Количество заброшенных и выловленных этим человеком настоящих и мнимых шпионов так же велико, как и масштабы страны, в которой он руководил разведкой и контрразведкой.
Кан Шэн (Кан Син) родился в 1898 году в Циндао в семье мелкого помещика. Закончил среднюю школу, в 1920 году стал студентом - учился сначала в Циндао, а потом в Шанхайском университете. Одновременно работал учителем сельской школы, а после вступления в компартию Китая (КПК) был слушателем курсов по переподготовке партактива при ЦК КПК. Партийную карьеру делал быстро: в 1926 году он стал секретарем Центрального, а затем Северного районных комитетов КПК Шанхая. В марте 1927 года руководил уличной борьбой рабочих в Шанхайском вооруженном восстании накануне вступления в город Национально-революционной армии. После этого: член ревизионной комиссии, заведующий орготделом ЦК, а в 1931 году уже член ЦК, член политбюро и секретарь ЦК КПК.
В 1933 году Кан Шэн участвовал в работе Пленума Исполкома Коминтерна (ИККИ) в Москве, а в 1935 году был делегатом VII Конгресса Коминтерна. С 1935 по 1937 год он был постоянным членом делегации КПК в ИККИ.
После 6-го Пленума ЦК КПК в ноябре 1938 года было организовано Бюро политической защиты, названное Отделом социальных запросов (Шэхуэйбу), под руководством Кан Шэна.
В сентябре 1940 года Секретариат ЦК КПК издал директиву о подрывной работе: "Центральный Комитет создал рабочий комитет в зоне врага для руководства операциями в крупных городах, оккупированных врагом. Общее руководство осуществляет товарищ Чжоу Эньлай, его заместитель Кан Шэн.
Чунцин является оперативным центром для оккупированных городов на юге Китая, а Яньань для операций на севере...
Первоначально операция преследует цели:А. Сбор разведданных для лучшего ознакомления с ситуацией и изучения полученного опыта.
Б. Использование доступных общественных связей для маскировки мест проведения операций, их исполнения и их последствий.
В. Вербовать и формировать кадры, способные работать на оккупированной врагом территории, в зависимости от их социального происхождения ... ".
К 1941 году Кан Шэн превратил Управление в мощное ведомство, возложив на него и функции Генерального штаба. Одновременно он возглавил комиссию по проверке партийных и беспартийных кадров. Комплекс недоверия ко всем окружающим, сделали из него своего рода "Малюту Скуратова" при Мао Цзедуне. Благодаря ему в жизни Мао появилась Цзян Цин. Женитьба Мао на Цзян Цин (это его четвертая жена) привела к полному духовному и служебному единению любовного треугольника. Впоследствии к ним примкнули Пэн Чжэнь, давний приятель Цзян Цин, и Чжоу Эньлай, друг Пэнь Чжэня. Именно эти люди стали потом инициаторами раскола между КНР и Советским Союзом.
За несколько дней до начала войны Кан Шэн предупредил советских представителей о предстоящем нападении Германии. Пожалуй, это был единственный факт проявления дружественного отношения Кан Шэна к СССР. В дальнейшем деятельность Кан Шэна носила неприязненный, если не сказать враждебный, характер по отношению к СССР и его представителям в Яньани, особенно в период наших военных неудач.
Одновременно с этим Кан Шэн начал чистку партийного и "советского" (Особый район назывался также "советским") аппарата. Дело дошло до того, что в тюрьмах не хватало места, и "разоблаченным шпионам" разрешили продолжать до поры до времени работать на их прежних должностях. Расправился Кан Шэн и с членами "московской группы", то есть теми, кто когда-то учился или находился в длительной командировке в Москве. Все это не могло не вызвать ненависти к нему со стороны китайских коммунистов. Его рейтинг в партии стал падать.
В 1945 году Кан Шэн выступил на VII съезде КПК. Судя по его докладу, в период существования Особого района в сферу его работы входили следующие вопросы: а) военно-разведывательная деятельность японцев против баз КПК; б) гоминьдановская разведка; в) сотрудничество гоминьдановцев с японцами в подготовке шпионских кадров; г) сотрудничество специальных служб США и гоминьдана.
О своем участии в "чжэнфыне", то есть широкомасштабной чистке партийных рядов и разоблачении "капитулянтских элементов, оппортунистов" и вообще всех "догматиков" (в их число входили и самые видные деятели КПК), он даже не упомянул.
Однако всеобщая ненависть партийных кадров к Кан Шэну угрожала внутрипартийной политике Мао Цзедуна. Поэтому в 1949 году Мао отстранил Кан Шэна от руководства службой безопасности. Он сохранил влияние только в Отделе по социальным вопросам (специальные расследования ЦК КПК и внешняя разведка). Кан Шэн способствовал приходу к власти палача камбоджийского народа Пол Пота и "красных кхмеров". Кан Шэну принадлежит идея широкомасштабного использования хуацяо, то есть членов китайской диаспоры в шпионских целях.
Одновременно он руководил группой контроля в Совете по ядерной энергии, отвечавшей за создание в Китае атомной бомбы.
В конце 1954 года Кан Шэн вновь вернулся в Политбюро, где курировал работу спецслужб и международные отношения. Тогда он вместе с Пэнь Чжэнем и Чжоу Эньлаем выступил инициатором разрыва с СССР.
С 1966 года Кан Шэн поддерживал Цзян Цин и всю "банду четырех" в проведении китайской "культурной революции", заслужив негласное прозвище "пятый в банде четырех".
Кан Шэн умер 16 декабря 1975 года. Один из руководителей КНР Ху Яобан отзывался о нем, как об "одном из преступников, которые на пятнадцать лет затормозили ход китайской революции" и который "по некоторым своим акциям превзошел каждого из "банды четырех".
Один из самых знаменитых американских криптоаналитиков обязан своей славой в большей степени сенсационной манере собственных заявлений и в меньшей — достижениям в области дешифрования. И в этом нет ничего удивительного, поскольку Герберт Ярдли был, по-видимому, наиболее обаятельной, эрудированной и яркой личностью среди тех, кто когда-либо занимался криптоанализом.
Ярдли родился 13 апреля 1889 г. в Уортингтоне — маленьком городке на Среднем Западе США. Его детство и юность пришлись на спокойные и безоблачные годы, которые предшествовали первой мировой войне. В школе Ярдли выделялся среди сверстников своей активностью: он был старостой класса, редактором школьной газеты и капитаном футбольной команды. Будучи посредственным учеником по основным предметам, Ярдли имел явную склонность к математическим дисциплинам. Начиная с 16-летнего возраста, его можно было часто застать в местных игорных салонах у покерных столиков за изучением карточной игры, которая позже стала главной страстью в жизни Ярдли. В детстве он хотел стать юристом по уголовным делам, но вместо этого в 23 года устроился работать шифровальщиком в государственном департаменте.
