Потому что не существовало «общинной» земли, а существовало помещичья.
Крестьян можно было продавать без земли, переселять хоть всех вместе, хоть по частям.
Имени также чудесным образом дробились, запрет на дробление при наследовании просуществовал ажио 15 лет с 1714 по 1731 год.
Братья/сёстры чудесно делили одно имение на два. И появлялось две общины. А потом их дети тоже делили, и появлялось пять общин.
Не существовало «общины», над которой был поставлен помещик. Существовали крестьяне, которые принадлежат помещику, жили и работали на его земле и в силу этого простого факта образовывали «общину», то есть сельское сообщество, с которым помещик взаимодействовал как считал нужным.
Имение представало собой единый имущественный комплекс потому что крестьяне прикреплены к земле и принадлежат помещику, а не потому что у крестьян или «общины» есть мифические права на эту землю.
В той же Испании ещё в начале 19 века половина деревень находилась под юрисдикцией манастырей и светского дворянства. Они там не только землей владели, они там местную власть осуществляли. Дон Алехандро из Вилларибо это не только лендлорд, он ещё и мэр с мировым судьей и приставом в одном лице. И жители воле-неволей стрим взаимодействуют. Вот такая община, она же коммуна.
И, что характерно, Вилларибо можно было продать только целиком, вместе с административными обязанностями в отношении местных жителей.
Так что уникальность «русской общины» не имеет место. Обычный феодальный пережиток.