил до освобождения в лагере в Австрии американцами.
От Технолог Петухов
К wirb (26.06.2016 07:23:46)
Дата 26.06.2016 08:20:09

Не так кровожадно...

Ну и закон о комиссарах похерили...
От Begletz
К Технолог Петухов (25.06.2016 10:17:16)
Дата 25.06.2016 17:59:34

С пленными? Тогда это еще не могли оценить. (-)
От Виктор Крестинин
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 24.06.2016 13:34:10

Вы прям неутомимы в тяге к знаниям

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1247/1247219.htm

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1248/1248198.htm

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1279/1279388.htm

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1286/1286256.htm

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1304/1304300.htm

http://vif2ne.org/nvk/forum/2/archive/1325/1325659.htm
От Siberiаn
К Виктор Крестинин (24.06.2016 13:34:10)
Дата 26.06.2016 11:36:35

Вопрос про инвентарный номер оружия меня убил наповал... Корнет, вы ЖЕНЩИНА??? (-)
От Андю
К Виктор Крестинин (24.06.2016 13:34:10)
Дата 24.06.2016 13:41:50

М.б. это местный филиал "Что? Где? Когда?" с групповым аккаунтом? И оба Бунши. (-)
От Виктор Крестинин
К Андю (24.06.2016 13:41:50)
Дата 24.06.2016 13:46:28

Иииии... Сектор "Приз" на барррабане!! (-)
От Дмитрий Козырев
К Tallinec (24.06.2016 13:20:01)
Дата 24.06.2016 13:25:27

Из Мемуаров Покрышкина

>В радиопередаче слушал интервью с историком, который рассказывал о том, что на советско-немецком фронте, во время ВОВ, у лётчиков с двух сторон было такое правило- выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта ни в воздухе, ни на земле. Скажите, были ли случаи нарушения этого правила?

Утром в числе многих звонков раздался и тот, какого мы ожидали. Кто-то глуховатым, едва слышным голосом сообщил, что летчик 16-го гвардейского полка Островский похоронен у станицы Кубанской. Его подбили вражеские "охотники", когда он возвращался домой. Островский выбросился из горящей машины на парашюте и был расстрелян "мессерами" в воздухе.

Узнав об этом, я места себе не мог найти. У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком. Сколько раз я, сбив "мессера", видел, как спускается на парашюте немецкий летчик. Но у меня и мысли не возникало уничтожить его в воздухе.

А они вон как с нашим братом поступают! Ну что ж, твердо решил я, теперь пусть и они не ждут от нас никакой пощады. Не будет ее!

...

Я сделал резкий переворот и сразу же оказался в гуще бомбардировщиков. Поймав в прицел ведущего, я дал по нему короткую очередь из всех пулеметов и пушки.

В одно мгновение передо мной возник огромный огненный шар. Взрыв поглотил "юнкерса". Стена огня неслась мне навстречу. Огромный обломок бомбардировщика пролетел совсем рядом.

Мой самолет по инерции врезался в пламя, его сильно тряхнуло, что-то ударило в обшивку, и, наконец, огонь остался позади. Я осмотрелся; слева и справа шли бомбардировщики. Один из них горел, видимо, его поразил взорвавшийся сосед.

Взял в прицел крайнего справа и дал очередь. Из крыла "юнкерса" вырвалась струя дыма. Он круто развернулся, свалился в пике и стал уходить. Я бросился вдогонку и второй очередью по левому мотору добил его.

Потом рванул свою машину вверх. Правее меня падал "юнкерc", подожженный парой Жердева. А чуть выше нас в небе висело несколько парашютистов — экипаж сбитого самолета.

"Вспомни Островского!" — подсказала мне память. Да, он, которого я любил, как сына, вот так же спускался тогда на парашюте. И фашисты безжалостно расстреляли его в воздухе. Не сдержав гнева, я надавил пальцами на гашетку.
От Claus
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 27.06.2016 16:54:05

Там другое показательно

>У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком.
Действие происходило в 1943, в середине войны.
И если у Покрышкина "в сознании не укладывалось" то в общем то понятно, что нормой такие действия не были.
От Дмитрий Козырев
К Claus (27.06.2016 16:54:05)
Дата 27.06.2016 17:01:39

Re: Там другое...

>то в общем то понятно, что нормой такие действия не были.

так и вопрос стоял "были ли случаи нарушения этого правила?" Т.е. по большому счету сначала следует озадачиться - существовало ли "правило" как правило?
ИМХО в большинстве тактических ситуаций гоняться за прыгнувшим летчиком неудобно, невыгодно и нецелесобразно.