Это было счастливым совпадением, поскольку работа шифровальщика идеально подходила для Ярдли. Его романтический ум приходил в трепет от соприкосновения с потоком мировой истории, который ежедневно проходил через его руки в виде посольских депеш. От своих коллег он слышал фантастические рассказы о криптоаналитиках, которые могли проникать в самые сокровенные государственные тайны. И когда однажды вечером президенту Вильсону было передано сообщение из 500 слов от его советника Хауза, Ярдли с присущей ему дерзостью решил попробовать вскрыть используемый для переписки код. Он был поражен, прочитав это сообщение всего за несколько часов.
Достигнутый успех еще более повысил интерес Ярдли к криптоанализу, и он написал 100-страничную записку по поводу вскрытия американских дипломатических кодов. Глубоко поглощенный проблемой возможного вскрытия очередного шифра, он первым поставил диагноз явлению, которое с тех пор известно среди американских криптоаналитиков как «симптом Ярдли»: «Просыпаясь, я сразу начинаю об этом думать. Засыпая, я все равно продолжаю думать об этом».
В апреле 1917 г., вскоре после вступления США в мировую войну, Ярдли сумел убедить военное министерство в необходимости создания дешифровальной спецслужбы. Он добился успеха не только потому, что американской армии были нужны криптоаналитики, но и благодаря исключительному дару убеждать людей в своей правоте. Уже в первые месяцы работы Ярдли на практике продемонстрировал свои выдающиеся криптоаналитические способности. Он настолько хорошо справлялся с порученными обязанностями, что почти сразу же добился для себя значительного повышения жалованья. Неудивительно, что вскоре 28-летний Ярдли получил звание лейтенанта и назначение на должность начальника криптоаналитического отдела разведуправления военного министерства — отдела МИ-8.
В то время отдел МИ-8 только начинал создаваться. Его учебное отделение по подготовке криптоаналитиков возглавил доктор Джон Мэнли. 52-летний филолог, бывший декан факультета английского языка Чикагского университета, давний и страстный поклонник криптоанализа, Мэнли стал одним из лучших криптоаналитиков МИ-8. Из Чикагского университета Мэнли привел с собой в МИ-8 целую группу докторов философии, членов почетного общества студентов американских колледжей «Фи Бета Каппа». Руководимое им учебное отделение вело обучение криптоанализу в военном колледже армии США. В качестве одного из заданий слушателям учебного отделения предлагалось разработать общие принципы вскрытия кода с перешифровкой, когда кодовая книга известна и требуется определить систему перешифровки.
Отдел МИ-8 быстро разрастался. Одним из первых в нем появилось отделение стеганографии, которое могло читать письма, написанные с использованием более 30 различных систем. Вскоре эксперты-химики этого отделения сумели продемонстрировать свое искусство на практике, обнаружив шпионские послания, которые были написаны невидимыми чернилами, замаскированными под духи с настоящим ароматом.
Позже немцы заменили чернила, имевшие объемную и весьма заметную форму жидкости, химическими веществами, которыми пропитывали шарфы, носки и другие предметы шпионской одежды. После этого их нужно было только намочить в воде, чтобы получить жидкость для тайнописи, которая была настолько тщательно составлена, что вступала в реакцию только с одним определенным химическим веществом, создавая видимый текст.
В ответ американские химики создали реагент, который выявлял тайнопись с применением любого вида чернил, даже чистой воды. Осторожно нагретые кристаллы йода при возгонке превращались в пары фиолетового оттенка, которые более плотно оседали на волокнах бумаги, нарушенных при любом намокании, и тем самым выявляли, как двигалось nepo. Тогда немцы стали писать письма симпатическими чернилами и затем смачивать ими весь лист. Американцы, в свою очередь, начали подвергать полоски бумаги химическим проверкам, которые показывали, была ли поверхность бумаги намочена. Это было почти такой же уликой, как и фактическое обнаружение письма, написанного симпатическими чернилами. Кто, кроме шпиона, станет смачивать письмо специальной жидкостью для тайнописи?
Шедшая с переменным успехом борьба между немецкими и американскими химиками зашла в тупик, когда обе стороны создали универсальный химический реагент, который выявлял симпатические чернила при любых условиях. К тому времени, когда появился этот реагент, отделение тайнописи МИ-8 подвергало проверке 20 тысяч писем в неделю с целью обнаружения невидимых текстов и сумело найти 50 очень важных шпионских посланий. Среди них оказались письма, которые привели к аресту некой Марии Виктории, очаровательной немецкой шпионки, замышлявшей ввезти предназначавшуюся для саботажа взрывчатку в пустотелых статуях Девы Марии и евангельских апостолов!
Отдел МИ-8 также дешифровывал большое количество криптограмм. Он читал дипломатическую шифропереписку Аргентины, Бразилии, Германии, Испании, Коста-Рики, Кубы, Мексики, Панамы и Чили. Служба американской цензуры присылала в МИ-8 перехваченные шифрованные письма. Большинство из них на поверку оказывались любовными посланиями, в которых применялись очень простые шифры. Хотя многие из них были настолько компрометирующими, что Ярдли часто повторял: «Меня весьма раздражает тот факт, что мужья и жены доверяют свою тайную переписку таким слабым методам шифрования».
Самая важная из разработок МИ-8 привела к осуждению Лотара Витцке — единственного немецкого шпиона, приговоренного в США к смертной казни во время первой мировой войны. 25 января 1918 г. при обыске в его багаже было обнаружено шифрованное письмо, датированное 15 января. Оно попало в МИ-8 только весной и пробыло там в течение еще нескольких месяцев, пока криптоаналитики безуспешно пытались его дешифровать. В конце концов это письмо удалось прочитать Мэнли, который в результате выяснил, что оно было послано Эккардтом немецкому консулу в Мексике. Открытый текст письма гласил:
«Предъявитель сего является подданным Германской империи, который путешествует под именем Павла Ваберского. Он является немецким секретным агентом. Если он обратится к вам с просьбой, пожалуйста, обеспечьте ему защиту и окажите помощь. Также выдайте ему до тысячи песо золотом и посылайте его шифрованные телеграммы в наше посольство в качестве официальных консульских депеш».
Когда Мэнли зачитал этот текст в зале суда на закрытом процессе по обвинению Витцке в шпионаже, сомнений в его виновности ни у кого не осталось. Шпион был приговорен к смерти через повешение. Однако Вильсон заменил смертный приговор пожизненным заключением. В 1923 г. Витцке был помилован и выпущен на свободу.
