СЧИТАЕТ ВЛАДИМИР МЕЛЬНИКОВ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПОДКОМИТЕТА КОМИТЕТА ПО ОБОРОНЕ И БЕЗОПАСНОСТИ СОВЕТА ФЕДЕРАЦИИ
— Владимир Ильич, после теракта в Москве президент дал поручение силовым ведомствам существенно изменить соответствующую концепцию. Но ведь у нас уже пять лет /с 1997 года/ концепция национальной безопасности есть. Более того, в 2000 году она была обновлена. Неужели просчеты в этих документах так велики, что действительно нужно изменять всю махину?
— Я не знаю, должна ли концепция быть новой, но ясно одно: ситуация с нашей национальной безопасностью изменилась в корне. Это факт. До 11 сентября в мире не было такого типа террора — столь необычного по массовости жертв, по масштабам и по кадровой и технической оснащенности. Но абсолютное большинство из нас не считали, что это для нас серьезная угроза, даже после того, что случилось в США. /Хотя генерал Шаманов публично предупредил после американской трагедии о возможном возрастании масштабов терроризма и вероятности перенесения акций на нашу территорию./ Уникальный теракт в столице в буквальном смысле поставил нас перед необходимостью немедленно снабдить КНБ принципиально важными элементами.
Концепция национальной безопасности, подновленная в 2000 году и действующая сегодня , не соответствует /абсолютно не по вине ее разработчиков/ сегодняшним угрозам уже потому, что перед нами вызов качественно иной, чем прежде. Достаточно, например, сказать, что нынешние акции сопровождаются такими военно-техническими средствами и, соответственно, таким финансированием, которых террор прошлых времен не знал. И это понятно. В прошлом теракты совершались скорее против отдельных лиц. Нынче террор имеет противником целое государство.
— А разве операция захвата террористами израильской команды на Олимпиаде в Мюнхене была направлена не против государства Израиль, и разве тот теракт был так уж скромен по финансированию?
— По сравнению с терактами бен Ладена мюнхенский захват дешевле на порядки... И то было нападение на небольшую группу вполне определенных лиц. Самолеты на башни, заполненные тысячами людей, не направляли, по 700 заложников не захватывали, мобильниками не пользовались, к компьютерному обеспечению не прибегали. Да и совершенно другая финансовая база у нынешних терактов. При их подготовке сегодня, думаю, счет идет на миллиарды долларов. Событие в Москве также является достаточно серьезным с точки зрения финансирования, очевидно, что теракт направлен именно против государства.
Повторю и подчеркну: террор прошлых лет и последний случившийся теракт имеют настолько большие различия, что угроза 2002 года практически требует особого вида концепции нацбезопасности, которой сегодня просто-напросто нет. Черты ее, по крайней мере некоторые, должны быть таковы /разумеется, это мое мнение, концепция разрабатывается/.
Должна быть единая система борьбы с терроризмом. Государственные структуры изначально теракт допустили и пропустили. И абсолютно не случайно: сегодня единой отлаженной системы профилактики террора у государства просто-напросто нет. Между тем она не только должна быть — она должна действовать автоматически. Без координационных советов, многочисленных совещаний, заседаний, “круглых столов” и многочасовых дискуссий. Итак, необходимость явных и очень важных дополнений в концепцию национальной безопасности продиктована тем, что по объективным причинам наша правоохранительная система оказалась не готова предупредить теракт.
Теперь о самом пресечении теракта. Понятно, что Вооруженные силы — в отличие от правоохранительных органов — предназначены для обороны страны. Но нами даже не разработаны формы, методы и пределы участия армии в операции пресечения действий террористов. Надо наконец-то разобраться и решить, как, когда и в каких пределах целесообразно — при масштабных терактах — использовать армию.
— Так ведь есть мировой опыт — зачем изобретать велосипед?
— У нас специфическая ситуация, суть которой — в переходе от менее стабильной внутриполитической ситуации времен первого президента России, когда концепция национальной безопасности была прописана в самых общих чертах, к сравнительно более стабильной ситуации внутри страны, но при небывалой угрозе международного терроризма. Прежде всего надо внести дополнения в Федеральный закон “О борьбе с терроризмом” — избавить его от абстрактных формулировок и сконцентрироваться на конкретном системном подходе в тех нормативных документах, открытых и закрытых, из которых в целом должно быть ясно, какие силы /МЧС, МВД, спецслужбы и армия/ и как действуют при пресечении терактов и их профилактике.
Очень важно решить проблему “Теракт и СМИ”. 23—26 октября на Дубровке отечественное телевидение, показав террористам перемещения наших сил и даже места, где сидят снайперы, поставило под удар спецслужбы и создало дополнительную угрозу для заложников. В концепцию национальной безопасности, в Федеральный закон “О средствах массовой информации” и в служебные нормативные документы должны быть внесены поправки, обязывающие СМИ мгновенно и неукоснительно выполнять то, что требует консолидированное руководство антитеррористической операцией.
— Это может быть расценено как политическая цензура и наступление на права личности в СМИ. Вас это не останавливает?
— Знаете, я надеюсь, что журналисты тоже выработают применительно к терактам свой профессиональный и нравственный кодекс.
— Все общенациональные начинания у нас, как известно, упираются в недостаток финансовых средств. Какие здесь могут быть решения?