В условиях группового боя, нужно выходить из боя, сопровождать горящую машину, терять высоту.
Над своей терриорией к тому же добивать летчика еще и нерационально, т.к. с большой вероятностью это ценный пленный-"язык".

В дальнейшем же сложившаяся практика мифологизируется.
От badger
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 27.06.2016 15:48:00

Имеет смысл уточнить, почему именно гибель Островского Покрышкина так задела

>Его подбили вражеские "охотники", когда он возвращался домой. Островский выбросился из горящей машины на парашюте и был расстрелян "мессерами" в воздухе.
>...
>Узнав об этом, я места себе не мог найти. У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком.


Вскоре на мою долю вновь выпала задача сопровождать две девятки Пе-2 в
район Мысхако. При определении группы меня настойчиво упрашивал взять на
боевое задание молодой летчик Николай Островский. Но в тот момент он еще
слабо был подготовлен к тяжелым схваткам, которые мы вели здесь.
Островский прибыл в наш полк осенью сорок второго года после окончания
авиашколы. Проверили его летную подготовку. Она была, мягко говоря,
невысока. Стали обучать молодого пилота. Учился он старательно. Однажды
увидел его плачущим, с письмом в руках.
- Островский, - спрашиваю, - что произошло?
Николай протянул мне письмо. В нем сообщалось, что его мать, отца, всех
братьев и сестер, оставшихся на оккупированной территории, гитлеровцы
расстреляли за связь с партизанами. Его боль передалась и мне.
- Вот фашистские выродки!.. Придет время, и мы за все рассчитаемся!
- Тяжело, товарищ командир. Никого из родных у меня теперь не осталось.
- Считай, Коля, теперь меня своим отцом. А ты теперь для меня родной
сын.

http://www.lib.ru/MEMUARY/1939-1945/AVIA/pokrysh.txt
От Cоbа70
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 26.06.2016 18:33:13

А его лётчики сбивали...

Ещё на И-16 винтом кто-то гонял по полю немецкую пехоту...
Типа отгонял немцев от севшего на вынужденную второй И-16, пару тройку голов срубил.
От Балтиец
К Cоbа70 (26.06.2016 18:33:13)
Дата 26.06.2016 19:28:14

Чьи летчики?

Покрышкина?
От Балтиец
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 24.06.2016 13:32:36

Из дневников К.М. Симонова

Вот что написал мне Квасов в своем письме после того, как увидел фильм «Живые и мертвые», напомнивший ему через много лет о событиях 30 июня 1941 года под Бобруйском:

«Наш 212-й отдельный дальний бомбардировочный авиационный полк, которым командовал тогда полковник, а ныне главный маршал авиации товарищ Голованов А. Е., получил боевой приказ: разрушить наведенные фашистами переправы через реку Березину, по которым они должны были переправлять свои наступающие танковые части с западного на восточный берег. 30 июня 1941 года в 17 часов 04 минуты мы на высоте 800 метров звеньями без прикрытия наших истребителей появились над переправами у г. Бобруйска и обрушили бомбовый груз на скопление фашистских танков у переправ. Небо было ясное. Я успел посмотреть на результаты своего бомбардирования. Отчетливо были видны сильные взрывы на самой переправе и в местах скопления вражеской техники. Наш самолет, пилотируемый лейтенантом Ищенко Николаем, был ведомым в звене командира эскадрильи лейтенанта Вдовина Виктора. Вдруг от взрывной волны наш самолет сильно бросило влево, в моей штурманской кабине повыскакивали все стекла, стрелок-радист, младший сержант Кузьмин, крикнул по самолетному переговорному устройству: «Самолет командира эскадрильи взорвался от прямого попадания зенитного снаряда».

Но и нам недолго пришлось продержаться в воздухе. Наш самолет был подожжен фашистским истребителем Ме-109. Стрелок-радист был убит в воздухе. Левая и правая плоскости были в пламени. Меня сильно придавило к сиденью. С большим трудом я повернул голову вправо и назад. Самолет пикировал и был неуправляем. В кабине командира экипажа не было. Как потом оказалось, его выбросило. Все это происходило в какие-то доли секунды. Я потянул на себя ручку нижнего люка и провалился вниз, под самолет. Неподалеку от земли я повис на парашюте. Мимо меня проносились трассы фашистских истребителей. Правая пола кожаного пальто у меня была пробита в трех местах — они расстреливали в воздухе тех, кто чудом остался жив.