В августе 1918 г. Ярдли отплыл на пароходе в Европу, чтобы поучиться криптоанализу у союзников США в первой мировой войне. Однако Европа встретила Ярдли крайне негостеприимно. Двери комнаты 40 так и остались для него наглухо закрыты, а во Франции его не пустили в криптоаналитическое бюро французского министерства иностранных дел. Только у Холла Ярдли удалось «разжиться» германским военно-морским кодом и дипломатическими кодами некоторых нейтральных государств.
По возвращении из Европы в США Ярдли в полной мере использовал свое уникальное умение убеждать других людей в собственной правоте. В мае 1919 г. он добился от Фрэнка Полка, исполнявшего обязанности государственного секретаря, и от начальника штаба военного министерства согласия на создание «постоянной организации для вскрытия шифров». Эта организация, которая позже стала известна как «Американский черный кабинет», должна была совместно финансироваться двумя министерствами в сумме приблизительно 100 тысяч долларов в год, но ее фактические расходы никогда не достигали этой суммы. По закону платежи Госдепартамента, которые начали поступать в июне 1919 г., не могли быть на законных основаниях израсходованы в пределах Вашингтона, и поэтому Ярдли вместе с подобранным из состава МИ-8 персоналом «Американского черного кабинета» вскоре переехал в Нью-Йорк. Вклад военного министерства в финансирование «Американского черного кабинета» был впервые выплачен лишь 30 июня 1921 г.
Одной из основных задач, поставленных перед «Американским черным кабинетом», было вскрытие кодов Японии, напряженность в отношениях с которой нарастала с каждым днем. В порыве энтузиазма Ярдли пообещал добиться их вскрытия в течение года или в противном случае уйти в отставку. Он пожалел о своей горячности сразу, как только приступил к этому делу, поскольку моментально запутался в открытых текстах на японском языке, не говоря уже о самом шифротексте.
После продолжительного предварительного анализа Ярдли выяснил, что для своих телеграфных сообщений, которые передавались буквами латинского алфавита, японцы использовали несколько видоизмененную форму иероглифической письменности, называемой «катакана». Но, несмотря на самое тщательное изучение перехваченных шифротелеграмм, прочесть их так и не удавалось. Много раз по ночам измученный и потерявший надежду Ярдли поднимался в свою квартиру по лестнице и валился на кровать только для того, чтобы через несколько часов возбужденно вскочить на ноги для проверки новой блестящей идеи, которая снова оказывалась бесплодной.
«К этому времени, — писал он, — я так долго работал с кодированными телеграммами, что каждая их строка, даже каждое кодовое обозначение неизгладимо отпечатались в моей голове. Я мог лежать на кровати с открытыми глазами и заниматься своими исследованиями в кромешной темноте... И вот однажды я проснулся в полночь, так как ушел с работы рано, и откуда-то из темноты пришло убеждение, что определенная последовательность двухбуквенных кодовых обозначений должна абсолютно точно соответствовать слову «Ирландия». Затем передо мной заплясали, быстро сменяясь, другие слова — «независимость», «Германия», «точка»... Великое открытие! Сердце мое замерло, я не смел двинуться с места. Было ли это со мной во сне или наяву? Не сошел ли я с ума? Решение? Наконец-то после всех этих месяцев! Я спрыгнул с кровати и в спешке (поскольку теперь я уже точно знал, что не сплю) почти скатился по лестнице. Дрожащими руками я открыл сейф, схватил папку с бумагами и торопливо начал делать заметки».
В течение часа Ярдли проверял пришедшие ему на ум гипотезы, а затем, убедившись, что начало успешному вскрытию положено, вернулся к себе домой и напился в стельку пьяным. Однако его радость была несколько преждевременной. Ярдли встретился с неожиданными трудностями, пытаясь подыскать переводчика с японского языка. В конце концов он нашел добродушного миссионера, который в феврале 1920 г. сделал для Ярдли первые переводы открытых текстов японских шифротелеграмм. Через месяцев миссионер-переводчик уволился, осознав шпионский характер своей работы. Однако к тому времени один из подчиненных Ярдли совершил поистине неслыханный подвиг, выучив за полгода очень трудный японский язык.
Летом 1921 г. «Американский черный кабинет» прочел японскую шифротелеграмму от 5 июля, направленную в Токио послом Японии в Лондоне и содержавшую первые упоминания о конференции по разоружению, которая должна была состояться в ноябре в Вашингтоне. После этого чтение японской дипломатической шифропереписки стало настолько регулярным, что за несколько месяцев до открытия конференции были введены ежедневные поездки курьеров между «Американским черным кабинетом» и Государственным департаментом. Одно официальное лицо в правительстве США с улыбкой заметило, что руководители Государственного департамента относились к работе криптоаналитиков из «Американского черного кабинета» с восхищением и каждое утро читали дешифрованные ими японские криптограммы, попивая при этом апельсиновый сок или кофе.
Вашингтонская конференция по разоружению должна была ограничить тоннаж крупных военных кораблей. По мере того как переговоры приближались к своему главному результату — договору пяти держав, который устанавливал определенное соотношение тоннажа для Англии, Италии, США, Франции и Японии, персонал Ярдли читал все большее количество секретных шифрованных инструкций, которые предназначались для сторон, участвовавших в переговорах. «”Американский черный кабинет”, глубоко спрятанный за надежными запорами, все видит и все слышит, — писал Ярдли. — Хотя ставни закрыты и окна тщательно зашторены, его зоркие глаза видят, что творится на секретных совещаниях в Вашингтоне, Женеве, Лондоне, Париже, Риме и Токио. Его чуткие уши слышат даже самые слабые шепоты в столицах иностранных государств». Каждый участник переговорного процесса в Вашингтоне стремился добиться наиболее благоприятного для себя тоннажного соотношения. Самой агрессивной была Япония, которая вынашивала широкомасштабные экспансионистские замыслы в отношении Азии, но боялась вызвать недовольство своими действиями со стороны США. В самый разгар конференции, когда Япония потребовала установить для себя соотношение 10 к 7 по сравнению с США, «Американский черный кабинет» прочитал японскую шифротелеграмму за 28 ноября, которую Ярдли позднее назвал самой важной из когда-либо дешифрованных им криптограмм.
«Вам надлежит удвоить усилия для достижения поставленных целей в соответствии с проводимой нами политикой, избегая при этом любых столкновений с Америкой по вопросу об ограничении вооружений, — телеграфировало японское министерство иностранных дел своему послу в Вашингтоне. — Вы должны добиться принятия предложения о соотношении тоннажа 10 к 6 с половиной. Если же, несмотря на все ваши усилия, ввиду сложившейся ситуации и в интересах нашей политики, возникнет потребность пойти на уступки, вам необходимо заручиться согласием всех сторон на ограничение права концентрации военно-морских сил и проведения маневров на Тихом океане в обмен на нашу гарантию сохранить там статус-кво. В принятом соглашении вам также следует сделать соответствующую оговорку, из которой было бы совершенно ясно, что именно в этом состоит наше намерение, когда мы принимаем соотношение 10 к 6».
