>Ну окей. Так часто в Виллариба делили общинную землю по едокам или по работникам?
А Виллариба это что? Западный крестьянин-арендатор у ленд-лорда? Или отечественный общинный землепользователь?
Заметим, что В. П. Воронцов считал потребительской нормой и схему наде
ление землей всех «едоков» (душ обоего пола), и схему при которой землей наделялись только души мужского пола [35, С. 150]. Корректность такого подхода вызывает сомнения, так как одна из этих схем исключает из числа наделяемых землей потребителей всех женщин. Теоретически если у крестьянина 5 дочерей, то по разным схемам разверстки он мог получить разное количество земли: в одном случае на девочек будет выделена земля, в другом нет. Соответственно в первом случае потребительские нормы соблюдались, а в другом нет. В первом случае можно говорить о принципах равенства и справедливости, в другом нет. Но даже объединив две принципиально разные схемы вместе получилось, что наделение землей по потребительским нормам не практикуется в большинстве общин Европейской России. Из этого следует, что по своему характеру переделы в большинстве крестьянских общин не были справедливыми и уравнительными.
Этот вывод подтверждается общей тенденцией выделения в крестьянской массе полярных групп по имущественному признаку, характерной для пореформенного периода. К началу XX в. процесс социального расслоения крестьянства внутри общин был признан официально на уровне комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности [36, С. 95]. Причем в отдельных губерниях прямо констатировалось, что община не смогла выполнить возложенную на нее функцию по предотвращению пролетаризации крестьянства. Этот вывод был основан на материалах статистики, которая показывала динамику роста безлошадных дворов и увеличения недоимок [37, С. 74]. Статистика свидетельствует, что процесс обезземеливания крестьянства шел по нарастающей. Если в 1895 г. в 46 основных земледельческих губерниях Европейской России было 726 388 беззе
мельных дворов [38, Л. 39], то в 1905 г. в 50 губерниях Европейской России насчитывалось 14,7 млн крестьянских дворов, из них количество безземельных составляло уже 2,2 млн (14,9%) [39, С. 197].