— Мы должны выделить проблему антитеррора и сконцентрировать деньги на нескольних — немногих — направлениях. Не размазывать финансовые средства по структурам — ФСБ, МВД, МЧС, армия, — а собрать в кулак, тщательно выбрав приоритеты финансирования.
— Как бы мы ни выбирали, до тех пор, пока судьбу финансовых потоков решают 27 российских олигархов, каждый из которых может играючи, ногой открыть практически любую дверь на любом политическом уровне, мы будем попрошайничать и не иметь возможности изыскать ни на что сколько-нибудь серьезные средства. Разве интересы магнатов всегда совпадают с государственными?
— Вы знаете, когда российские магнаты чувствуют угрозу самим себе, они сами приносят деньги. Так было, когда возникла реальная опасность реставрации коммунизма. Сегодняшняя ситуация международного террора опасна с иной стороны, но не оценить угрозу наши олигархи не могут.
Подытожу. Новый вариант концепции национальной безопасности должен привести к реальному исправлению наших ошибок, как субъективных, так и связанных с новыми вызовами. Вопрос в том, научили ли нас ошибки! /Версты, 14 ноября /
ИВАНОВ Сергей Борисович Родился в 1953 г. в Ленинграде.
Окончил переводческое отделение филологического факультета Ленинградского государственного университета, затем Высшие курсы КГБ СССР в Минске, 101-ю школу Первого Главного управления КГБ /ныне Академия Службы внешней разведки/.
1981—1998 гг. — прошел путь от оперуполномоченного Первого Главного управления КГБ СССР до первого заместителя начальника одного из управлений Службы внешней разведки РФ.
Был в трех длительных зарубежных командировках в скандинавских странах и Африке.
После реорганизации КГБ продолжил работу в Службе внешней разведки РФ, а затем — в Федеральной службе безопасности РФ.
В 1998—1999 гг. — заместитель директора ФСБ — начальник Департамента анализа, прогноза и стратегического планирования ФСБ.
В 1999—2001 гг. — секретарь Совета безопасности РФ.
С 2001 года — министр обороны Российской Федерации.
Генералы всегда жаждут победы. Можно таким тезисом объяснить решение министра обороны России Сергея Иванова приостановить вывод федеральных войск из Чечни. Можно было бы найти этому решению и эмоциональное объяснение. Но это был бы поверхностный, примитивный взгляд. Военное или политическое решение проблемы Чечни намного глубже и драматичнее.
13 октября, буквально накануне московских событий, спецслужбы Германии опубликовали в газете “Ди Вельт” фрагменты своего секретного досье, которое было подготовлено по заданию ведомства федерального канцлера военными экспертами и разведчиками. В досье констатировалось, что, несмотря на наличие свыше 50 тысяч российских солдат в Чечне, “повстанцам удается поддерживать сопротивление и проводить наступательные операции”.
И действительно, армия выполнила в Чечне операции классического стиля, а к борьбе с вялотекущими партизанскими действиями чеченских сепаратистов она пока в принципе не готова. Отсюда и ранее сделанное заявление министра обороны России о том, что “военная составляющая чеченской кампании закончена”. Дело было за спецслужбами, которые проводили и проводят операции с учетом специфики своей профессиональной подготовленности. Одновременно в Чечне федеральная власть стремилась и стремится создать систему правоохранительных органов, чтобы сами чеченцы и те, кто в Чечне проживает, осуществляли правоохранительную деятельность. Местные власти пытаются привлечь мирное население к сотрудничеству при помощи социально-экономических рычагов. В такой ситуации сама логика анализа говорила, что если уж серьезно рассуждать о “возможностях мирного или немирного урегулирования чеченской проблемы”, что также сделали германские разведчики, то надо бы говорить прежде всего о деятельности российских спецслужб, дееспособности местной администрации и т. д., а не об армии. Но немецкое досье акцентировало свое внимание именно на армии. Почему? Как предполагают авторы досье, “в начале 2003 года в Чечне может начаться новая фаза войны: бои в северокавказской республике примут еще более ожесточенный характер с высоким уровнем потерь. Политическое окончание конфликта является иллюзией”.
Выходит, что немецкие разведчики располагают конфиденциальной информацией о том, что в сопредельных государствах террористы уже успели сформировать серьезные воинские контингенты, способные дать бой Российской армии.
Итак, публикацию так называемого немецкого досье можно смело квалифицировать как предупреждение Москве о грядущих на Кавказе осложнениях. Поэтому призыв депутата Госдумы от Чечни Асламбека Аслаханова к Сергею Иванову “объяснить обществу основания принятого решения о приостановке вывода войск с территории этой республики” звучит чисто риторически. Он должен понимать, что, как удачно подметила английская газета “Таймс”, “какие бы подходящие аргументы в отношении войны России в Чечне ни приводились, они не соответствуют политическому вниманию. Убийство невинных граждан не является частью политического диалога. Убийство не является политическим аргументом. Есть только один ответ людям, которые говорят: “Сделайте так, как мы хотим, или мы убьем всех, кто имел несчастье попасть к нам в руки”. Что должна делать власть, столкнувшись с такой ситуацией? Она должна сделать все возможное, чтобы защитить себя и государство”. Москва это сделала. Устами Сергея Иванова./Век, 6-14 ноября /