Уменьшение тоннажа военно-морских сил Японии на 0,5 условных единиц, о котором шла речь в этой японской шифротелеграмме, примерно соответствовало двум крупным боевым кораблям. Поскольку представители США на переговорах своевременно получили из «Американского черного кабинета» информацию о том, что в случае нажима японцы согласятся на увеличение тоннажного соотношения между Америкой и Японией, оставалось только оказать этот нажим на практике. Что и сделал государственный секретарь Чарльз Хьюз.
10 декабря Япония капитулировала. В шифротелеграмме, прочитанной «Американским черным кабинетом», японская делегация на переговорах в Вашингтоне получила инструкцию из Токио о том, чтобы «принять соотношение, предложенное Соединенными Штатами». В результате договор, подписанный пятью державами, установил для США и Японии и соотношение тоннажа крупных военных кораблей в размере 10 к 6. Японцы надеялись на большее, однако добиться желаемого им помешал “Американский черный кабинет”».
За время проведения конференции в «Американском черном кабинете» было прочтено и переведено более 5 тысяч шифросообщений. Вследствие перенапряжения несколько его сотрудников заболели на нервной почве: один начал что-то бессвязно бормотать, другой стал посвящать все свое свободное время ловле бродячей собаки, у которой на боку якобы был записан японский дипломатический код, а третий, терзаемый каким-то неизъяснимым кошмаром, постоянно носил при себе огромную сумку с камнями, собранными на морском берегу. Все трое были вынуждены уйти с работы. Сам Ярдли также оказался на грани нервного расстройства и в феврале 1922 г. получил четырехмесячный отпуск для поправки своего здоровья.
Кроме состояния здоровья сотрудников, предметом постоянной заботы стало также обеспечение безопасности функционирования «Американского черного кабинета». Его почта направлялась на подставной адрес. Фамилия Ярдли не значилась в телефонном справочнике города Нью-Йорка. Замки на дверях менялись как можно чаще. Тем не менее сведения о деятельности «Американского черного кабинета», видимо, все же просочились за рубеж, так как была предпринята по крайней мере одна попытка подкупить Ярдли. Когда она провалилась, на служебное помещение «Американского черного кабинета» был совершен налет, после которого из столов пропали важные документы.
Чтобы не допустить новой пропажи, были приняты дополнительные меры безопасности. Теперь каждый листок бумаги запирался на ночь в сейф, чтобы ничего не оставалось в столах, хотя сотрудникам «Американского черного кабинета» все же разрешалось брать домой шифроматериалы, над вскрытием которых они трудились.
Через некоторое время Ярдли вместе со своими подчиненными переехал в другое служебное здание. В качестве надежного прикрытия для них была создана «Компания по составлению кодов». А чтобы «легенда» выглядела правдоподобно, Ярдли составил «Всеобщий торговый код», которым «Компания по составлению кодов» стала торговать вместе с другими распространенными коммерческими кодами.
В 1924 г. ассигнования «Американскому черному кабинету» были резко сокращены. В результате Ярдли пришлось уволить половину персонала, и штат сотрудников «Американского черного кабинета» сократился примерно до дюжины человек. Однако несмотря на это, по словам Ярдли, «в 1917—1929 гг. “Американскому черному кабинету” удалось прочесть более 45 тысяч шифротелеграмм Англии, Аргентины, Бразилии, Германии, Доминиканской Республики, Испании, Китая, Коста-Рики, Кубы, Либерии, Мексики, Никарагуа, Панамы, Перу, Сальвадора, Советского Союза, Франции, Чили и Японии, а также проделать предварительный анализ многих других кодов, включая коды Ватикана».
В 1929 г. плодотворной деятельности «Американского черного кабинета» неожиданно пришел конец. Дело в том, что Ярдли получал тексты иностранных щифротелеграмм от американских телеграфных компаний, которые передавали ему их с большой неохотой. Когда на пост президента США вступил Герберт Гувер, Ярдли решил урегулировать вопрос о шифроперехвате с новым правительством раз и навсегда. Он задумал составить «памятную записку для доклада прямо президенту с изложением характера деятельности “Американского черного кабинета”, а также необходимых шагов, которые должны быть предприняты, если правительство США пожелает полностью использовать искусное мастерство своих криптоаналитиков». Прежде чем передать записку президенту, Ярдли выждал некоторое время, чтобы выяснить, в каком направлении дует ветер, и обнаружил, что этот ветер был отнюдь не попутным. По высокопарным морализаторским сентенциям первого публичного выступления Гувера в качестве президента Ярдли понял, что «Американский черный кабинет» обречен. И оказался прав.
После того как Генри Стимсон, государственный секретарь при Гувере, пробыл на своем посту несколько месяцев, что, как считал Ярдли, было необходимо для приобретения некоторого опыта практической дипломатии, “Американский черный кабинет” направил ему серию важных дешифрованных криптограмм. Однако в отличие от прежних государственных секретарей, на которых эта тактика всегда оказывала должное воздействие, узнав о существовании «Американского черного кабинета», Стимсон пришел в негодование и сурово осудил его деятельность. Он обозвал ее подлой разновидностью шпионского ремесла и расценил как вероломное нарушение принципа взаимного доверия, которого неуклонно придерживался в своих личных делах и в своей внешней политике.
Все сказанное Стимсоном было совершенно справедливо, если отвергнуть точку зрения, в соответствии с которой любые средства оправданы, если служат интересам родины. Совершив акт морального мужества и прекратив всякую финансовую поддержку «Американского черного кабинета» со стороны Государственного департамента, Стимсон тем самым утвердил главенство принципа над необходимостью. Однако, когда в 1940 году Стимсон стал военным министром, он коренным образом пересмотрел свое мнение относительно чтения иностранной шифропереписки. Оценивая этого факт, следует принять во внимание, что десятилетием ранее международная обстановка была совершенно иной. После окончания второй мировой войны Стимсон, объясняя свой поступок, написал о себе в третьем лице: “В 1929 г. весь мир руководствовался доброй волей, стремлением к прочному миру, и в этом усилии все государства были партнерами. Стимсон, будучи государственным секретарем, вел себя как джентльмен с джентльменами, присланными дружественными государствами в качестве послов и посланников. А джентльмены не читают шифропереписку друг друга… В 1940 году Европа была объята войной, США находились накануне вступления в войну.”
Так как деньги, выделяемые Госдепартаментом, составляли главный доход «Американского черного кабинета», это означало его неизбежное закрытие. Неистраченные 6666 долларов и 66 центов, а также все архивы «Американского черного кабинета» были переданы армейской службе связи. Его сотрудники быстро разбрелись кто куда (служить в армию никто из них не пошел), и 31 октября 1929 г. «Американский черный кабинет» перестал существовать. Десять лет его дешифровальной работы обошлись американской казне в 300 тысяч долларов, при этом Государственный департамент предоставил две трети этой суммы, а военное министерство — одну треть. Ярдли не смог подыскать себе подходящей работы и вернулся домой в родной Уортингтон. Наступившая депрессия лишила его последних сбережений: в августе 1930 г. Ярдли пришлось за бесценок продать все, что он имел. Несколько месяцев спустя Ярдли пришла в голову мысль написать книгу об «Американском черном кабинете» и заработать на этом немного денег, чтобы про-
кормить жену и сына. И когда в конце января 1931 г. его старый приятель по МИ-8 Мэнли, с которым он продолжал поддерживать дружеские отношения, отказался дать ему взаймы 3 тысячи долларов, Ярдли, отчаявшись изыскать другие средства к существованию, приступил к написанию книги. Весной 1931 г. он рассказал об этом в письме к Мэнли:
“Я так долго не занимался никакой настоящей работой, что попросил Бая, моего лит-агента, и Костэйна, редактора “Сатердей ивнинг пост”, помочь мне в создании книги. Я показал им несколько отрывков, и они оба посоветовали мне проделать всю работу самому. Целыми днями я беспомощно сидел за пишущей машинкой. Потом я кое-как двинулся с места и постепенно, подбадриваемый Баем, уверовал в себя. Издательство «Боббс-Меррилл» выдало мне аванс в тысячу долларов. Затем последовала просьба ускорить написание книги. Я начал работать по сменам: несколько часов писал, несколько часов спал. Выходил я из своей комнаты только для того, чтобы купить немного яиц, хлеба, кофе и несколько банок с томатным соком. Боже, ну и писал же я! Иногда я успевал написать всего лишь тысячу слов, но чаще — до 10 тысяч в день. Новые главы я относил Баю, который читал их и излагал мне свои критические замечания. Как бы там ни было, я закончил книгу и подготовил ее отдельные части для публикации в качестве статей. Все это было сделано за 7 недель».
1 июня 1931 г. американское издательство «Боббс-Меррилл компани» опубликовало книгу Ярдли «Американский черный кабинет» объемом в 375 страниц. К этому времени отрывки из нее уже успели появиться в виде трех статей, напечатанных с двухнедельными интервалами в «Сатердей ивнинг пост», ведущем печатном издании того времени.
Ярдли всегда был превосходным рассказчиком. Этот дар красноречия не изменил ему и при написании книги. Благодаря динамичному и интригующему стилю «Американский черный кабинет» сразу же завоевал успех и немедленно был признан классической книгой по истории криптоанализа. Оценки критиков были положительными. Один из них, выступая с хвалебным отзывом, так суммировал преобладающее мнение: «Я считаю, что эта книга является наиболее сенсационным вкладом, когда-либо внесенным американцем в секретную историю мировой войны и первых лет послевоенного периода. Содержащиеся в ней преднамеренно неосторожные высказывания превосходят все, что можно найти в недавних мемуарах европейских тайных агентов».
Газетчики поспешили забросать прави-тельственные органы запросами о том, происходило ли описанное в книге Ярдли на самом деле. Государственный департамент, мастерски продемонстрировав искусство дипломатических уверток, ответил, что «не склонен верить» утверждениям Ярдли. А официальные лица военного министерства пошли на прямую ложь, заявив, что никакого «Американского черного кабинета» никогда не существовало.
Суждения бывших коллег Ярдли по поводу его книги сильно разнились. Мэнли, который сначала предупреждал Ярдли, о том, что «он может подвергнуться очень серьезной критике, если раскроет тот факт, что читал официальные иностранные шифросообщения», после появления статей в «Сатердей ивнинг пост» сказал ему: «Я одобряю эти статьи и думаю, что они хорошо написаны». Мэнли добавил, что сам не стал бы публично говорить о каких-либо дешифровальных успехах, связанных с дружественными государствами, но считает, что основным мотивом Ярдли было заставить правительство воссоздать полноценную криптоаналитическую спецслужбу.
Однако мнение Мэнли разделяли далеко не все американские криптоаналитики. Некоторые из них критически сравнивали поступок Ярдли с нарушением профессиональной этики адвокатом, раскрывшим конфиденциальные сведения о своем клиенте. Другие предупреждали, что колоссальный ущерб, который Ярдли причинил своей стране, станет полностью очевидным только по прошествии многих лет. Некоторый вред, нанесенный книгой Ярдли, стал ощущаться почти немедленно: один армейский криптоаналитик позже вспоминал, что ее опубликование сразу же доставило ему и его коллегам значительные дополнительные заботы.
Сам Ярдли был несколько ошеломлен той бурей, которую вызвала публикация его книги. Он откровенно признался Мэнли: «Если бы я несколько не драматизировал и книгу, и статьи, то читатель бы просто заснул, поскольку, чтобы написать ходкую вещицу, неизбежно приходится драматизировать».
Но когда Ярдли понял, что ему удалось добиться успеха у читателей, он занял несколько другую позицию, опасаясь вызвать снижение читательского интереса к книге своими публичными признаниями в том, что изложенные в ней события сильно “драматизированы”, то есть — вымышлены.
«Разве не очевидно, — спрашивал Ярдли риторически в своем письме редактору “Нью-Йорк ивнинг пост”, — что если практика чтения шифросообщений других государств должна быть исключена по соображениям дипломатии, то в качестве первого шага к такому исключению должно состояться публичное обсуждение сложившегося положения? Мне представляется, что моя книга сможет оказать действительную услугу обществу благодаря тому, что она, по крайней мере, указывает на существующие условия...».
Ярдли развернул контрнаступление на своих критиков в статье в американском журнале “Либерти”, озаглавленной “Выдаем ли мы наши государственные секреты?”. В ней Ярдли обвинил Государственный департамент в вопиющей халатности в шифровальном деле, поскольку там пользовались “кодами XVI века”. Ярдли также заявил, что к его книге следует относиться не как к “какой-то фантастической истории”, а как к публичному разоблачению отставания Соединенных Штатов в области шифрования.
В США “Американский черный кабинет” разошелся в количестве 18 тысяч экземпляров. Еще 5 тысяч были проданы в Англии. Но настоящий фурор книга Ярдли произвела в Японии. Тамошнему министерству иностранных дел пришлось признать, что чтение японских дипломатических шифротелеграмм, о котором говорилось в книге, “объяснялось тем, что правительство не произвело своевременную замену шифров”. Министерство иностранных дел Японии также заявило, что еще в 1921 г., во время проведения Вашингтонской конференции, Ярдли “посетил наше посольство в Вашингтоне и сообщил, что все японские шифрованные телеграммы прочитаны, а затем предложил продать их переводы”.
В свою очередь, военно-морское ведомство Японии выразило удивление, что подобная книга могла быть опубликована “даже в США”, и заверило, что “делает все возможное для сохранения своих радиограмм в секрете”. Воспользовавшись случаем, военные моряки покритиковали министерство иностранных дел за “серьезный промах”, выразившийся в том, что дипломатические шифры не были сменены перед Вашингтонской конференцией, и пообещали оказывать ему помощь в виде консультаций.
Японские газеты одна за другой поведали о сенсации, которую откровения Ярдли произвели в правительственных кругах Японии. При этом сообщалось, что военное и военно-морское ведомства дали задание своим атташе в Вашингтоне купить по несколько экземпляров книги Ярдли. От имени военных было распространено заявление о том, что они “полны решимости принять участие в приближающейся Женевской конференции по ограничению вооружений с соблюдением всех возможных предосторожностей”.
Две японские газеты, выходившие на английском языке, в своих редакционных статьях выразили диаметрально противоположные мнения в отношении разоблачений, сделанных Ярдли. Одна написала в духе Стимсона: “Это очень похоже на распе-чатывание писем других людей — вещь, которую не принято делать”. Другая холодно заметила, что “попытки вскрыть код другого государства являются частью игры”, и поэтому остается только “критиковать наше министерство иностранных дел, а не ругать американцев за то, что в этой игре они выиграли очко у японской команды”.
Интерес к книге Ярдли не ослабевал еще очень долго. 5 ноября 1931 г., в ответ на просьбу Государственного департамента как можно полнее проинформировать его о реакции на “Американский черный кабинет”, посол США в Японии Камерон Форбес сообщил в Вашингтон: “Эта книга произвела в Японии огромное впечатление. Я часто слышу упоминания о ней в беседах с представителями различных кругов. По словам издателей, в Японии уже продано более 40 тысяч ее экземпляров. Она остается бестселлером и в настоящее время”.
Поэтому, когда Стэнли Хорнбек, эксперт по дальневосточным делам в Государственном департаменте, узнал о том, что Ярдли написал новую книгу, в которой цитировались открытые тексты японских дипломатических шифротелеграмм, посланных в ходе проведения Вашингтонской конференции по разоружению, он написал в своей док-
ладной записке от 12 сентября 1932 г.: “Учитывая возбужденное состояние, в котором пребывает сейчас японское общественное мнение и которое характеризуется опасениями или враждебностью в отношении Соединенных Штатов, я решительно настаиваю, чтобы были предприняты все возможные усилия с целью не допустить появления этой книги. Ее публикация значительно увеличит силу взрыва, который назревает в Японии”.
20 февраля 1933 г. судебные исполнители конфисковали рукопись новой книги Ярдли в издательстве “Макмиллан”, куда Ярдли отдал ее после того, как издательская компания “Боббс —Меррилл” наотрез отказалась ее печатать. Однако никакого уголовного дела не было возбуждено ни против “Макмиллана”, ни против Ярдли. Вместо этого правительство США попыталось добиться принятия закона, направленного против таких, как Ярдли.
«Любое лицо, находящееся на правительственной службе, — говорилось в законопроекте “Об обеспечении защиты правительственных документов”, предложенном Государственным департаментом для рассмотрения в Конгрессе, — и получившее от другого лица, или имеющее в своем распоряжении, или имевшее в прошлом доступ к любому официальному дипломатическому коду или к любому документу, подготовленному по такому коду или якобы подготовленному по такому коду, и без разрешения или полномочий полностью опубликовавшее или предоставившее другому лицу любой подобный код, или документ, или любой документ, который был получен в процессе пересылки между каким-либо иностранным правительством и его дипломатическим представительством в Соединенных Штатах Америки, должно подвергаться штрафу в размере не более 10 тысяч долларов, или тюремному заключению на срок не более 10 лет, или и тому и другому, вместе взятым».
10 мая 1933 г. в Сенате прошли дебаты по этому законопроекту. В ходе дебатов сенатор Ки Питтмэн, выдвинувший его от имени правительства, в частности, заявил: “По моему мнению, неприлично, чтобы государственные служащие публиковали секретную корреспонденцию, доступ к которой они получают в силу своего служебного положения. Ничего более этой мерой не предусматривается”. Однако демократ Гомер Боун ехидно спросил: “Мне очень бы хотелось узнать, как же это нам удавалось так долго обходиться без закона подобного рода, начиная с Конгресса 1-го созыва и вплоть до нынешнего Конгресса 73-го созыва?” На это Питтмэн ответил: “Должен заявить, что в прошлом нашему правительству, очевидно, очень повезло в том, что оно доверяло крайне конфиденциальные должности честным, порядочным людям. Однако недавно у него появились веские основания подозревать, что его доверием злоупотребили и могут злоупотребить снова”.
Затем слово взял сенатор Джонсон, который выступил с нападками на законопроект, усматривая в нем угрозу свободе личности: «Внешне он выглядит так же обычно, как свадьба, и так же респектабельно, как похороны... Но этот законопроект бьет мимо цели, которая перед ним была поставлена, когда его вносили на наше рассмотрение... Случилось так, что в один прекрасный день джентльмены из Государственного департамента примчались сюда и заявили, что для того чтобы у наших дверей не загрохотали пушки, необходимо тотчас же принять законопроект “Об обеспечении защиты правительственных документов”... Все это происходило полтора месяца тому назад. С тех самых пор законопроект все еще ожидает утверждения, но никто не слышал о том, чтобы случились те страшные и ужасные вещи, которые, как утверждали, должны были случиться, если этот законопроект не станет тотчас же законом. Таким образом, причин для принятия этого законопроекта, которого вначале так яростно добивались, сейчас не существует и, если спокойно проанализировать прошлое, их никогда не существовало».
Затем Джонсон упомянул о Ярдли и его книге, которую он прочитал и нашел “более или менее интересной”. Джонсон покритиковал Ярдли за то, что тот нарушил “неписаные правила, регулирующие доверительные отношения”, и сообщил, что Ярдли написал еще одну книгу, содержащую открытые тексты дипломатических шифросообщений, связанных с Вашингтонской конференцией по разоружению. Далее Джонсон сказал:
«Вот тут-то и возникла та самая настоятельная “необходимость”. Рукопись этой книги, насколько мне известно, была конфискована, и после ее конфискации в залы Конгресса прибежали эти испуганные джентльмены из Государственного департамента и заявили, что возникла настолько деликатная, опасная и неотложная ситуация, что нужен-де новый закон об уголовной ответственности... Так родился этот законопроект... Здесь мы имеем дело с законопроектом, который нацелен на одно конкретное дело. Он составлен крайне неудачно и никогда не будет применен в этом деле. Он будет оставаться в сводах законов до тех пор, пока в отдаленном будущем, когда все уже забудут о его первоначальной цели, он не будет использован для другой цели, для которой он никогда не предназначался, и причинит много зла. Так всегда случалось с законами подобного рода, принятыми для того, чтобы осудить какое-либо конкретное, уже совершенное нарушение».
Джонсону возразил еще один защитник интересов правительства при рассмотрении законопроекта “Об обеспечении защиты правительственных документов” — сенатор Том Коннэли: “Покажите мне сенатора, который одобрял бы хищение секретных сведений! Если есть таковой, пусть он встанет. Сенаторы, которые приходят в ярость, если человек украдет теленка, и стремятся надолго посадить его в тюрьму, по-видимому, допускают мысль, что другой человек может торговать секретными сведениями или документами, являющимися государственным достоянием, продавать их за деньги газетам и что это будет патриотическим актом и услугой государству. Я не разделяю такой точки зрения... Принимая законопроект, мы пресекаем безнаказанное воровство и безответственный обман доверия. Вот что мы пресекаем. Тем самым мы сможем положить конец цепи предательств, совершаемых в отношении правительства, вот и все”.
Мнение Коннэли, подкрепленное политическим влиянием правительства, возобладало: поименным голосованием законопроект “Об обеспечении защиты правительственных документов” был принят. 10 июня 1933 года, после подписания президентом Франклином Рузвельтом, он стал государственным законом США.
А через четыре дня после этого “Боббс — Меррилл компани” направила в Государственный департамент просьбу одобрить выполнение контракта, заключенного ею в 1931 году с фирмой “Блю Риббон букс” о переиздании книги Ярдли “Американский черный кабинет” тиражом 15 тысяч экземпляров. В этой просьбе также сообщалось, что “Боббс — Меррилл компани” понесет большие финансовые убытки, если ей придется расторгнуть свой контракт с “Блю Риббон букс”, не получив никаких доходов от продажи книги. Тем самым “Боббс — Меррилл компани” попыталась добиться от Государственного департамента разрешения переиздать “Американский черный кабинет”, которое позволило бы ей оградить себя от возможного юридического преследования со стороны министерства юстиции в связи с принятием нового закона.
14 июля Уильям Филлипс, исполняющий обязанности государственного секретаря, дал следующий ответ на обращение “Боббс — Меррилл компани”: “Предоставление Государственным департаментом разрешения на переиздание книги означало бы, что он не имеет возражений против ее публикации и распространения, и связало бы его с действиями автора и издателя, к которым Государственный департамент никогда не относился с одобрением. Поэтому Государственный департамент не может дать такого разрешения. Однако он не хочет усугублять финансовых убытков “Боббс — Меррилл компани” и поэтому не будет препятствовать продаже или распространению 4,5 тысяч экземпляров, уже напечатанных “Блю Риббон букс”.
Этот отказ Государственного департамента разрешить переиздание “Американского черного кабинета” породил легенду о том, что книга Ярдли была запрещена. На самом же деле никаких действий в отношении огромного количества ее экземпляров, которые уже вышли из печати, предпринято не было.
Несмотря на всю эту суматоху, Ярдли оставался абсолютно спокойным. Он воспользовался возможностью, предоставленной ему сенатором из его родного штата, чтобы высказать свои доводы в отношении публикации “Американского черного кабинета”: “Я надеялся, что моя книга заставит Государственный департамент пересмотреть свои собственные кодовые системы и поможет сделать американские дипломатические шифротелеграммы неуязвимыми для иностранных криптоаналитиков”. Однако от дальнейшего участия в полемике вокруг книги Ярдли отказался, сказав, что слишком занят процессом создания новых невидимых суперчернил, чтобы интересоваться всякими законодательными мелочами. Вскоре суперчернила были созданы, но коммерческого успеха не принесли, а Ярдли потерял средний палец на правой руке из-за вызванного ими заражения.
Тогда Ярдли снова попробовал обратиться к писательскому ремеслу. Однако для работы его воображения требовались факты. Приключенческим романам “Красное солнце Японии” и “Белокурая графиня”, написанным Ярдли, недоставало той интригующей увлекательности, которой отличался его основанный на фактическом материале “Американский черный кабинет”. Тем не менее кинокомпания “Метро Голдвин Майер” сочла, что прелестная шпионка, секретные коды и проницательный криптоаналитик из “Белокурой графини” очень подходят для создания фильма. Трудность заключалась в том, что никакой храбрый киногерой не согласился бы на такую скучную канцелярскую работу, как вскрытие шифров. Кинокомпания справилась с этой трудностью, изменив сюжет романа Ярдли и сделав героем кабинетного ученого, который во что бы то ни стало желает отправиться воевать за океан. “Метро Голдвин Майер” заключила с Ярдли выгодный для него контракт, наняв в качестве технического советника. В результате был создан художественный фильм “Рандеву”, премьера которого состоялась 25 октября 1935 года в Нью-Йорке.
В 1938 году после неудачной попытки заняться торговлей недвижимостью Ярдли поступил на службу к китайскому диктатору Чан Кайши с окладом примерно 10 тысяч долларов в год, чтобы заниматься дешифрованием японских криптограмм. В 1940 году Ярдли вернулся из Китая, чтобы отправиться в Канаду. Там он организовал дешифровальное бюро. Из Канады Ярдли вскоре выслали обратно в США, где в 1958 году он умер от сердечного приступа.
В некрологах Ярдли присвоили титул “отца американского криптоанализа”, что лишний раз продемонстрировало то глубокое впечатление, которое книга Ярдли произвела на сознание его сограждан. Несмотря на все ее недостатки, она прочно овладела воображением широкой публики и пробудила интерес к дешифрованию у многих талантливых людей. Их свежие идеи обогатили американский криптоанализ, и несомненная заслуга в этом принадлежит именно Ярдли.
После развала Австро-Венгерской империи на карте Европы появилось новое государство - Чехословакия. Распалась имперская разведка Эвиденцбюро, и были созданы чехословацкие спецслужбы.
Молодой капитан Франтишек Моравец стал во главе разведслужбы Первой армии, дислоцированной в Праге. В в конце 1920-х - начале 1930-х годов приоритетным для него было контрразведывательное направеление: главная угроза для страны исходила от пронацистской агентуры, действовавшей в среде судетских немцев, населявших приграничные с Германией районы. Так, в 1931-1932 годах контрразведка выявила подрывную организацию, действовавшую под видом спортивного клуба "Фольксшпорт" и объединявшую судетских немцев.
Моравец получил повышение. 25 марта 1934 года его назначили начальником Отдела расследований Генерального штаба. Этот отдел объединил разведывательную службу и контрразведку. По предложению Моравца создаются четыре разведывательных центра: в Праге, Брно, Братиславе и Кошице.
После прихода к власти в Германии Гитлера, Моравец начинает искать союзников за рубежом. Он отправляется в Париж, где устанавливает контакт с подполковником Луи Риве, шефом французской разведки. Возвращаясь из Франции, Моравец заехал в Швейцарию, где нашел взаимопонимание с шефом швейцарской военной разведки Роже Масоном. Они заключили тайное соглашение о том, что швейцарцы позволят резидентуре чехословацкой разведки работать в Цюрихе. Военная разведка Швейцарии в этот период (1930-1935 годы) состояла всего из двух офицеров, одним из которых был сам Масон. В 1936 году Моравец в Москве встретился с начальником ГРУ Урицким: СССР и Чехословакия подписали договор о взаимопомощи, предусматривавший и взаимодействие секретных служб.
Вернувшись в Прагу, Моравец занялся реорганизацией своей службы. Начальником контрразведки он назначил майора Бартика, с именем которого связана удивительная история вербовки агента А-54.
10 февраля 1936 года Бартик получил по почте послание, автор которого предложил чехам свои услуги. Кроме того, что он немец, других данных о себе автор не сообщил. Моравец дал указание согласиться на предложение анонима. Почтовый ящик стал наполняться важнейшими сообщениями. Агенту присвоили имя А-54 - чехи так и не узнали его настоящего имени.
Но теперь нам оно известно. Это был Поль Тюммель, личный друг рейхсфюрера Гиммлера, с 1928 года состоявший в рядах НСДАП. С 1933 года он работал в штабе абвера. В 1934 году по личному указанию Гиммлера был переведен в отдел абвера в Дрездене, как раз в тот, который занимался Чехословакией. Под именем доктора Хольма он руководил особо агрессивными разведсетями Нетц 1 и Нетц 2. Никто никогда так и не узнал, что заставило его стать осведомителем чешской разведки. А-54 стал уникальным источником разведывательных данных о планах и действиях нацистов в отношении Чехословакии. Впоследствии Тюммель (новый псевдоним "Фанта") снабдил чешскую, а через нее английскую разведку точными данными о планах нападения на Великобританию ("Морской лев"), на СССР ("Барбаросса") и Грецию ("Марита"). Он работал на чешскую разведку до своего ареста 20 марта 1942 года.
19 мая 1938 года Моравец получил информацию о концентрации германских войск на границе. 29-30 сентября 1938 года лидерами Великобритании, Франции, Германии и Италии было подписано Мюнхенское соглашение, предусматривавшее отторжение от Чехословакии и передачу Германии Судетской области, а также удовлетворение территориальных притязаний к Чехословакии со стороны Венгрии и Польши. Это соглашение предопределило захват Германией Чехословакии в 1939 году и способствовало развязыванию Второй мировой войны.
Сразу после заключения Мюнхенского соглашения подал в отставку шеф чехословацкой разведки полковник Гаек. На его должность с поста руководителя военной разведки был переведен Франтишек Моравец.
Абвер и СД подготовили сепаратистскую акцию в Словакии. 14 марта 1939 года была объявлена независимость Словакии, а на другой день войска вермахта вошли в Прагу.
Моравец и десять офицеров его штаба успели самолетом вывезти секретные досье в Лондон. Среди них было и "дело" агента А-54. Моравец со своим штабом обосновался в отеле "Ван Дейк" и начал работать в тесном контакте с британской разведкой. Его основной задачей было обеспечение работы резидентур чешской разведки, находящихся в Цюрихе, Белграде, Гааге и в Стамбуле, а также поддержание контакта с движением Сопротивления в Чехословакии, которая теперь стала называться "протекторатом Богемия и Моравия".
Там правили шеф СД Рейнхард Гейдрих и верховный судья оберфюрер СС Альфред Функ, которым чешское движение Сопротивления вынесло смертный приговор. 27 мая 1942 года на Рейнхарда Гейдериха было совершено покушение - через неделю он умер в больнице.
По мнению чешских историков, полковник Моравец, разведка которого к этому времени стала филиалом британской, руководствовался двумя соображениями. Первое: показать, что западные державы хотя и медлят с открытием второго фронта, все же не сидят сложа руки. Второе, главное и совершенно секретное, связано с судьбой начальника абвера адмирала Канариса. Тот в это время вел двойную игру: вступив в контакт с британской, а возможно, и американской разведкой. Канарис решил помочь Англии и США сбросить Гитлера, сохранив при этом политическое и социально-экономическое устройство Германии.
Но Гейдрих в чем-то подозревал Канариса, на адмирала было заведено секретное дело. В книге "Бомба для Гейдриха", изданной в Праге, ставится вопрос: "А не должен ли был Гейдрих погибнуть для того, чтобы уцелел Канарис? Быть может, ценою убийства Гейдриха разведки союзников сохранили жизнь своему наиболее ценному осведомителю?"Полковник Моравец продолжал работу. Он поддерживал контакт с официальным представителем советской разведки в Лондоне Иваном Андреевичем Чичаевым. Одним из вопросов, который в то время беспокоил советское руководство, была возможность сепаратных соглашений союзников с нашим общим противником - Германией. Любая информация на этот счет представляла интерес. Известно, что и знаменитый полет "Черной Берты" - перелет Гесса в Великобританию накануне нападения Германии на Советский Союз - представлял большой интерес для СССР. Полковник Моравец охотно и честно помогал советской разведке, хотя он, как и чехословацкое правительство в лондонской эмиграции, находился под опекой англичан. Его информация подтверждала сведения, которые советская разведка и раньше получала о контактах Гесса с английской стороной до его перелета в Шотландию, тем более что все, связанное с этим перелетом, англичане строго засекретили. Секретность не снята и по сей день.
В 1945 году Франтишек Моравец вернулся в Чехословакию. Но что-то не сложилось у него во взаимоотношениях с новым чехословацким руководством. В конце 1947 года он выехал в США, где жил до своей смерти в 1966 году. Девять лет спустя вышло посмертное издание его воспоминаний "Хозяин шпионов".